Сочинения в двух томах. Том 2 - Юм Дэвид - Страница 42

Поэт не станет завидовать философу или поэту, подвизающемуся в другой области, принадлежащему к иной нации, к иной эпохе. Все эти различия если не предотвращают, то по крайней мере ослабляют сравнение и, следовательно, соответствующий аффект.

В этом заключается и причина того, что объекты кажутся ббльшими или меньшими при сравнении с однородными объектами. Лошадь не кажется ни больше ни меньше по сравнению с горой, но если одновременно рассматривать лошадей фламандской и валлийской пород, то одна из них представляется больше, а другая меньше, чем будучи рассматриваема в отдельности.

С помощью этого же принципа мы можем объяснить следующее наблюдение, производимое историками: во время гражданской войны любая партия или даже фракционная группа всегда скорее предпочтет призвать на помощь чужеземную и враждебную нацию, чем покориться своим согражданам. Гвиччардини⁴ делает это наблюдение, рассматривая войны в Италии, где отношения между различными государствами сводятся, собственно говоря, лишь к общему имени, языку и соседству. Но даже эти отношения, когда они связаны с превосходством, делая сравнение более естественным, делают его также более неприятным и заставляют людей искать иного превосходства, которое не сопровождалось бы никакими отношениями и поэтому оказывало бы не столь заметное влияние на воображение. Когда мы не можем разорвать ассоциацию, мы испытываем сильное желание уничтожить превосходство. В этом, по-видимому, кроется причина того, почему путешественники, обычно столь щедрые на похвалы китайцам и персам, стараются унизить соседние нации, которые могут соперничать с их родиной.

6. Изящные искусства доставляют сходные примеры. Если бы автор написал трактат, одна часть которого была бы серьезной и глубокой, а другая—легкой и юмористической, всякий осудил бы столь странное смешение и обвинил его в несоблюдении всех правил искусства и эстетики. Однако мы не порицаем Прайора ⁵ за то, что он соединил свою Альму и своего Соломона в одном томе, хотя этот замечательный поэт весьма удачно справился с изображением веселого нрава в первом случае и меланхолического темперамента во втором. Даже если бы читатель прочел оба указанных произведения без всякого перерыва, он смог бы без особого затруднения сменить один из этих аффектов на другой. Чем же это объясняется, как не тем, что он считает данные произведения совершенно раздельными и, производя, таким образом, перерыв в идеях, прерывает и смену аффектов, мешая одному из них влиять на другой или же противодействовать ему.

Соединение героического и комического сюжета в одной картине было бы чудовищным, но мы без всяких колебаний и сомнений помещаем две картины столь противоположного характера в одной и той же комнате и даже близко друг от друга.

7. Не следует удивляться тому, что легкий переход воображения должен оказывать такое влияние на все аффекты. Это именно то обстоятельство, которое образует все связи и отношения между объектами. Мы не знаем реальной связи между одной и другой вещью. Мы знаем только, что идея одной вещи ассоциируется с идеей другой и что воображение осуществляет легкий переход от одной из них к другой. И так как легкий переход идей и легкий переход чувств содействуют друг другу, то мы заранее можем ожидать, что этот принцип должен оказать могущественное воздействие на наши внешние поступки и аффекты. И опыт в достаточной мере подтверждает эту теорию.

Чтобы не повторять предшествующих примеров, предположим, что я путешествую со своим спутником по стране, с которой мы оба совершенно незнакомы. Ясно, что, если виды красивы, дороги удобны и поля хорошо обработаны, это может привести в благодушное настроение и меня, и моего товарища по путешествию. Но так как эта страна не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к моему другу, она никогда не может быть непосредственной причиной моей высокой самооценки или уважения к нему и, следовательно, поскольку я не основываю своего аффекта на некотором другом объекте, который находится в более близком отношении к одному из нас, мои эмоции следует рассматривать скорее как избыток возвышенных или человеколюбивых склонностей, чем как определенный аффект. Но предположим, что приятный вид открывается перед нами из его или моего поместья. Эта новая связь идей дает новую направленность чувству удовольствия, появляющемуся благодаря такому виду, и вызывает эмоцию уважения или гордости в соответствии с природой связи. Здесь, как мне думается, не остается много места для каких-либо сомнений или трудностей.

