Моя шоколадная беби - Степнова Ольга Юрьевна - Страница 53
- Предыдущая
- 53/63
- Следующая
Что-то в его блеклых глазах мелькнуло такое, что Катерина подумала – все, конец. Она не умерла тогда в жухлой сырой траве, так умрет сейчас в своей роскошной квартире.
– Сука, – сказал «бухгалтер». – Черномазая шлюха.
«Вжик-вжик», – подтвердила петля. А Вивальди захлебнулся надрывными скрипками.
– Не ври мне, – не потерял мысль злодейчик. – Агентство, розыгрыши, приколы... чушь! Говори, где брюлики! Или мне разгромить квартиру?
– Что?!
Он подошел к ней и хлестнул резиновым шлангом по щеке. Катя дернулась, но повторила:
– Что?!
И тогда он начал громить квартиру.
Вывернул нутро серванта, смахнув на пол гору посуды. Из рюкзачка достал нож и начал резать кожаные подушки дивана. Потом вспорол кресло.
Катерина зажмурилась.
Вивальди гремел, надрывались скрипки, и все это смахивало на сцену из фильма ужасов.
Если отдать ему драгоценности, убьет он ее или нет?
Проверять не хотелось.
«Мат-Мат!» – мысленно позвала Катерина. «Мат-Мат!» – как молитву повторила она.
Когда она открыла глаза, в гостиной никого не было. Грохот раздавался внизу, со стороны кухни.
Черт ее дернул купить квартиру на такой верхотуре! Соседей ни сбоку, ни сверху, а нижние летом всегда уезжают на дачу. Катерина подергала руку – наручник был не игрушечный. Свободной рукой она не смогла дотянуться даже до пульта, чтобы выключить эту музыку. Она так мечтала о квартире, где пустого пространства будет больше, чем мебели, и теперь у нее под рукой только это пространство. Ничего подходящего ни для самообороны, ни для ... В фильмах в последнюю секунду страдающей героине всегда приходит на ум спасительное решение.
«Мат-Мат!» – только это и приходило на ум.
Грохот на кухне усилился. Потом на мгновение все затихло, и раздались приближающиеся шаги. Он возник со стороны лестницы – убийца без особых примет.
– Почему спальня закрыта? – спросил он и сильно прищурился. – Где ключ?
Он подошел и снова хлестнул ее по щеке резиновым шлангом-удавкой.
«Вжик», – равнодушно сказала петля и отлично сделала свое дело: кожа на щеке лопнула, и теплая струйка крови потекла вниз, к подбородку, на шею.
И тут в дверь позвонили.
Этот звонок означал или спасение или смерть.
Сытов не стал даже пытаться вызвать лифт.
Он кивнул толстой бабе в «аквариуме» как старой знакомой и обреченно потопал по лестнице на верхний этаж.
– Худеем? – крикнула баба вдогонку, но Сытов не удостоил ее ответом, боясь снова ввязаться в гинекологические подробности ее трудной лифтерской жизни.
На седьмом он сделал передышку.
И на десятом присел на ступеньку.
Тринадцатый встретил его тусклой лампочкой и он, не стесняясь, встал на четвереньки. До шестнадцатого дошел, помогая себе руками, – как обезьяна, отметив, что здесь на удивление чистый пол.
Из-за заветной двери слышалась музыка. Играло что-то до боли знакомое, но Сытов не мог вспомнить, что. Он встал на ноги, придерживаясь за стенку, и так, перебирая руками, добрался до кнопки звонка. Он припечатал эту кнопку с остервенением, будто вся его жизнь зависела от того, насколько громко он позвонит.
Музыка за дверью все играла и играла, будоража никудышную память. Что это? Чайковский? Моцарт? Шопен? Дверь никто не открыл. От охватившей его досады Сытов пнул дверь ногой. Потом еще раз, и снова. Но ничего не произошло. Никто не вылетел с воплями: «Что за козел?»
Сытов готов был к чему угодно. Он не будет больше ловить ворон, не даст себя ударить, не позволит закрыть перед носом дверь. Он развернулся к двери спиной и начал равномерно и сильно долбить упругую обивку ногой.
Дверь лифта внезапно открылась, и на площадку вышел Март Маркович Карманов.
Сытов замер с занесенной для удара ногой.
– Ты?! – спросили хором они друг друга. – Ты?!
И помолчали, переваривая увиденное.
– А что, лифт работает? – отмер первым Сытов.
