Избранное в 2 томах. Том 2 - Крапивин Владислав Петрович - Страница 65

• Предыдущая
• 65/86
• Следующая

Тим сиротливо побрякал медяками:

— У меня только на катер. А у тебя?

Славка вывернул пустой правый карман. А левый, истертый ракушками, камешками, крабьими клешнями и другими береговыми находками, был дыряв. Славка пропустил сквозь него руку навылет. Растопыренная пятерня высунулась из короткой штанины. Славка торжественно показал ее Тиму.

— Миллионер, — сказал Тим. — Рокфеллер.

— Кто Рокфеллер? — спросил Славка. Взял Тима в охапку и аккуратно уложил в траву у забора.

Тим извернулся. Они с хохотом покатились, молотя землю перемазанными суриком ногами, пугая маленьких серых ящериц… Прогоняя остатки тревоги.

Славка сел Тиму на грудь. Коленками прижал к земле его локти.

— Возмездие неизбежно, — заявил он, — Ты меня обругал два раза: профессором и миллионером. Было?

— Было, — покаялся Тим.

— За профессора — раз, — сказал Славка и хлопнул Тима указательным пальцем по переносице.

— Раз, — согласился Тим и зажмурил один глаз.

— За миллионера — два!

Тим зажмурил второй глаз и сказал:

— Людоед.

— За людоеда — три.

— Сдаюсь, — сказал Тим, который никогда никому не сдавался всерьез.

Славка поднял его. Тим пожаловался:

— Теперь я совсем инвалид.

— Не дойдешь — донесу, — пообещал Славка.

У самой пристани Тим вдруг остановился. Сунул руки в карманы. Задумчиво посмотрел на Славку.

— От судьбы не уйдешь, — сокрушенно сказал он. — Ключи я все-таки потерял.

Мама была спокойной и ласковой. Она не стала упрекать Славку и Тима, что долго болтались где-то. Сразу их накормила, а потом помогла оттереть краску. И сказала:

— Теперь от вас разит за версту, как от старых примусов. Пошли купаться, смоете керосин!

Славка и Тим заорали «ура!».

Купались на городском пляже. Мама развеселилась. Она была похожа на девчонку в красном купальнике. Она гонялась за Славкой и Тимом, брызгала их, и на плечах у нее горели солнечные зайчики.

Потом все трое, взявшись за руки, ныряли с бетонных ступеней.

И лишь когда наплавались и напрыгались, мама села в сторонке и снова сделалась слишком спокойной. Непонятно как-то смотрела на Славку.

Славка осторожно подошел.

— Мама, ты чего?

— Ничего, Славик. Я, кажется, тебе очень завидую.

— Почему?

— У меня никогда не было такого друга, как твой Тим… Это же надо придумать: цепь…

— Ты правда на него не сердишься?

— Я его люблю, — сказал мама. И вскочила: — Не пойти ли нам, товарищи, в кино? Двухсерийный фильм «Четыре мушкетера»! Говорят, глупость ужасная, но очень смешно!

…В общем, это был прекрасный день. И прекрасный вечер. И Славка уснул счастливый.

Утро тоже было замечательное. Безоблачное. Мама проводила Славку до школы. На крыльце он, не стесняясь, чмокнул маму в щеку. А что? Многих провожали, и многие так делали. Мама потрогала его кисточку на макушке и сказала:

— Ни пуха ни пера…

А когда перешла площадь, помахала Славке с лестничной площадки…

Когда кончился третий урок, за окнами потемнело, и ударил дождик. Но это был теплый летний дождик. Он весело звенел по стеклам, плескался в листьях и лупил каплями по асфальту.

На перемене в коридорах стали появляться мокрые взрослые. Это родители, бабушки и дедушки несли ребятам плащи и зонтики. Славку отыскал Наездник. Он держал под мышкой желтый полиэтиленовый сверток. Значит, о Диньке тоже позаботились.

— Слава, тебя внизу какая-то тетя спрашивает, плащ принесла!

Славка побежал на первый этаж. Он был уверен, что увидит маму. Но у раздевалки стояла баба Вера.

— Вот, Славушка… — Она протянула голубую прозрачную накидку. — А то намокнешь, простудишься…

— Да что ты, баба Вера… Зачем? Маленький я, что ли? Говоришь, ходить трудно, а сама…

Баба Вера смотрела нерешительно и куда-то мимо Славки. Шевелила губами.

