Бессердечный - Корнев Павел Николаевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/76
• Следующая

Беспокоило совсем иное.

– Что делать с самоходной коляской? – спросил у вернувшегося с водой напарника. – Все знали, что мы с дядей не в ладах, не удивлюсь, если сегодня-завтра ко мне нагрянут с обыском.

– Такое разве возможно? – удивился крепыш, заполняя радиатор.

– А сам как думаешь? – фыркнул я.

– Нет! – досадливо махнул приятель рукой. – А карантин? Как они попадут внутрь?

– Рано или поздно подыщут сиятельного с иммунитетом к аггельской чуме. Броневик – прямая улика, наследили мы в имении изрядно.

– Избавься от него, – предложил Рамон.

– Не вариант, – отказался я. – Еще пригодится.

– Лео! Из-за этой консервной банки мы можем угодить за решетку!

Я даже ничего слушать не стал.

– Твой кузен со Слесарки… – прищелкнул пальцами. – Что, если загнать броневик к нему?

– Сдурел? – округлил Рамон глаза. – Не стану я впутывать в это семью!

– А угольный склад?

Крепыш задумался, потом кивнул.

– Знаешь, там есть пара заброшенных пакгаузов, – пробормотал он. – До осени в них точно никто не сунется.

– С отдельным въездом? – уточнил я.

– Есть и такие, – подтвердил приятель. – Поехали!

К этому времени давно рассвело, и высыпавшие на улицы обыватели с любопытством глазели на забрызганный грязью до самой крыши полицейский броневик. К счастью, в окрестностях угольного склада, где теперь работал ночным сторожем Рамон, было безлюдно; там компанию нам составила лишь пара брехливых собак.

Рамон указал на нужные ворота, велел ждать и куда-то убежал, а вернулся уже с увесистой связкой ключей.

– Не волнуйся, – успокоил он меня, отпирая заржавелый амбарный замок, – этот пьянчуга не проснется, даже если у него над ухом корабельная пушка выстрелит.

– Сделай в свою смену дубликат.

– Обязательно.

Ворота подались с жутким скрипом, нам пришлось приналечь изо всех сил, распахивая створки, а потом я загнал броневик в черное от угольной крошки нутро пакгауза, заглушил движок и обессиленно протянул напарнику руку:

– Спасибо! Выручил.

Рамон стиснул ладонь своей лапищей и спросил:

– Награду за убийцу банкира когда стребуешь?

– С утра займусь, – решил я, взглянул на часы и поправился: – Да нет, ближе к обеду уже, наверное.

– Не затягивай с этим, – потребовал крепыш. – Хорошо?

– Не сомневайся даже, – пообещал я, взял трость и выбрался из кабины.

Совместными усилиями нам с грехом пополам удалось захлопнуть ворота склада, Рамон навесил на них замок, измазал его угольной пылью и оценивающе оглядел со всех сторон.

– Сойдет, – решил он.

Стоило бы снять со связки нужный ключ, но от усталости мысли путались, а глаза закрывались сами собой. Бессонная ночь и нервотрепка выжали из меня все соки, и единственное, чего сейчас по-настоящему хотелось, – это лечь в кровать и закрыть глаза.

Поэтому только махнул рукой и отправился домой. Спать.

Но добраться до кровати оказалось не так-то просто.

С толку сбила Елизавета-Мария. Она окинула меня оценивающим взглядом и тоном, не терпящим возражений, заявила:

– Чашка чаю тебе сейчас точно не повредит.

Я взглянул на отражение своей бледной и осунувшейся физиономии, отвернулся от зеркала и кивнул:

– Хорошо, накрывай.

– Попьешь на кухне. Надеюсь, хоть это научит тебя являться домой вовремя!

Выяснять отношения я не стал; просто был не в состоянии. Молча убрал на вешалку пыльную куртку, поставил трость в тубу для зонтов, затем избавился от заляпанных грязью сапог и прошел на кухню.

Уселся у окна, отпил горячего сладкого чаю и бездумно уставился на сад с черными, мокрыми от дождя деревьями.

– Вижу, возвращаться под утро входит у тебя в привычку! – многозначительно заметила суккуб, разжигая плиту.

Я промолчал. Не хотелось ни разговаривать, ни шевелиться, и даже постель больше не манила обещанием забытья, представляясь теперь чем-то нереально далеким.

Я сидел у окна и пил чай.

