Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич - Страница 55
- Предыдущая
- 55/110
- Следующая
Потом княжна подошла к Краснушкину и, мило улыбаясь, проговорила:
— Я прибыла в Ваше полное распоряжение, господин доктор!
Краснушкин слегка пожал протянутую ему руку и, в свою очередь, справился, где бы хотела работать княжна.
— Где Вы укажете! Может быть лучше всего под руководством госпожи Звонарёвой? Я слышала о ней хорошие отзывы. При условии, конечно, если сама Варвара Васильевна против этого не будет возражать, — обернулась к Звонарёвой великая княжна.
Варя также ответила княжне улыбкой и поклонилась. А сама подумала: «Нелёгкая тебя принесла на нашу голову! Будет теперь морока!».
— Быть может Варвара Васильевна разрешит мне поместиться с ней? Я буду за это очень признательна и благодарна, — сказала княжна.
— С огромным удовольствием, — не задумываясь, ответила Варя.
Перед самым отправлением императрица вручила дочери небольшой свёрток с нательными крестами и иконками — личное благословение «святого старца» Григория Распутина.
Поездка была трудной. На каждой большой станции княжну встречали «отцы городов» — депутации с изъявлением верноподданнических чувств. Поезд приходилось задерживать. Краснушкин нервничал, клял в душе всю императорскую фамилию, но изменить ничего не мог. С большим опоздание прибыли в Варшаву. И снова на вокзале стояла в почтительном поклоне целая свита варшавских городских властей. Среди вельмож княжна увидела бравого гвардейского офицера со стеком в руках — своего дядюшку великого князя Дмитрия Павловича. По тому, как порозовело её лицо, шея, даже мочки ушей, как вспыхнули радостью глаза, нетрудно было догадаться, что встречи этой она ждала всю дорогу, что может быть, из-за неё была затеяна и вся эта поездка.
Княжна сразу забыла о поезде, о своих обязанностях сестры, о раненых, о «святых дарах» «святого старца» и, поддерживаемая под руку великим князем, в сопровождении пышной свиты удалилась в город.
— Даже не изволила доложить, куда поехала и когда осчастливит своим возвращением, — кипела негодованием Варя. — И это монархи, печалящиеся о своих страдающих подданных! Да плевать они на всех хотели. Здесь, может быть, раненые умирают, а им что — увеселительные прогулки, рауты.
— Тише, Варя, тише, — взмолился Краснушкин. — Интересно, разве можно было другого ожидать?
— Ничего я не ожидала, просто я извелась за эту дорогу. Всякие княжны рядом, а тут у них под носом везём пять тюков прокламаций и типографский шрифт. С ума сойти можно!
— Наоборот, — засмеялся Краснушкин. — Ни один шпик не осмелится носа показать.
Варя и Краснушкин переодевались, мыли руки, готовясь к приёму раненых.
В окно вагона Варя увидела улыбающиеся лица Блохина и Анели.
Получив распоряжение доктора Дистерло осмотреть двух тяжелораненых офицеров на месте, Варя поспешила на эвакопункт. Небольшой, на скорую руку организованный госпиталь был забит ранеными, пострадавшими от морозов, и просто больными солдатами. Худые, с провалившимися, лихорадочно блестевшими глазами, они стонали, звали сестёр, врачей, просили, требовали и просто молили оказать помощь. Мест не хватало. Раненые лежали в коридорах, на полу, на тоненьких подстилках или просто на шинелях, метались в бреду, запекшимися от палящего жара губами просили пить.
У Вари упало сердце. Она привыкла к виду крови на операционном столе, не боялась стонов больных, которых оперировала, потому что знала: им будет лучше благодаря её заботе. А здесь она содрогнулась: сотни людей нуждались в помощи, и им не могли помочь. Они стонали, и крики их были страшны. Санпоезд забирал только офицеров, и то небольшую часть, а остальные оставались на произвол судьбы…
В небольшой комнатке-кладовушке у Анели навстречу Варе поднялась молодая женщина в тёмном полупальто с меховым пушистым воротником и в такой же тёплой шапочке. Круглое белое лицо, светлые заплаканные глаза лицо очень знакомого человека. Женщина всхлипывала, с трудом выговаривая слова:
— Варвара Васильевна, родная, помогите! Видно, судьба посылает Вас, когда очень трудно. Помните Красноярск? Пурга, ночь, молодой человек с простреленной ногой — Павел, мой жених, и я, Зоя Свинцова. Как мы выхаживали его вместе, помните?
