Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах) - Уланов Андрей Андреевич - Страница 17

– Так говорите, Клавдия Захаровна, не ходил к нему никто? – переспросил я. – Совсем-совсем? Особенно в последние дни – ну, неделю там, месяц?

Бабка призадумалась.

– Было! – воскликнула она радостно. – Эх, старость злая... Запамятовала совсем, ваше благочиние! Был у него гость – как раз тому дня... да, неделю тому обрат. Я еще удивилась – к кому такой прикатил? Не на ковре, вишь, а на карете, а кони таки гладки, блестящи, гнедой масти четыре жеребчика.

Я подивился острому зрению бабки. Это ж надо – с третьего этажа еще углядеть, что там у коней между ног! Хотя, может, и придумывает. В ее возрасте простительно.

– А сам такой видный мужчина, представительный, хотя молодой. И как выглядел, помню! – почему-то обиделась бабка, хотя я ничего не сказал. – Значит, волосы темные, лицо такое... длинное такое... на лицедея этого эфирного похож, как его... от, совсем память отшибло... ну, который в «Золушке-восемь» прынца играет?

Не будучи поклонником бразильских сериалов, я представления не имел, на кого похож давешний парамоновский гость, но почел за благо понятливо закивать. В конце концов, восьмая «Золушка» еще не кончилась; надо будет – включу и посмотрю.

– Я еще подивилась – нешто в осьмнадцатую кавалер пожаловал? – продолжала старушка. – Значит, зашел он к нашему... упокоенному... а долго не сидел, скоренько вышел, да смурной такой... и ушел. Я и карету-то разглядеть не успела как следует, только, помню, крыша темная, и по ней узоры колдовские.

Вот пошла мода – на каретах разъезжать! И улицы наши истоптанные не смущают. Это старые, в центре, еще покрыты брусчаткой, как в старые времена, а по новым районам хорошо, если дорожки пешеходные проложат. Хорошо тому живется, кому персы ткут ковер... а кому ковра не дали, тот меси родной навоз. Студенческая частушка времен моей юности; в те времена это называлось сатирой. Хотя счастливые летчики из моих знакомых утверждают, что хрен редьки не слаще. Пробовали когда-нибудь найти в районе Садового кольца свободную вешалку?

– А с тех пор никто к нему не заходил. Только тот бусурман с ножиком, что за ним таскался бесперечь, – заключила старушка. – Вот такие дела, господин благочинный.

Бусурман с ножиком – это, надо полагать, телохранитель, ныне лежащий в воскресительном отделении Склифа. Судя по всему, зря лежащий; чудо еще, что после такой раны он не отбросил копыта на месте – видно, Невидимка чуть промахнулся. Но даже если незадачливый сотрудник «Чингисхана» и выкарабкается, показания он не сможет дать еще долго. С того света вызвать, пожалуй, быстрее будет. Только что он расскажет? Как напоролся на нож в подъезде? Или как тип в маске пристрелил его подопечного?

А насчет кареты с темной крышей – надо будет навести справки, кто это навещал нашего отшельника в его уединении.

– Благодарю вас, Клавдия Захаровна, – проговорил я, вставая. – Вы очень помогли следствию.

– Вы уж, ваше благочиние, найдите ирода! – с надрывом попросила старушка и – готов поклясться – прослезилась. – А то что же деется-то, если хороших людей ни за что на своем пороге убивают!

Возможно, покойный Парамонов и не был такой уж отпетой сволочью, если по нему хоть кто-то прольет слезу?

От словоохотливой бабушки я отправился к соседям Парамонова напротив, но тех дома не оказалось. А чего я хотел? Рабочий день, все на службе.

Проверив еще пару квартир, я наконец набрался духу и, поправив фуражку и отряхнув форменный кафтан, позвонил в дверь квартиры номер восемнадцать.

Звонить пришлось довольно долго – минут пять, с перерывами и руладами. За это время я успел растерять куцые огрызки новоприобретенного благодушия и всерьез забеспокоился о судьбе госпожи Валевич.

Марина Станиславовна Валевич... красивое имя у девушки. Необычное. Везет вот некоторым. Не то что мое – серей некуда: Валька Зорин. Таких Валек по стольному граду – на каждом дворе. А Марина Валевич, наверное, одна. Так и слышится что-то шляхетски-гордое, вальяжное... даже в нищете стоящее наособицу. А живет наша Марина, к слову сказать, не бедно. Не роскошно – тому свидетелем поцарапанная дверь времен соломоновых – но и не бедно. А может, дверь – это из-за отсутствия мужской руки? Девушка, вам дверь поменять не надо?

