Безмолвная честь - Стил Даниэла - Страница 41
- Предыдущая
- 41/72
- Следующая
Они упустили свой шанс бежать, и теперь предстоит пройти через все испытания.
— Когда-нибудь все будет позади, Хироко. Мы непременно поженимся, — он улыбнулся ей, чувствуя себя совсем юным и глуповатым, — и у нас будет много детей.
— Сколько? — Хироко нравилась эта игра, хотя она до сих пор немного смущалась — ей было странно говорить о собственных детях.
— Шестеро или семеро. — Он усмехнулся, прижал ее к себе и поцеловал. На этот раз поцелуй был страстным и долгим, и Питера вновь охватило желание.
Они стояли в тени покосившегося сарая, солнце садилось, а Питер ощущал податливое тело Хироко. Ему хотелось прижать ее еще ближе, ласкать ее тело, целовать губы, глаза и шею. Он потянулся к ее груди, и Хироко не остановила его, но спустя некоторое время мягко отстранилась. От волнения она едва дышала, а Питер был возбужден гораздо сильнее ее.
— Господи, Хироко, как я хочу тебя! — простонал он, вожделея ее и мучаясь от того, что случилось с ними. Он хотел хоть как-нибудь облегчить ее жизнь, но не мог. Они медленно зашагали обратно к конюшням, но прежде, чем оказались среди людей, Питер вновь обнял ее на открытом поле. Они долго стояли обнявшись. Питер чувствовал ее легкое дыхание, прикосновение узких бедер. На этот раз пламя было готово вспыхнуть, и было что-то неизбежное во всем происходящем, то, что они не пытались остановить.
— Пора возвращаться, — наконец сказала Хироко, ощущая тело Питера так, как никогда прежде, но ее глаза, устремленные на него, были переполнены любовью и доверием, а не сожалением и страхом. Ее желание стало не менее жгучим, чем желание Питера. Они только что упустили единственный шанс, потеряли момент.
Они молча вернулись к остальным рука об руку, и Рэйко с Таком сразу же заметили в них какую-то перемену. В эти дни Хироко казалась повзрослевшей, совсем женщиной, и уверенно принимала любовь Питера. Казалось, она уже принадлежит ему и не боится, что об этом кто-то узнает. Она молча хранила верность Питеру и никогда не снимала узкое серебряное колечко с двумя сердцами, подаренное Питером на Рождество.
— Что давали на ужин? — спросила она, и ей ответили гримасами отвращения, хотя Тами казалась довольной: они получили даже десерт — зеленое желе — и он понравился девочке. При упоминании о желе Хироко рассмеялась. Она вспомнила, как впервые увидела желе в доме родственников и не знала, с какого конца к нему подступиться. Она гоняла прозрачный кубик по тарелке, тот скользил и дрожал, и Хироко пришлось посмотреть, как справилась с ним Тами, добавив к желе взбитых сливок, — такое сочетание сначала вызвало у Хироко тошноту.
Все засмеялись, когда Хироко рассказала о своем замешательстве, а Так начал припоминать забавные истории, случившиеся еще ч те времена, когда он впервые приехал в Штаты. Рэйко рассказала, как странно и неловко чувствовала себя в Японии, куда родители отправили ее учиться. Пока они болтали, из конюшен у дороги донеслось пение. Отовсюду слышались привычные звуки, а заходящее солнце заливало округу ровным неярким светом.
Питер до поздней ночи просидел с ними на деревянных ящиках у двери конюшни. Рэйко и девочки легли спать, Кен отправился в гости к подружке. Так и Питер беседовали. Хироко время от времени подходила к мужчинам, спрашивая, не нужна ли им помощь. Она принесла Таку сигареты и предложила последние запасы из корзины, подаренной Энн. Потом оставила мужчин наедине и вернулась к Рэйко.
— Мне следовало жениться на ней еще несколько месяцев назад, — печально сказал Питер, глядя, как Хироко исчезает в конюшне, словно призрак.
— Когда-нибудь вы поженитесь, — негромко, но уверенно подтвердил Так. Он больше не возражал. Они имели право на счастье, если хотели быть вместе. Таку не хотелось мешать влюбленным. Он наблюдал за ними — в сущности, они были уже женаты, душой и духом. С остальным следовало подождать. — Береги себя, когда будешь в армии. Как думаешь, тебя отправят в Японию?
