Безмолвная честь - Стил Даниэла - Страница 34
- Предыдущая
- 34/72
- Следующая
— Не знаю, — отозвался Так, желая вселить в жену смелость ложью, но ложь не удалась. — Думаю, да, Рэй.
Похоже, мы должны быть готовыми ко всему.
Но пока в их жизни ничего не менялось. Несмотря на все слухи, она шла своим чередом: дети ходили в школу, Рэйко и Хироко хлопотали дома. Такео каждый день отправлялся в университет, делая вид, что помогает Питеру. После занятий Кен проводил все свободное время с подружкой.
Какими бы страшными ни становились события в мире, было трудно поверить, что когда-нибудь их пути разойдутся.
Весной Питер часто посещал Хироко. Каждую свободную минуту она посвящала учебе, чтобы загладить вину перед отцом, — читала все, что могла найти о политике, искусстве, истории Америки, притом на английском языке. Ее английский заметно улучшился, Хироко как-то повзрослела. Трагедия в колледже оставила в ее душе заметный след и многому научила.
Она больше не встречалась ни с одной из однокурсниц, не получала никаких вестей из школы, кроме официального письма, в котором администрация поясняла, что сожалеет о ее отсутствии, но понимает ее. Ей пришлось уехать в разгар семестра, и учебное время было потеряно вместе с деньгами отца. Хироко болезненно воспринимала все это и когда-нибудь собиралась возместить ему ущерб. Раз или два она пыталась объяснить это Питеру, и убеждения Хироко тронули его. Внешне она не стыдилась того, что не сумела доучиться год, но в глубине души считала это собственной виной.
Она работала в саду и содержала дом в безупречной чистоте. Когда ей удавалось найти все ингредиенты, она готовила национальные японские блюда. Дети ненавидели японскую еду, а Такео и Питеру она нравилась. Хироко припомнила все традиции и секреты, которым научила ее бабушка, и с наслаждением рассказывала Питеру об обычаях японцев. Постепенно они очаровывали его, но еще больше — то, в какую умелую маленькую женщину превращается Хироко. Она прилежно училась, обсуждала с Питером его работу и события в университете. Они могли сидеть рядом часами, ведя нескончаемые беседы.
— Что же вы собираетесь делать дальше? — спросил Питера Такео как-то в апреле. Было очевидно, что Питер влюблен в Хироко, но в теперешних обстоятельствах, а может, и позже предпринять им было нечего. Совсем иным было положение Така и Рэйко. Они поженились через шесть месяцев после знакомства, а Хироко не могла даже надеяться выйти замуж за Питера в Калифорнии.
— Не знаю, — честно признался Питер. Он размышлял о том, как уговорить Хироко уехать вместе с ним из штата и пожениться, но не был уверен, что она согласится. Согласие отца имело огромную важность для Хироко, а ее отец еще ничего не знал о Питере. Она даже не могла написать и иногда до слез тосковала по родителям. — Я хотел этим летом отправиться в Японию и познакомиться с ее отцом, поговорить с ним, узнать, настолько ли он современен в своих взглядах, как кажется тебе. Но эти планы расстроились после Перл-Харбора.
— Могут пройти годы, прежде чем все это кончится, — грустно заметил Так.
— Она никогда не согласится выйти замуж без разрешения и одобрения родителей, — задумчиво отозвался Питер.
В июне ему предстояло уйти в армию. Призывная комиссия согласилась подождать до окончания семестра — особенно теперь, когда он был главой кафедры. Но никакой властью Питер не обладал, и ему было тревожно оставлять Хироко беззащитной — кроме, разумеется, защиты Танака, Несмотря на войну, Питер хотел жениться на ней, но Хироко настаивала, что они должны получить одобрение ее отца.
— Как думаешь, начнут ли они эвакуацию и здесь, Так? — Они пристально следили за событиями в Сиэтле — этот город располагался в другом штате, но армия там действовала та же самая.
— Не знаю, что и подумать. По-моему, теперь все возможно. Похоже, вся страна спятила и взъярилась на японцев — отчасти мне не в чем обвинить американцев. Мы воюем с Японией, и у них есть причины подозрительно относиться к иностранцам. Но я не понимаю, каким образом в их представлении родившиеся в Америке японцы вдруг стали иностранцами. Это какое-то безумие! — Все юноши-японцы, призванные в армию, были либо отправлены на грязные работы, либо вернулись домой. Ни одному из них не удалось попасть в боевые части. Страна ни в коей мере не доверяла преданности нисей. — Если бы я знал, что будет! Если нас и вправду эвакуируют, мы с семейством отправимся в Нью-Гемпшир. Но я по-прежнему думаю, что вскоре все придет в норму и мы снова получим работу, — он добродушно улыбнулся молодому другу, — и перед нами еще станут извиняться. Хотя что-то подсказывает мне, что это нелепая надежда.