Наконец за дверью залязгало, точно в кузнице, и «глазок» на уровне моего плеча залихватски подмигнул.

– Кто там? – послышался приглушенный голос.

– Господство Зорин, – представился я, наклоняясь к самому «глазку». – Из благочиния, по делу Парамонова. Я к вам вчера заходил, помните?

– А... – выдавила девушка неопределенно, и дверь чуть-чуть приотворилась – ровно настолько, чтобы просунуть крестик.

Я от неожиданности икнул. Любой встречи можно было ожидать – особенно в наше время, когда благочинским не особенно доверяют, – но чтобы с оружием в дверях останавливали!

– А нельзя зайти чуть попозже? – спросила Марина вяловато и не сдержала зевок.

– Я вас поднял? – с раскаянием сообразил я.

– Да, – отрезала девушка.

Что-то в ее голосе показалось мне неубедительным, хотя брошенный в узкую щель взгляд подтверждал показания – встречать незваного гостя барышня Валевич вышла в халатике, наброшенном прямо на ночнушку. Хорошо живут кафешантанные певички. Спят до полудня...

– Если вам неудобно, могу зайти в другое время, – предложил я вежливо.

– Д-да... – Девушка проморгалась немного, тряхнула головой, сфокусировала взгляд на моей физиономии. Дверь приотворилась пошире. – Вы извините... что я так...

– Ничего-ничего, – с напускным благодушием успокоил ее я.

– Вы мне напомнили... одного знакомого, – объяснила девушка. – Н-неприятного. Не обидитесь, что я вас не приглашаю?

– Мне, – улыбнулся я, – по службе не положено обижаться.

Марина несмело улыбнулась.

– Вы правда извините, – пролепетала она, – но уж очень не вовремя... Может, вечером... Ой, нет, вечером я выступаю...

– В ресторане «У Ательстана», – закончил я за нее.

– Знаете? – удивилась она.

– Служба такая, – пожал я плечами.

– Нет... – Девушка смутилась. – Решила, захаживали...

– Ну что вы, – я попытался придать физиономии выражение, подобающее патентованному гишпанскому инкубу, – если бы я наведывался в это заведение прежде, то, без сомнения, запомнил бы вас. Позволите заглянуть к вам на работу?

Ой, Валя, не перебарщивай! Соблазнитель нашелся.

– Да, заходите, конечно, – обрадовалась барышня Валевич. – Садитесь за столик налево у эстрады, он обычно в резерве, если спросят – скажете, я пригласила...

Неимоверным напряжением лицевых мускулов я, не издав ни звука, все же смог донести до собеседницы, что ее слова прозвучали несколько двусмысленно. А вот реакция ее показалась мне совершенно уже неправдоподобной.

– Ну да, – повторила Марина, – пригласила! А что – нельзя?

Я, к стыду своему, стушевался, как бывает со мной всякий раз, стоит девушке взять инициативу на себя. Издержки усвоенного в нежном возрасте «морального катехизиса строителя рая». У немцев было проще – киндер, кирхе, кюхе, и никаких гвоздей.

– М-можно... – промямлил я.

– Тогда подходите к семи, – решительно заявила эмоциональная барышня. – На допрос обещаю явиться... или вам подписку дать?

– Ну что вы, – усмехнулся я, – все официальные клятвы, будучи пережитком Стройки, давно отменены как вредные для души. Значит, в семь?

– Непременно, – девушка мотнула головой. – А покуда...

– Позвольте откланяться, – вставил я, не дожидаясь, когда с нежных женских уст слетит нечто более грубое.

– Пока! – игриво бросила девушка, захлопывая дверь.

Если мне не показалось, то изнутри лязгнуло три тяжеленных засова.

Нелепый какой-то вышел разговор. Донельзя сумбурный. И мало того – меня не покидало ощущение, что барышня Валевич не то пыталась от меня отделаться, не то, наоборот, решила воспользоваться моим появлением в своих целях.

И тем не менее, сбегая по лестнице с третьего этажа, я совершенно несолидно насвистывал.