ГЛАВА V

1. Представляется очевидным, что разум в строгом смысле слова, т. е. в смысле суждений об истинности или ложности, никогда не может сам по себе быть каким-либо мотивом воли и не может оказывать какое-либо влияние, иначе как затрагивая некоторый аффект или страсть. Абстрактные отношения идей являются объектами любопытства, а не воли. Факты же там, где они не относятся ни к благу, ни к злу и не возбуждают ни желания, ни отвращения, совершенно безразличны; и независимо от того, известны они или же неизвестны, ошибочно или правильно они поняты, их нельзя рассматривать в качестве какого-либо мотива к действию.

2. То, что обычно в общепринятом смысле называют разумом и столь рекомендуют в моральных рассуждениях, есть не что иное, как всеобщий и спокойный аффект, который исходит из всестороннего и осуществляемого издали рассмотрения объекта и побуждает волю, не возбуждая какой-либо чувствительной эмоции. Человек, говорим мы, проявляет прилежание в своей профессии благодаря разуму, т. е. спокойному желанию богатства и счастья. Человек привержен к справедливости благодаря разуму, т. е. спокойному уважению к общественному благу или к своей либо чужой репутации.

3. Те же объекты, которые апеллируют к разуму в данном смысле слова, являются также объектами того, что мы называем аффектом, когда они оказываются близки к нам и приобретают некоторые иные преимущества, связанные то ли с внешним положением, то ли с соответствием нашему внутреннему настроению; благодаря этому они возбуждают бурную и ощутимую эмоцию. Зла на большом расстоянии избегают, говорим мы, благодаря разуму. Близкое зло вызывает отвращение, ужас, страх и является объектом аффекта.

4. Общее заблуждение метафизиков состояло в том, что они приписывали направление воли исключительно одному из этих принципов и отрицали всякое влияние другого. Люди часто сознательно действуют вопреки своим интересам, поэтому соображение о наибольшем из возможных благ не всегда оказывает на них влияние. Люди часто противодействуют бурному аффекту ради личных интересов и целей, следовательно, ими руководит не только имеющееся налицо неприятное состояние. Вообще можно сказать, что оба этих принципа действуют на волю, когда же они противоречат друг другу, то верх одерживает один из них в зависимости от общего характера или же от имеющегося налицо настроения данной личности. То, что мы называем силой духа, сводится к преобладанию спокойных аффектов над бурными, хотя легко заметить, что нет человека, который столь неизменно обладал бы этой добродетелью, что никогда, ни в каком случае не под давался бы напору аффектов и желаний. Эти колебания настроения и делают крайне трудным всякое суждение относительно будущих поступков и решений людей в тех случаях, когда имеется налицо противоречие между мотивами и аффектами.

ГЛАВА VI

1. Мы перечислим здесь несколько обстоятельств, которые делают аффект спокойным или бурным и усиливают или ослабляют какую-либо эмоцию.

У человеческой природы есть такое свойство: всякая эмоция, сопровождающая аффект, легко превращается в последний, хотя по своей природе они различны и даже противоположны. Правда, чтобы породить полную связь между аффектами и заставить один из них производить другой, всегда требуется двойное отношение в соответствии с вышеописанной теорией. Но когда два аффекта уже порождены каждый своей специальной причиной и оба наличны в духе, они легко смешиваются и соединяются даже при наличии между ними только одного отношения, а иногда и при отсутствии такового. Преобладающий аффект поглощает более слабый и превращает его в себя. Жизненные духи, раз придя в возбуждение, легко изменяют свое направление, и естественно думать, что это изменение вызывается господствующим аффектом. Связь между двумя аффектами во многих отношениях теснее, чем между аффектом и безразличным состоянием духа.