– А чего бы ему не работать? – удивился Март. – Дом вроде не старый...
– Вот и езжай на нем вниз, – посоветовал Сытов, продолжив свое важное дело – бить в дверь ногой.
– Не понял, – нахмурился Март. – Что здесь такое происходит?
– Пришел к любимой женщине, а она не открывает. Слушает Верди, – пояснил Сытов.
– Вообще-то, это моя любимая женщина, – еще больше нахмурил Март детское личико. – И моя подследственная!
– Забудь, что она подследственная. У меня есть доказательства, что она невиновна.
– У те-бя?! – по слогам спросил Март.
– Езжай в свою прокуратуру, – попросил его Сытов, продолжая бить дверь ногой. – У меня к ней очень личное дело. Мне с ней поговорить надо. А потом мы приедем к тебе на... допрос.
И тут Март сделал совершенно невероятную вещь.
Он высоко подпрыгнул и залепил Сытову звонкую пощечину.
– Ты для этого тогда меня напоил?! – пискнул он. – Чтобы выпытать адрес Катерины Ивановны?!
Сытова били на этом месте уже второй раз. Сытов встал покрепче на обе ноги, приподнял Марта за обшлага джинсовой курточки и потряс. От души так потряс, словно попытался вытрясти из него все мысли о Катерине Ивановне.
Март молчал, и голова у него тряслась, как у тряпичной куклы. Это было жалкое зрелище, и Сытов сжалился, наконец: поставил его на ноги, одернул на нем джинсовочку.
– Катька – это мое, – сказал он тихо. – Я ее знаю сто лет, и ты не представляешь, как много в жизни у меня связано с ней. Ты абсолютно здесь не при чем! И поил я тебя от души. Знаешь, что-то в этой квартире не так! Я стучу уже пять минут, музыка гремит, и никто не открывает. Что советует в таких случаях правосудие?..
«Правосудие» с вызовом посмотрело на Сытова, по своему одернуло воротничок на курточке, и со всего маха долбануло маленькой ножкой в дверь.
– Ясно, – пробормотал Сытов, – правосудие как все!
Он снова нажал на звонок.
– Слушай, я начинаю беспокоиться, – Сытов достал мобильный и набрал набивший оскомину Катькин номер. – Никто не подходит, – сообщил он Марту. – Никто не подходит уже почти сутки! И эта музыка... этот Верди...
– Гайдн, Никита. Это Гайдн! Тебе ли не знать! Все это действительно странно. Дай сюда, – Март забрал у Сытова телефон и послушал длинные гудки. – Черт! Сутки, говоришь?
Март разбежался и ударил в дверь плечом. Сытов, одобрительно кивнув, отстранил его, рассудив, что с его цыплячьим весом заниматься этим делом бессмысленно. Разбежавшись, он сам вписался в дверь стокилограммовой тушей. Дверь и не думала поддаваться, но Сытов решил, что доведет это дело до конца.
Музыка вдруг стихла, и через пару секунд голос диктора новостной радиопрограммы произнес: «Московское время двадцать два часа».
Сытов опять разбежался. Второму его удару дверь поддалась на удивление легко. Кто-то открыл замок за секунду до того, как плечо коснулось обивки. Сытов влетел в коридор, ударился о зеркало, висевшее на противоположной стене, и оно пошло перед глазами паутиной знакомых трещин.
«Дурная примета», – подумал Сытов, и тут голова его взорвалась.
«Меня убили, – была последняя мысль. – Наконец-то меня убили!»
Звонок трещал и трещал, а струйка крови стекала на подбородок и капала на красный сарафан. Щека совсем не болела, Вивальди пьянил и не давал потерять сознание. Оставалась маленькая надежда спастись. Оставался маленький шанс, что ей все это снится.
Сейчас она проснется, пересчитает птичек на потолке, потом облака, потом попросит у Мат-Мата кофе, потом сигарету, а потом, хохоча, расскажет свой жуткий сон.
Звонок замолчал, послышались глухие удары в дверь.
Злодейчик стоял посреди гостиной, и в его глазах метнулось беспокойство. Метнулось и пропало – зря Катерина надеялась, что его здравый смысл победит, что он быстренько отстегнет ее от батареи, спрячет удавку в рюкзак, и, улыбнувшись, сообщит, что он все-таки тот самый Леша – лучший киллер из «Агентства развлечений».
– Кто это? – спросил он и снова сильно прищурился.
- Предыдущая
- 53/63
- Следующая
