Избранное в 2 томах. Том 2 - Крапивин Владислав Петрович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/86
• Следующая

Оксана Байчик подняла руку.

— У Потапенко есть одно свойство, — деловито разъяснила она. — Если кто-нибудь привлек её внимание, она за ним ходит по пятам, а потом выскакивает навстречу, будто случайно…

Любка взвилась:

— Чем это Семибратов привлёк моё внимание?

— Уж не знаю.

— Ну и молчи, если не знаешь!

— Девочки! Девочки, успокойтесь…

— А как Артёмка с тобой плавал? — спросил Костя Головин. — Болтался на мачте?

— Нет, он на носу сидел. Мы его к штагу привязывали.

Светлана Валерьяновна взглянула на часики.

— Ну хорошо, ребята, Артёмка Артёмкой, а урок уроком… Что тебе, Женя?

Аверкин встал.

— Светлана Валерьяновна! У нашей бабушки старые журналы есть, «Нива» за тысячу девятьсот двенадцатый год, а там фотография: лётчик капитан Андреади. Он из нашего города до Москвы долетел. Самолет весь из реечек и парусины, а под крылом плюшевый мишка привязан…

— Вот бы Любочку туда, — сказал Савин. — Она бы на этого капитана сразу в морской штаб наябедничала: посторонний предмет!

— Я не ябедничала, я при всех! Потому что сами договаривались, чтобы в классе был порядок!

— Тише! Люба! Ребята!.. Порядок нужен без сомнения. Но что касается Артёмки, то он, по-моему, порядка не нарушал. Жил себе спокойно у Славы в портфеле… — Светлана Валерьяновна вдруг улыбнулась. — Ну и что? Я, например, могу вам честно признаться: когда я была студенткой, все годы таскала в сумке шахматного конька. Мне его один третьеклассник подарил на практике, на первом курсе. В приметы я не верю, но конёк определённо приносил мне счастье. Потому что я его любила.

— Не было там у вас Потапенко… — сказал Аверкин.

— Не надо нападать на Любу. Она заботилась о пользе класса, но немного перестаралась…

— Ну-ну, — сказала Оксана Байчик.

Светлана Валерьяновна предложила:

— Теперь всё-таки займёмся историей. Артёмка в это время пусть посидит на подоконнике. Я уверена, что он будет самым дисциплинированным учеником.

— Подождите, — попросил Савин. — Семибратов, подними его ещё раз, покажи всем.

Славка опять вскинул Артёмку над головой. И сам на цыпочки привстал.

Игорь выхватил из-под парты фотоаппарат и щёлкнул спуском. Славка даже вздрогнул. Потом растерянно улыбнулся и спросил:

— Зачем тебе?

— Для истории.

— Всё равно не получится. Здесь темно.

— Получится. У меня плёнка двести пятьдесят единиц.

После урока Артёмка пошёл по рукам. Отнеслись к нему любовно, но каждый хотел подержать, погладить, подёргать за уши.

Поэтому вид у него скоро стал помятый.

Славка стоял в сторонке, чтобы не подумали, будто он дрожит за Артёмку. Но когда Витька Семенчук собрался рисовать на Артёмкином пузе череп и кости, Славка решительно вмешался. Отобрал потрёпанного зайца, а заодно и мел:

— Давай, я лучше на тебе нарисую!

— Давай, — согласился Витька и выпятил живот.

Но тут пришло известие, что не будет классного часа. Все радостно завопили, похватали портфели и разбежались.

Славку в коридоре остановила вожатая Люда.

— Семибратов! У тебя правда есть заяц-путешественник?

Славку даже шатнуло. Он-то думал, что вся история уже позади.

— Откуда вы знаете?

— Ребята сказали. Да ты что расстроился? Это же здорово! Напиши про него заметку, а? Надо стенгазету выпускать, а ни одного интересного материала, все такая сухомятина…

«Прославился», — тоскливо подумал Славка.

— Лучше не надо, Люда…

— Ой, только, пожалуйста, без этих «не надо»! Игорь Савин обещал снимок сделать.

Ещё не легче!

— Да не умею я заметки писать!

— А я не умею работать вожатой, — бодро сообщила Люда. — Но я работаю. Уже четвёртый год. И говорят, что вроде бы получается. Вот и ты давай так же. Газету всё равно выпускать надо.

Отступать было некуда. Да и какой смысл отказываться? Раз про Артёмку знает столько народа, бояться уже бесполезно.

