Безмолвная честь - Стил Даниэла - Страница 45

• Предыдущая
• 45/72
• Следующая

Такео вздохнул.

— Человек, который передал мне эти бумажки, сказал, что, должно быть, нас отправят в разные места — иначе все мы были бы в одном списке.

Взглянув на него, Рэйко молча расплакалась и обняла мужа. Поблизости слышался плач и возгласы людей, которых тоже разлучали с родственниками. Замужних и женатых детей отправляли из лагеря отдельно от родителей и братьев с сестрами, дядей и тетей. Администрацию лагеря не заботило, кто куда попадет. Вдруг Рэйко поняла, что насчет Хироко еще ничего не известно.

— Для нее мне ничего не дали, — объяснил Такео.

Хироко провела всю ночь в тревоге, уверенная, что родственники уедут без нее, а она останется совершенно одна в чужом лагере — без родственников, друзей и мужа. При одной мысли об этом на следующее утро ее стошнило. Но вскоре после этого, когда она уже собралась в лазарет, за ней пришли. Ее отправляли позднее остальных, очевидно, в другое место, через день после Такео. У нее не было даже времени на размышления. Рэйко с детьми уезжала утром, без мужа и Хироко.

Днем Такео отправился к зданию администрации вместе со множеством других людей, но его объяснения ничего не дали. Он по-прежнему считался японцем, относился к категории риска, в отличие от жены и детей. Они считались «неиностранцами» — так по-новому обозначали граждан. А Такео и Хироко были врагами. Вдобавок то, что он был профессором политологии, настораживало, и Такео предстояло пройти допрос вместе с рядом людей, у которых возникли подобные проблемы. Ему объяснили, что его переведут в лагерь более строгого режима, где будут содержаться переселенцы из группы высокого риска, а жену отправят в место, где возможны большие послабления. Когда Такео спросил, сможет ли он когда-нибудь воссоединиться с семьей, ему ответили, что это зависит от многих причин. Что касается Хироко, она считалась настоящей иностранкой, поскольку ее родители проживали в Японии, а брат служил в авиации. Такео без признаков сочувствия объяснили, что она подпадает под категорию самого высокого риска. Кроме того, в ФБР уже поступило донесение о ее романе с белым, тесно связанным с политикой.

— При чем тут политика? — попытался спорить Такео. — Он был всего лишь моим ассистентом в Стэнфорде.

— Все это мы выясним на допросе, сэр, — коротко ответили ему. — И разберемся с вашей родственницей. Нам хватит времени.

Вечером, рассказывая об этом Рэйко, Такео не сомневался, что его отправят в тюрьму — возможно, вместе с Хироко. За свои связи с Японией она могла дорого поплатиться, несмотря на то что ей исполнилось только девятнадцать и она была влюблена в американца. Логика подсказывала, этих преступлений слишком мало для казни, но никто не был убежден, что их не расстреляют как шпионов, даже Хироко. Слушая Такео и остальных вечером, она уже не сомневалась, что ее увезут в тюрьму как шпионку и, может быть, казнят, и как бы ни была перепугана, она заставила себя смириться с такой участью.

На следующий день, когда Хироко и Такео попрощались с Рэйко и детьми, они были уверены, что больше им никогда не доведется встретиться. Несмотря на то что все детство и юность Хироко слушала рассказы о самураях и их достоинстве, она не могла сдержать горечь, прощаясь с Тами.

— Ты должна поехать с нами, — уверяла ее девочка, снова прикрепляя к пуговице пальто бирку. — Мы не оставим тебя здесь, Хироко.

— Я отправлюсь в другое место, Тами-сан, и может, позднее мы встретимся.

Но несмотря на спокойные уверения, Хироко была смертельно бледна и, обнимая тетю, думала о самой себе, уверенная, что больше никогда не увидится с родственниками. Ей сказали, что Рэйко с детьми отправят в лагерь, где режим менее строг, чем в лагере, куда поместят Такео и Хироко, возможно, там детям будет лучше. Все друзья собрались проводить Рэйко. Уже почти стемнело, лица скрывали сумерки.

