Ребенок на заказ, или Признания акушерки - Чемберлен Диана - Страница 18

• Предыдущая
• 18/71
• Следующая

Какое-то время я держала открытку в руке. Какой смысл было ее хранить? Хранить все письма, адресованные Ноэль? И все же я вернула ее в пачку. Сейчас мне не нужно было принимать решения.

Прихлебывая чай, я прочитала еще несколько писем. Они были полны благодарности, чувств, которые выражаешь, когда ты вне себя от радости. И мне было необходимо их прочитать после того, как душевное равновесие было нарушено моей собственной печальной открыткой. Я держала пачку писем на коленях, некоторые только мельком просматривая, другие читая от первого до последнего слова и откладывая потом на ручку кресла.

Мне вдруг попался почти пустой лист бумаги, в которой я даже не сразу узнала почтовую бумагу Ноэль. Я не видела ее почтовую бумагу годами – пишет ли кто-нибудь сегодня письма от руки? – но иногда я получала от нее записки на этой бумаге. На листке была только одна строчка:

«Дорогая Анна,

Я начинала писать вам столько раз и вот снова начинаю, не зная даже, как сказать вам…»

И это было все. Только одна эта строчка. Сказать ей что? Кто такая Анна? Я перебрала еще раз письма и открытки в поисках чего-то от Анны. Была только одна открытка с подписью «Ана». Все, что там значилось, было: «Ноэль, наша семья обожает вас! Ана». Имя было написано по-другому, чем в письме Ноэль. Ни фамилии. Ни даты. К письму была прилеплена скотчем фотография маленького мальчика. Отклеив ее, я увидела на обороте имя: Поль Делани.

Не знаю, как сказать вам…

Письмо было начато давно. Персикового цвета бумага размягчилась от времени. Какое это имело теперь значение?

Я отложила неоконченное письмо и продолжала читать остальные, откусывая булочку и прихлебывая мой «Эрл Грей». Только добравшись почти до конца пачки, я обнаружила еще одно неоконченное письмо от Ноэль, на этот раз напечатанное. Оно было слегка помятое. Я помню, что мне пришлось его разгладить. Читая письмо, я втянула в себя воздух и забыла его выдохнуть. А потом я вскочила так быстро и резко, что опрокинула на пол чашку.

Университет Северной Каролины – Уилмингтон 1988

На второй день после того, как новички заполнили общежитие Гэллоуэй, Ноэль ходила по коридорам, оставляя посещение комнаты 305 напоследок, как она каждое утро обычно оставляла чернику во фруктовом салате, потому что любила ее больше всего. Но по поводу черники она никогда так не нервничала, как нервничала сейчас из-за комнаты 305.

Еще в коридоре она услышала смех, доносившийся из полуоткрытой двери. Эти две девушки, Эмерсон Макгэррити и Тара Локк, дружили. Ноэль постучала, заглянув внутрь. Они сидели на кровати у окна, рассматривая альбомы с пластинками. Подруги взглянули на нее, и она сейчас же узнала, которая из них была Тара – кареглазая блондинка и которая – Эмерсон. У нее были длинные темные кудрявые волосы. Ноэль точно знала, как трудно их расчесывать.

– Привет, – улыбнулась она. – Я – Ноэль Дауни, ваша староста. Я обхожу все комнаты, чтобы со всеми познакомиться.

Босая блондинка вскочила и протянула руку.

– Я – Тара, – сказала она.

Ноэль пожала ей руку и обратилась к Эмерсон, которая продолжала сидеть с пластинками на коленях. Ноэль пришлось наклониться, чтобы пожать ей руку.

– Эмерсон? – спросила она.

– Точно. – У Эм оказалась приятная улыбка, теплая и ободряющая. Ноэль было трудно отпустить ее руку.

– Хочешь присесть? – Тара показала на стул у письменного столика, и Ноэль удивилась собственной готовности на него опуститься. Колени у нее внезапно подогнулись.

– Я слышала, вы смеялись, как давние подруги, – сказала она. – Вы познакомились еще до приезда сюда?

Взглянув друг на друга, они снова засмеялись.

– Это сразу чувствуется, – сказала Тара. Из них двоих она была более открытая. Это было заметно по ее блестящим глазам, по ее самоуверенной манере говорить.

– Мы сразу сошлись, – сказала Эмерсон. – Однажды летом мы говорили по телефону о том, что с собой взять, но мы совсем не знали друг друга.