Елизавета-Мария оставила попытки разговорить меня и поставила на огонь толстую чугунную сковороду. Налила масла, посыпала специй, и по кухне немедленно разлился аромат экзотических приправ. Пару минут спустя на раскаленный металл шлепнулся шмат мяса, но я не обратил на шипение и шкварчание ни малейшего внимания, и лишь когда девушка выставила передо мной тарелку с едва прожаренным бифштексом, выразил свое недоумение:

– Не слишком плотно для завтрака, как ты считаешь?

– Посмотри на себя, кожа да кости! – возразила девушка. – К тому же подозреваю, для тебя это не завтрак, а поздний ужин.

– С чего ты вообще решила, что я хочу есть?

– От тебя пахнет смертью, – спокойно ответила Елизавета-Мария, – а всякое убийство для человека – лишь прелюдия к сытной трапезе. Даже если это убийство себе подобного, так уж издревле повелось.

– Себе подобного? – скривился я. – Сегодня мы прикончили оборотня. Жуткая была тварь.

– Полагаешь, будто так сильно отличаешься от него? – не удержалась девушка от шпильки.

Меня передернуло.

– Отличаюсь! – резко бросил я. – Весьма и весьма. Все ясно?

– Как скажешь, дорогой, – пожала плечами Елизавета-Мария и достала из ящика бутылку хереса. – Да, кстати! Красное вино продолжает пропадать. Урезонь свою белобрысую мартышку, пока я не оторвала ей руки.

– В последнее время мы с лепреконом не находим общего языка, – покачал я головой.

Если начистоту, вымышленный друг детства просто сводил своими выходками с ума. Я не вспоминал о наглом коротышке долгие годы и теперь никак не мог взять в толк, с какой стати он вообще выбрался из подсознания. Это пугало возможной утратой контроля над собственным даром, ведь ни один мой кошмар не задерживался в этом мире так долго, ни одна фантазия не казалась столь реальной.

Елизавета-Мария была лишь личиной суккуба, а что придавало сил лепрекону?

Ответа на этот вопрос у меня не было.

– Этот коротышка пьет как лошадь, – пожаловалась девушка, усаживаясь напротив с бокалом крепленого вина, и придвинула ко мне тарелку с соусом. – Ешь!

Я собирался отказаться, но живот вдруг подвело от голода. И хоть никогда особо не жаловал плохо прожаренное мясо – а на срезе даже выступила кровь, должен был признать, что стейк оказался очень даже ничего. Острый соус с непонятным, но удивительно тонким вкусом прекрасно его оттенял.

– Слышала что-нибудь о Конвенте? – спросил я девушку, отрезая очередной кусочек мяса.

– О Конвенте? – озадачилась Елизавета-Мария и пригубила херес, пытаясь скрыть замешательство. – Это идейные, – сообщила она после долгой паузы, когда уже начало казаться, что мне не дождаться ответа вовсе.

– Идейные? – не понял я.

– Малефик обыкновенный просто счастлив продать свою жалкую душонку в обмен на малую толику силы и прижизненное благополучие. Эти не такие, они грезят о старых временах. Они хотят их вернуть.

– Вот как?

– Именно так, – подтвердила девушка. – А почему ты спрашиваешь?

Я только плечами пожал, не став рассказывать о последних словах умирающего оборотня.

– Не связывайся с Конвентом, – предупредила Елизавета-Мария. – Они опасны, чрезвычайно опасны. Перейдешь им дорогу – они убьют тебя и сожрут душу.

– Откуда вдруг такая забота о моей душе?

На миг из-под личины миловидной девушки проступил истинный облик инфернального создания, и огненно-красные глаза адской твари обожгли меня неприкрытой ненавистью.

– В этом случае я останусь ни с чем! – заявила суккуб.

Но меня так просто было не провести. Я разбирался в страхах и мог сказать точно – суккуб боялась, и боялась за себя, не за меня.

– Тебя ведь призвал из ада малефик? – прищурился я. – Он был из Конвента?

– Не хочу об этом говорить.

– Ты сбежала от него и он ищет тебя? А что будет, если найдет?

– Тебе не удастся вывести меня из себя, Лео, – мило улыбнулась Елизавета-Мария, но я не собирался менять тему разговора.

– Быть может, он и награду объявил? – спросил суккуба, глядя прямо в глаза.

• Предыдущая
• 4/76
• Следующая