— Вполне возможно, — согласился Питер. — Приказано явиться в Форт-Орд, но почему-то мне кажется, что нас пошлют в Европу — там сейчас назревают серьезные события.
Мне бы не хотелось воевать против японцев, а потом извиняться за это перед отцом Хироко.
Такео улыбнулся.
— Он тебе понравится — замечательный человек. У него цельный характер, он всегда был неутомимым в работе, старался приобрести передовые взгляды и убеждения. Странно. он так и не смог приехать в Штаты — полагаю, просто не решился позволить себе такой роскоши. Его жена очень милая, но немного старомодная женщина. Хироко во многом похожа на нее. — Но за последние месяцы Хироко заметно изменилась — это видели все. Она стала смелее, меньше вспоминала о прежних привычках. Случай в колледже многому научил ее, она стала более сильной и независимой, а отношения с Питером помогли повзрослеть. — Уверен, когда-нибудь ты познакомишься с ними, — задумчиво продолжал Так, — если, конечно, они переживут войну.
Надеюсь, с ними все будет хорошо. Брат Хироко — почти ровесник Кена, он всего на год старше.
Так беспокоился за сына: в последние дни Кем не скрывал недовольства, утратив все иллюзии насчет своей родины.
Он познакомился со стайкой юношей, которые просто кипели от гнева. Они считали, что родина их предала, что заключение в лагерях — нарушение конституционных прав.
— Возможно, он станет юристом, — с надеждой предположил Питер, а Так улыбнулся.
— Надеюсь.
Ближе к полуночи Питер встал и потянулся — сидеть на деревянных ящиках было неудобно. Он прошел к конюшне попрощаться с Хироко, но, заглянув в дверь, увидел, что она спит на своем самодельном матрасе, завернувшись в одеяло.
Она выглядела так мирно, что Питер долго стоял, глядя на нее, прежде чем тихо повернулся и вышел к Таку.
— Завтра приеду после занятий, — пообещал он перед уходом. Он поступал так каждый день, а в выходные проводил с друзьями целые дни и вечера. Теперь у него не было другой жизни, больше ему нигде не хотелось бывать. Он даже ухитрился пронести мимо охранников кипу бумаг, и Так помог ему исправить учебные планы. Это было единственным занятием Така, и он с жаром предался ему. Пока Так работал, Питер мог больше времени проводить с Хироко.
Рэйко каждый день уходила в лазарет. Они провели в лагере уже две недели, с тех пор прибыло еще несколько тысяч переселенцев. Теперь в лагере собралось более восьми тысяч человек, искать уединенные места, прежде не замеченные другими, становилось все труднее — нельзя было даже посидеть спокойно, не слушая десятка разговоров со всех сторон.
Единственной отрадой Хироко и Питера был дальний конец бывшего ипподрома, поле, заросшее высокой травой, где никто их не видел. Каждый день они бывали там — чтобы прогуляться и побыть вдвоем. Немного побродив, они садились на траву у ограды и почти исчезали в ней. Они сидели, словно дети в своем укромном уголке, смеялись и болтали, забыв обо всем. Для них эти прогулки стали подобны игре.
Питера удивляло, что охрана их не замечает, как и все остальные, но он был рад такому послаблению правил. Они не делали ничего предосудительного, и все же было чудесно, что их никто не замечал в столь многолюдном месте.
Он ложился в траву, болтая с Хироко целыми часами, слушая, как кузнечики стрекочут среди полевых цветов. На краткие минуты, глядя в небо, они делали вид, что свободны, что все идет так, как было бы не случись войны.
— О чем вы замечтались, Питер-сан? — спросила однажды Хироко, когда они лежали рядом, глядя, как плывут по небу облака. Со времени прибытия в лагерь прошло ровно две недели, наступила середина мая, установилась чудесная погода. Небо приобрело оттенок веджвудского фарфора.
— О тебе, — беспечно отозвался он. — А ты, конечно, мечтаешь совсем не обо мне, дорогая? — поддразнил он засмеявшуюся Хироко.
— Иногда я вспоминаю Киото… места, где бывала в детстве. Когда-нибудь я покажу вам их.
Потом Питер задал вопрос, который до сих пор не осмеливался высказать вслух.
- Предыдущая
- 41/72
- Следующая