– А когда мы вчера встретились, то почувствовали, словно всегда знали друг друга, – сказала Тара. – Мы проговорили всю ночь.

– Отлично, – сказала Ноэль. – Так не всегда складывается. – И не всегда длится, подумала она про себя. Она надеялась, что у этих двоих все сложится хорошо. Она уже желала для Эмерсон всего самого лучшего. Собственные чувства пугали Ноэль. Они были такие глубокие. Ей следовало следить за собой, за тем, что она говорит и делает. Это будет нелегко. Ей нужно обращаться с Эмерсон так же, как и с другими студентами.

Ноэль взглянула на фотографии в рамках на туалетных столиках. Она неуверенно поднялась на ноги и взяла фотографию молодого человека с длинными темными волосами до плеч. Парень показался ей знакомым. У него были правильные черты лица и такое сочетание голубых глаз и темных волос, которое трудно было бы забыть.

– Кто этот парень? – Она перевела взгляд с Эмерсон на Тару.

– Сэм, – сказала Тара. – Мой друг. Он здесь учится. Юрист. – Она явно им гордилась. – Он не живет в общежитии.

– А, – сказала Ноэль. – Мне кажется, я его видела. Неплохо иметь такого дружка?

– О да. – Тара засмеялась, как будто вопрос показался ей глупым. Ноэль считала, что он и был таким. Но у нее исчезла обычно свойственная ей ясность в мыслях.

– Он летом подстригся и теперь выглядит совсем по-другому, – сказала Тара.

Ноэль взяла фотографию с другого туалетного столика. Собственно, эта и была ей нужна. Ее черника в салате. Это была семейная фотография. Эмерсон с мужчиной и женщиной. У женщины были короткие рыжеватые волосы и широкая улыбка, выглядела она молодо. Может быть, лет тридцати. Ноэль взглянула на Эмерсон.

– Твои родители? – спросила она.

– Ага. Дружка пока еще нет. – Эм засмеялась. – Надо будет поискать.

– Где они живут? – Ноэль не могла оторвать взгляд от лица женщины.

– В Калифорнии.

– Калифорния! – Не ошиблась ли она? – Значит, Уилмингтон… Вы не жили здесь раньше? – Вопрос был странный. Ноэль поняла это, как только он у нее вырвался. Но Эмерсон, казалось, ничего не заметила.

– На самом деле я жила здесь и доучилась до последнего класса, а потом отца перевели в Гринсборо, и я кончила школу там. А после его перевели в Лос-Анджелес, но я захотела остаться в Северной Каролине. Я люблю Уилмингтон.

– А я из Уэйк-Форест, – сообщила Тара.

Ноэль заставила себя поставить фотографию обратно на туалетный столик Эмерсон.

– Откуда у тебя такое имя?

– Это девичья фамилия моей матери, – сказала Эмерсон.

«Да, – подумала Ноэль, – да».

– Расскажите мне побольше о своих семьях, – сказала она, садясь. Другим студентам она такой вопрос не задавала. Она говорила с ними об их расписании, их специальности, их интересах. Но и этой беседе она постарается придать обычный характер.

Тара начала первой, как Ноэль и ожидала. Ее отец – бухгалтер, мать – домашняя хозяйка. Она – единственный ребенок в семье.

– И я тоже, – вставила Эмерсон.

«А ты – нет», – подумала про себя Ноэль.

Тара могла болтать, не переставая. Ее специальность – театральное искусство. Это нисколько не удивило Ноэль. При других обстоятельствах Тара могла бы заинтересовать Ноэль – своей открытостью, своей энергией, – но сейчас ей ужасно хотелось послушать Эмерсон.

– Значит, ты тоже единственный ребенок, – сказала Ноэль, когда, наконец, смогла перенести на Эм свое внимание.

– Да. Моя мама – медсестра, а мой отец – менеджер по продажам в крупной мебельной компании.

Медсестра!

– И моя специальность – медицина, – выпалила Ноэль. И тут же напомнила себе: не о тебе речь. Но все же речь шла именно о ней, и она это знала. Она снова взглянула на фотографию родителей Эмерсон, сосредоточившись на женщине с широкой улыбкой.

– Они будут к тебе приезжать или ты станешь ездить к ним в Калифорнию?

• Предыдущая
• 18/71
• Следующая