— Устала, да? — неловко сказал Славка.

— Тут еще… вот. Письмо тебе, Славушка.

Он удивился. И сразу почему-то встревожился. Взял белый, без надписи, конверт. Рванул. Развернул клетчатый листок…

«Хороший мой, Кисточка моя, не обижайся и не сердись. Я ничего не сказала заранее, чтобы не было лишних слез. Ты уехать не смог, а я не могу остаться. Все так перепуталось в моей взрослой жизни… Я обязательно приеду, как только во всем разберусь и все решу. Может быть, скоро. Не грусти, ты уже большой. Я только вчера поняла, что ты уже большой и имеешь право выбирать сам… Слушайся бабу Веру, помогай ей. Она очень хорошая. Я скоро подробно напишу обо всем.

Передай привет Тиму.

Крепко-крепко обнимаю тебя и целую.

Мама».

«Странно, — подумал Славка. — Дождик идет. Динька стоит. Ребята бегают. Все как раньше…»

Мама уехала, все должно стать черным. А осталось прежним. И сам он, Славка… стоял и ничего не чувствовал. И тут он вспомнил: он читал где-то, что человек, получивший большую рану, не чувствует боли. В первую минуту не чувствует. А потом…

Но боль — что… Славка любую готов испытать, лишь бы не было этого письма. Однако письмо было. Славка зачем-то положил его на подоконник. Прочитал еще раз. Свернул, затолкал в конверт. Сунул конверт в левый карман, вспомнил, что там дыра, переложил в правый. Поковырял краску на подоконнике. Подоконник был гладкий, холодный и очень широкий. Наверно, в давние времена здесь на переменах сидели мальчишки в черных мундирчиках — морские юнкера — и лихорадочно учили такелажные узлы и названия частей рангоута… Надо же, какая чепуха лезет в голову… А Динька все стоит рядом… И баба Вера…

— Мама на каком поезде уехала? — тихо спросил Славка.

— На самолете, Славушка. Утром еще, как тебя проводила…

Самолет не догнать. А если и догонишь, то что дальше?

— Ладно, баба Вера, — сказал Славка. — Спасибо. Я пойду. Ты меня не теряй, я задержусь сегодня, потому что шесть уроков да еще собрание, я в школе пообедаю, ты не волнуйся, пойду я…

Он пошел, пошел по коридору, а накидка тащилась сзади и скребла жестким краем по паркету. И, словно убегая от шороха, Славка все ускорял шаги…

«Ну, тихо ты, — говорил он себе. — А ну, держись! Чего ж теперь? Не смей… Хоть еще полминуты…»

Через боковую дверь он выскочил во двор и бросился в закуток между гаражом и забором. И там под дождем он прижался лбом к мокрой стене. И рванулись слезы…

Кто-то надел ему на плечи накидку. Кто? Динька… Надел и отошел. Потом Славка услышал гневный Динькин голос:

— Куда лезете? Нельзя сюда! Уходите! Славка оглянулся. Наездник и несколько ребятишек из его класса шеренгой встали в проходе.

Славка глотнул. Еще глотнул, остановил слезы.

— Динь… — позвал он.

Динька повернулся. И его друзья разом повернулись, не сломав шеренги.

Они стояли, закутанные в разноцветные плащи и накидки с капюшонами. Будто большие целлофановые кульки на тонких, забрызганных дождем и грязью ногах. И это было не смешно, они были молчаливые и решительные. Готовые и дальше охранять Славку. Потому что первоклассники лучше всех понимают, что такое горькие слезы.

У них были отважные и сердитые лица.

— Какие-то девчонки с зонтиками сюда шли, — объяснил Динька. — Мы их прогнали.

— Спасибо, Динь, — проговорил Славка и не удержался, всхлипнул.

— Ты не стесняйся нас, — деловито сказал Динька, — это все свои люди.

— Хорошо, Динь, — сказал Славка. Ему стало чуточку легче. Динька посоветовал:

— Ты лицо поверни к дождику. Он все смоет, получится, будто 1 воды мокрое.

Славка послушался. Капли ударили по щекам, по лбу и подбородку. И почти сразу дождь перестал. Будто, умыв Славку, решил, что вся важная работа сделана.

— Звонок уже был… — осторожно заметил Динька. — Ты на урок опоздал.

— Ну и пусть, — сказал Славка.

• Предыдущая
• 65/86
• Следующая