Люда устроила Славку в уголке пионерской комнаты за журнальным столиком. Дала листок.

Славка подумал и, вздыхая, написал название «Артёмка». Зачеркнул и, рассердившись на весь белый свет, написал снова «Мой Артёмка».

Но заголовок — не самое трудное. Мама говорила, что самое трудное — первая фраза (иногда маме приходилось писать статьи и доклады).

Славка написал первую фразу:

«У меня есть игрушечный заяц Артёмка».

Почесал авторучкой переносицу и написал вторую:

«Только я им не играю».

Дальше пошло легче:

«Артёмка со мной путешествует. Мы с мамой часто ездили с места на место. Артёмка сидел у окна вагона и смотрел на леса и поля. Когда мы жили в Покровке, Артёмка ходил со мной и Анютой Лагуновой на яхте. Анюта Лагунова была мой рулевой…»

Славка вспомнил Анюту и подумал: «Где она теперь? Обещала написать… Наверно, писала, да только по старому адресу, в Покровку. Не знает, что я давно уехал…»

«Артёмка всегда сидел на носу и первый получал все брызги. Один раз у нас были гонки, и мы заняли второе место. Все говорили, что это Артёмка нам помог. Нам дали грамоты, а ему шоколадную медаль. Мы с Анютой эту медаль съели, потому что тряпичные зайцы не питаются шоколадом…»

Тут Славка засомневался: «Может быть, не надо про гонки и медаль? Подумают, что хвастаюсь…» Но потом решил не зачёркивать, потому что без этого получалось очень коротко. А с медалью, которую они съели, — смешнее.

Пока Славка писал и размышлял, собрались ребята. Видимо, это был совет дружины. Среди них оказался Женька. Славка не знал, что он в совете!

Женька подмигнул Славке — «трудись, не унывай» — и забрался на подоконник в другом конце комнаты.

Славка опять согнулся над листом.

«Теперь мы с Артёмкой живём у моря. Я его макнул в солёную виду, чтобы он был настоящий морской заяц. Меня об этом просили ребята…»

Что ещё написать? Он перечитал заметку. Не всё здесь было правдой. Никто не просил макать Артёмку. Никто в Покровке и не знал, что Славка через год окажется у моря. Но Славка успокоил себя: «Если бы Анюта знала, то обязательно попросила бы».

Да, в заметке была не вся правда про Артёмку. Всю правду Славка мог бы рассказать лишь очень близким друзьям…

Ребята шумно рассаживались вдоль стен. Пришла и тоже села — недалеко от Славки — полная, завитая учительница английского языка. Не Анна Ивановна, а другая. Классная руководительница пятого «Б». Звали её, кажется, Елизавета Дмитриевна.

Рыжеволосый мальчишка, чуть постарше Славки, весело спросил: — Кого-то чистить будем?

— Тебя, — сказала серьезная девочка с жёлтой косой.

— Меня не за что… А может, и есть, да вы не знаете.

— Сергей, сядь, пока не узнали, — попросила Люда. И обратилась к учительнице: — Елизавета Дмитриевна, где Сель?

«Англичанка» нервно подняла голову и сказала почему-то обиженным тоном:

— Я велела ему сидеть в классе, пока не позовут. Я же не знала: вдруг у вас есть ещё какие-то вопросы на повестке дня?

— У нас, конечно, есть вопросы, но давайте сначала отпустим вас и вашего ученика.

— А что он опять начудил? — спросил огненноволосый Сергей.

— Сейчас узнаешь, тебе понравится. Кстати, сходи-ка позови его.

Сергей охотно убежал и через полминуты вернулся. Следом за ним шагнул в пионерскую комнату небольшой веснушчатый мальчик.

Очевидно, это и был пятиклассник со странной фамилией Сель.

Он был заляпан веснушками так густо и беспорядочно, что они казались ненастоящими. К тому же это были не обычные золотисто-рыжие веснушки, а коричневые. Того же цвета, что загар, только темнее. Словно мальчишка, запрокинув худенькое треугольное лицо, бегал под обильным дождиком из густого кофе. На щеках, на носу, на лбу, на подбородке — и мелкие брызги, и пятнышки величиной с копейку, и целые сгустки. Маленькие галактики из веснушек. Но не только лицо забрызгал коричневый дождик — и шею, и руки, и ноги. На коленках такие пятна, будто мальчишке пришлось ползать по лужайке, где росли ягоды с шоколадным соком.

• Предыдущая
• 39/86
• Следующая