— А по-моему, ничуть не нелепая. Ты не лишен рассудка — в отличие от многих других, — ответил Питер, не переставая думать о Хироко. Он хотел жениться на ней, защитить ее от страха, предубеждения и неуверенности. Но даже приглашая ее поужинать или в кино, Питер не мог защитить ее. Он всегда опасался, что кто-нибудь подойдет к ним, плюнет в сторону Хироко, скажет что-нибудь, крикнет вслед ругательство.
Такое уже случалось, и не только с ними. Хироко пришлось вытерпеть подобные оскорбления на прошлой неделе в бакалее, и Так велел ей впредь посещать только магазины, владельцами которых были нисей. Услышав об этом, Питер сказал Хироко, что теперь он будет тревожиться еще сильнее, уходя в армию и оставляя ее. Каждый день он заводил разговор о браке, но Хироко считала его невозможным — до тех пор пока она вновь не установит связь с семьей, но даже и тогда отец может не согласиться с ее выбором. Но мысль о том, что ей придется выйти замуж за кого-нибудь другого, теперь угнетала Хироко. А Питеру была ненавистна мысль о разлуке, о том, что ему придется день за днем тосковать о ее лице, блестящих черных волосах, плавных, грациозных движениях.
Хироко порхала вокруг него, как птичка-колибри, угощая чаем, улыбаясь, рассказывая что-нибудь забавное про Тами.
Она любила девчушку и вообще всех детей, и все больше Питера увлекала мечта о жизни с Хироко, о рождении их общего ребенка. Он хотел вечно быть рядом с ней, и никакие приказы не могли заставить его передумать.
Хироко смело встретила надвигающуюся беду. Она была всегда спокойна, дружелюбна и рассудительна. Ни разу не выдала свою боль и всегда пыталась утешить и ободрить Питера и остальных.
Глядя на Питера и Хироко, Так искренне жалел их, понимая, что им предстоит проделать долгий и трудный путь к своему будущему.
На следующей неделе прибыли плохие вести от родственников Рэйко из Фресно. Их отправили на остров Терминал, а через две недели — на сборный пункт в Лос-Анджелесе.
Перед отъездом из Фресно им дали всего три дня на распродажу имущества, и они все потеряли. Дом продали за сто долларов, машину просто оставили в гараже, а огромные запасы цветов, приготовленных ко Дню матери, пропали.
— Но это же немыслимо! — со слезами воскликнула Рэйко, читая Таку письмо. — Всего три дня! Что они могли успеть?
Родственников Рэйко эвакуировали вместе с сотнями других японцев и свезли на сборный пункт. Новость казалась нереальной, никто еще не понял, что это значит, когда спустя три недели в Пало-Альто был получен приказ начать эвакуацию. Японцам дали десять дней на то, чтобы продать дома, предприятия, машины, отправить на склад движимое имущество и подготовиться к эвакуации. Главе семьи предстояло явиться в ближайшую гражданскую комендатуру, которая теперь расположилась в старом буддистском храме, чтобы получить дальнейшие инструкции. В тот момент семья не знала, что думать.
Такео узнал о новости еще в университете и по дороге домой видел несколько плакатов. Он остановился, чтобы внимательно прочитать один из них, чувствуя, как колотится его сердце, а на следующее утро текст приказа появился во всех газетах.
Питер пришел к Танака, чтобы предложить свою помощь, и вместе с Таком отправился в комендатуру. Он пытался выяснить, что происходит, но ему объяснили не больше, чем Таку. Через десять, а теперь уже девять дней после оглашения приказа вся семья должна была прибыть на сборный пункт, расположенный на ипподроме Танфоран, в Сан-Бруно. Каждый взрослый имел право взять с собой сто пятьдесят фунтов вещей, в том числе постельные и туалетные принадлежности и одежду. Детям позволялось взять по семьдесят пять фунтов багажа, но с условием, что каждый. должен сам нести свои вещи. Это условие делало нелепым ограничение веса. Ребенок весом пятьдесят фунтов был не в силах нести семидесятипятифунтовые чемоданы или сумки, а Рэйко, Хироко и даже Кен не могли поднять сто пятьдесят фунтов. Так что по сути дела ограничения веса багажа ничего не меняли.
- Предыдущая
- 34/72
- Следующая