— Господи, — прошептала Варя. — Вот встреча… Но что случилось, почему Вы здесь, где Павел? Вы же уехали тогда за границу?
— Мы уже давно в России. Жили в Москве. Павла мобилизовали. А сейчас он умирает… — Зоя залилась слезами.
С трудом расспрашивая то Анелю, то Зою, Варе удалось узнать, что Павел Сидорин, один из членов Московского комитета большевиков, по заданию партии вёл на фронте большую пропагандисткую работу. Его обнаружили. Он сумел бы уйти, скрыться, если бы не несчастный случай. Рядом с ним разорвался снаряд. Павел был ранен осколками в ногу и руку. Его подобрали хорошо знавшие Павла солдаты. Они-то и дали знать Анеле. А она — Зое, работавшей здесь, в Союзе городов. Павла пока ещё не опознали.
— А если опознают?… — Остановившимися от ужаса глазами Зоя смотрела на Варю. — Его же расстреляют! Они звери, они даже не подумают его лечить…
Варя присела на кучу грязного белья. Ноги не держали её. От всего пережитого, от усталости и волнений последних дней тяжкая дурнота подступала к горлу, не хватало воздуха, хотелось просто по-бабьи, навзрыд плакать. Но плакать она не имела права. От неё ждали помощи, и она должна была помочь.
— Анеля, оформите документы на Павла как на офицера, сделайте это любыми средствами. Лишь бы пронести в поезд, а там я всё беру на себя. Мы его сохраним. Не плачь, Зоя.
Варя поднялась, глубоко вздохнула. Зоя кинулась к ней на грудь, плача уже от радости, от надежды на спасение.
К девяти часам вечера все раненые были приняты. Врачи, сёстры, санитары валились с ног от усталости, а впереди ждала масса работы: осмотр больных, оказание им квалифицированной помощи — снова бинты, йод, лекарства…
В отдельном купе поместили троих тяжёлых — поручика 54-го Сибирского полка Павла Сидорина с перебитыми осколками снаряда рукой и ногой. Документов при нём не оказалось — было только составлено в эвакопункте медицинское заключение. Поручик был без памяти. В жару метался и второй больной — молодой черноволосый и черноглазый офицер. Разрывная пуля раздробила ему бедро, начиналось нагноение, грозившее перейти в общее заражение крови. Требовалась немедленная операция, немедленное хирургическое вмешательство, клинический квалифицированный уход. Не в лучшем состоянии был пожилой капитан со слипшимися от испарины жидкими волосами. Восковой бледностью лицо, запавшие виски и заострившийся нос пугали Варю. Больной тяжело дышал, хрипел и кашлял кровью — сквозное ранение в грудь, пуля прошла, задев лёгкое.
«Что же мы стоим, пора давно отправляться, — тревожно думала Варя, в то время как её руки спокойно, независимо от неё делали своё дело. Сделав инъекцию камфары капитану и посадив около него сестру Абросимову, Варя вышла в коридор на поиски Краснушкина. Она застала его в перевязочной вместе с Дистерло.
— Что делать — ума не приложу, — растерянно говорил Дистерло. Уехать без княжны невозможно.
— А ждать, ждать возможно? — горячо вступила в разговор Варя. — Вы же врач и сами знаете, что мы рискуем жизнью троих людей.
— Вы оба правы, господа, — сказал Краснушкин. — Поэтому я предлагаю съездить за княжной. Сейчас же. Во всяком случае, мы предупредим её, что уезжаем. Попросим полковника Лялина и Вас, Варвара Васильевна, больше некому. Я узнал: княжна на бале у генерала Рузского…
Когда Варя и Лялин подъезжали на извозчике к резиденции Рузского, дворец сиял огнями. У подъезда было много карет, изящных модных пролеток. Слышалась музыка, смех, царила атмосфера праздничной суеты. Дежурный офицер, взглянув на полковничьи погоны Лялина и его форму Семёновского полка, с поклоном отворил дверь, и Варя очутилась в роскошном, залитом светом вестибюле. Причудливые тропические растения обвивали белые мраморные колонны, огромные пальмы лениво дремали, раскинув свои тёмно-зелёные резные ветви, алый, с серебристым, как иней, ворсом ковёр застилал широкую мраморную лестницу, ведущую в зал, откуда доносилась музыка. Слышался смех и праздничный говор нарядной толпы.
- Предыдущая
- 55/110
- Следующая
