Белая тетрадь - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 11

– А-а, так на поляне ты… – начала я, но тут до меня дошло. – Хочешь сказать, за всем стоит инквизиция?

– Похоже на то. – Он поморщился. – Причем в союзе с этим зверьем, ведарси, и прочим отребьем. Шакаи-ар и равейны вряд ли справятся поодиночке… Значит, и нам надо заключить альянс.

– И?..

– Думаю, появление такого альянса возможно в самое ближайшее время.

– Да Совет королев…

– Совет королев меня внимательно выслушает. Потому что война с Орденом контроля и созидания будет еще более жестокой, чем была с нами. Мы мстили. Смотрители холодно и рационально устроят геноцид.

Мне стало страшно. Настолько, что захотелось разбить это оцепенение кошмарного сна наяву чем угодно – хоть дурной шуткой, хоть ссорой.

– Вы… то есть ты так хорошо разбираешься в истории или просто оправдываешь своих сородичей? – не смогла я удержать на языке ядовитую реплику.

Синие глаза странно сверкнули.

– Я свидетель истории. В некотором роде.

Одну долгую секунду я соображала, что он имеет в виду, а потом мысли понеслись почти бессвязным потоком.

Ой-ой-ой… Если он помнит Вторую войну, то… Тридцать пять веков как минимум. А то и больше…

Бездна, это невероятно!

Если он настолько стар… У него ведь есть крылья? Боги, настоящие!

А я сижу рядом с настоящим князем! Существом более древним, чем даже Золотая столица…

Мой взгляд, как намагниченный, притянулся к похитителю. Я всмотрелась в юные черты, выискивая печать древности.

Бесполезно.

С виду – обычный парень. Довольно высокий, очень красивый… Никак не похожий на шакарского князя. Напротив, каждая деталь образа подчеркивала юность – длинная «рваная» челка, популярная среди моих одноклассников, темные узкие джинсы, самая обыкновенная рубашка… Глаза яркие, блестящие, живые, без пресловутого «налета веков», который отличал старых равейн и аллийцев.

И никакой снисходительности в общении, будто я и впрямь была его ровесницей.

Так легко забыться и поверить в это! Еще полчаса назад я рыдала от страха, а теперь почти шучу со своим похитителем, как будто это мой приятель.

А ведь он князь, уже не одну тысячу лет. Элита своего народа. На перечисление одних способностей ушел бы целый лист бумаги! Запредельная регенерация, эмпатическая чувствительность вплоть до подсознательного, энергетические блоки и удары, гипноз, физическая сила, телепатия, возможность влиять на гравитацию…

И еще – крылья. Идеальное оружие, одно прикосновение которого лишает разума, квинтэссенция яростной и противоречивой шакарской души.

Вот бы посмотреть на них…

– Боишься?

Изучающий взгляд пробрал меня до костей.

– И раньше боялась, – призналась я, чувствуя, что лукавлю. Почему-то после того, как превосходство похитителя надо мной стало таким очевидным, было уже не так обидно за собственную беспомощность. И еще – против воли я ощутила нечто вроде восхищения.

Князей, тем более тех, кто помнил войну, осталось не так много. По пальцам не пересчитаешь, но сотня – это нечто вполне представимое.

Интересно, который?..

– А как вас… то есть тебя зовут?

После этого невинного, в общем-то, вопроса напряжение повисло в воздухе липкой паутиной.

– А это обязательно? – вздохнул шакаи-ар, слишком пристально вглядываясь в извилистую ленту дороги.

– Ну, не могу же я обращаться к тебе все время только на «ты», – смутилась я, жалея, что вообще раскрыла рот.

Мой похититель продолжал невидящим взглядом сверлить лобовое стекло. Мне стало не по себе – не врежемся ли мы в дерево? Мотор взревел, и лес за стеклом слился в одну темную застывшую массу. Молчание давило на уши, как ватная подушка.

Может, стоит сказать: «Проехали, буду звать тебя просто «князь»?»

Внезапно он улыбнулся и, скосив на меня глаза, произнес:

– Меня зовут Максимилиан. Князь Максимилиан из Северного клана.

Не было нужды добавлять это. За всю историю мира был лишь один шакаи-ар, с гордостью носивший это имя – человеческое имя. И даже по меркам своей расы он считался ненормальным. Слухи расходились, называя его то «вечным ребенком», то «жестокой мразью без души».