Долгое время Так и Рэйко стояли обнявшись, а дети смотрели на них. Такео поцеловал каждого из детей, уверенный, что видит их в последний раз, и попросил их заботиться о матери. Хуже всего было прощание с сыном — кратким и безумно горьким. Вокруг них разыгрывались подобные сцены. Для Кена прощание стало уже вторым за этот день — утром Пегги и ее родителей отправили в Манзанар.

Наконец, ослепленная болью и горечью, Рэйко села с детьми в автобус. Испуганные лица скрылись за темными стеклами, и автобус покатил на север, а Такео и Хироко еще долго смотрели ему вслед. Следующий день вышел еще тяжелее.

Хироко проводила Така. Он был бледным и изнуренным, в свои пятьдесят один год казался древним стариком, хотя всего несколько месяцев назад выглядел молодым и полным сил. На его плечи легло невыносимое бремя, Подобно Рэйко, Хироко думала, что видит дядю в последний раз, и крепилась изо всех сил.

— Береги себя, — мягко попросил он, чувствуя пустоту внутри после расставания с детьми и женой, но все-таки тревожась за Хироко. Впереди ее ждала вся жизнь, будущее — если ее не убьют, что было вполне возможно. Но Такео надеялся, что Питер в конце концов вернется. Эти двое заслуживали счастья. — Да благословит тебя Бог, — добавил он и пошел к автобусу не оглядываясь. Хироко долго смотрела, как автобус скрывается в облаках пыли, а затем вернулась в опустевшую конюшню — ждать утра.

Вечером она побывала на поле, куда они так часто приходили вдвоем с Питером. Она тихо сидела в траве и размышляла, что будет, если она не вернется, если просидит здесь до самой смерти или пока ее не найдут. Что, если утром она не выйдет к автобусу? Впрочем, они знают ее имя и номер, и знают о ее отношениях с Питером. По-видимому, ФБР завело на него дело — и все из-за нее, Хироко, и работы в Стэнфорде. И потом, она рассказала о том, что ее брат служит в авиации Японии. Если она не явится к автобусу, ее станут искать. Они могут что-нибудь сделать с Питером и остальными, если она станет сопротивляться — этого Хироко не могла допустить.

Она долго сидела, думая о Питере, молясь за него, мечтая оказаться рядом, а затем медленно побрела обратно, как когда-то они ходили вдвоем. И подобно видению прошлого, она встретила по дороге старого священника-буддиста и улыбнулась ему. Хироко не знала, помнит ли ее старик, но тот поклонился и остановил ее.

— Я молюсь за тебя и за твоего мужа, — негромко сообщил он. — Иди с миром, и пусть Бог всегда пребудет с тобой. — Он снова поклонился и отошел, словно задумавшись о другом.

Встреча показалась Хироко Божьим даром и укрепила ее.

Рано утром она вымылась и, складывая вещи в маленький чемодан, нашла между матрасами одну из птиц-оригами, которую сделала для Тами. Это была словно весточка, воспоминание о знакомом лице, о тех, кого она любила. Хироко осторожно взяла двумя пальцами невесомую бумажную птицу, подхватила другой рукой чемодан и молча направилась к автобусу. Она заметила одну из подруг Салли, но девочка не узнала ее. К автобусу подошел и один из врачей, с которыми работала Рэйко. Забираясь в автобус, Хироко едва сдержала дрожь, думая о том, что ей предстоит. Но теперь она уже ничего не могла изменить, рядом не было никого из близких. Такео и Рэйко, дети… Питер… Осталось лишь послушаться совета старого священника — помнить о Боге, быть осторожной и ждать Питера. Если она погибнет, что вполне возможно, — так тому и быть. По крайней мере Питер знает, как сильно она его любила.

Тем временем автобус быстро заполнялся, вместе с заключенными в него забирались вооруженные охранники. В автобусе были только женщины, и ужасающие мысли вкрались в голову Хироко, но никто не приблизился к ней. Занавеси на окнах были спущены, никто не видел, куда их везут, и охранники заняли свои места, не выпуская из рук оружие.

Подняв клубы пыли, автобус понес Хироко вперед, к неизвестному будущему.

• Предыдущая
• 45/72
• Следующая