Северного князя боялись, сторонились, но… уважали. И ценили. Он был уникален. Максимилиан впервые убил в шесть лет. Неплохое начало… Шакаи-ар рано расставались с детством и иллюзиями относительно неприкосновенности чужой жизни, но так… Почти на четверть века раньше обычного. Причем его жертвой оказалась одна из наших, и не самого низкого ранга – эстиль.

Кровавое безумие, адаптационный период к новым способностям, когда жажда превращается в непреодолимое желание, длился не сто лет, а пятьдесят. Едва отпраздновав свое четырехсотсемидесятилетие, Максимилиан стал князем – другие ждали этого не меньше тысячи лет. Если бы не заражение солнечным ядом, вернувшее его в биологическое детство, он уже был бы старейшиной. И неудивительно.

За тридцать шесть веков Максимилиан убил больше равейн (да и простых смертных!), чем иной старейшина.

По спине у меня пробежали мурашки. Семнадцать лет моей жизни прошли уж слишком тихо… Но такой подлянки от судьбы я не ожидала.

Некоторое время Максимилиан игнорировал смесь страха, отвращения и любопытства, застывшую на моем лице, но потом сдержанно заметил:

– Знаешь, малыш, сначала такая реакция льстит. Потом раздражает. Но сейчас меня это бесит. Ну чего ты боишься, объясни мне?

Кое-как совладав с собой, я ответила, пряча глаза:

– Я боюсь боли и смерти. Не очень оригинально, да?

Машина сбавила скорость. Максимилиан откинул голову на спинку. Плечи его опустились. На какую-то секунду он показался мне очень одиноким… и действительно старым.

– Найта, послушай… Не всему, что обо мне говорят, стоит верить. Да, я не могу обещать, что верну тебя домой в целости и сохранности. – Он скривился. – Или что ни при каких обстоятельствах не воспользуюсь тобой, как… пищей. Даже не буду отрицать, что хочу этого. Но, может, попробуем подружиться? Не такой уж я страшный… и могу быть таким, каким ты захочешь. Я умею, честно, – улыбнулся Максимилиан неловко, поглядывая на меня сквозь разлохмаченные пряди челки.

Если честно, после его слов мне стало стыдно. Репутация, конечно, большое дело… Но только если половина из этих слухов не исходит из инквизиции. А так оно и было, скорее всего.

Смущение и неловкость я по обыкновению спрятала за глупой шуткой, больше похожей на издевательство:

– А что, у тебя бывают друзья?

К счастью, князь не обиделся, безошибочно считав мое настроение. Телепат… пожалуй, он действительно мог бы стать таким, каким я хотела его видеть.

Опасно, если задуматься.

– Представь себе, бывают. У меня даже друг детства есть, вот как!

Он состроил гордую физиономию, задрав нос к потолку. Я не выдержала и рассмеялась:

– И как он тебя зовет? Максик?

– Нет, что ты. Раньше все сокращали по-аллийски, – ответил князь уже серьезно.

– И как это звучит? – искренне заинтересовалась я.

Филология была моим давним хобби. Привлекала она меня тем, что обнаруживала в привычных вещах двойное, а то и тройное дно. Например, почти все имена на древнем наречии имели по несколько значений. Мое происходило то ли от «Nieih» – «отрицание, отказ», то ли от «Nattie’e» – «тайный, темный». Конечно, я не верила в то, что имена отражают характер, но все же…

Шакаи-ар выглядел смущенным.

– Ксиль. И не вздумай смеяться!

– А мне можно так к тебе обращаться? – Я старательно прятала улыбку. Интересно, а какое значение имеется в виду? «Ksyll» – «звездочка» или «ksie’il» – «льдинка»?

– Наедине – пожалуйста. Только перед прочими князьями не позорь… Впрочем, к другим шакаи-ар я тебя не пущу, – пошутил он. – Самому мало.

И все-таки мне ужасно нравилось, как он улыбался. Даже если при этом обнажал клыки…

– Ксиль?

– Да, маленькая моя? – охотно откликнулся Максимилиан. Казалось, он был искренне рад продолжить диалог, даже такой, ни к чему не обязывающий.