Драконий коготь - Баневич Артур - Страница 17

• Предыдущая
• 17/80
• Следующая

Что-то захлебнулось визгом, шмякнулось в грязь, утихло…

— Ничего… со мной все в порядке…

— Жива, Ксеми? — Опять истерика, на этот раз радостная. — Жива!

— А кур-рва вас… — Плевок, злость с остатками страха и ножом, который она держала в зубах. — Довольно! Тихо, говорю! Захлопни клюв, Щапа, и посмотри, кого там… Клянусь ранами Махруса, надеюсь, это не из тех свихнувшихся подглядывающих сопливых молокососов.

Дебрен лихорадочно сражался с попоной, безуспешно пытаясь повязать ее на бедра.

— О матерь… — Щапа уже не кричала. Вероятно, она стояла в открытых дверях, потому что стало светлей. Хотя, возможно, виной была дыра в крыше. — Убили… Ксе… Кажется, совсем.

— Жива же… — простонала Ксеми.

— Свинку убили, нашу Пеструшку… Болт из нее торчит. Такая хорошая свинка. Боже милостивый… и не пикнет. Вся в луже крови.

Сделалось тихо. Зеленая тяжело дышала, девочка с косой все еще не открывала глаз. Кухарка исчезла.

— Выйдите, — вполголоса сказала Ленда. — А ты, Дебрен, если тебе есть что прятать под этой тряпкой, перестань отыгрываться на детях и животных. Это противники не для тебя. Ты со мной померься, один на один. Честно и без колдовства. Здесь и сейчас.

— С тобой, без колдовства? — ехидно усмехнулся Дебрен. — Разве что в постели.

Солнце поднялось уже выше, чем он думал. Ему удалось заметить, что Ленда насупилась.

— Давай, трус, — прошипела она.

— Голый против девки с телом медведя? Благодарю, не воспользуюсь. Позови лучше свою хозяйку, пожалуй, самое время поговорить с тем, кто в своем уме.

Она присела, подняла нож. Маленький, с костяной ручкой. Очень мерзкий.

Дебрен напружинился.

— Погоди, Ленда. — Женщина в кольчуге двинулась, покачиваясь, отбросила пучок сена, которым вытирала платье. — Погоди. Это и вправду чародей…

— Я вот сейчас как стрельну, так ему раз навсегда отхочется…

— Заткнись, дурная девка. Стрельнешь, когда я скажу, а не сейчас.

Дебрен, немного удивленный, глянул вначале на Ленду, стиснувшую губы в бледную черточку, потом на другую, голос которой он наконец распознал.

— Потому что если это не тот, кого мы ищем, то, думаю, он поможет его отыскать. — Она подбоченилась, задрала выше острый, немного птичий нос. — Без шума и со всем своим магическим искусством. А знаете почему, господин Дебрен? Потому что именно вы пролили бабскую кровь. Самую дорогую, что есть в моем живом хозяйстве. Может, исключая Ксеми, которая еще сохраняет невинность и попала сюда из приличного дома. Свинка-то не какая-нибудь простая хрюшка. Это королева меж свиней. Из Дефоля, работа тамошних магов, от пятачка до хвостика облагороженная и дорогая, как черт знает что. Вы должны мне солидные деньги, господин Дебрен, и сейчас их отработаете. Ясно?

— Ясно, — серьезно ответил он. — Ясно, мама Дюннэ.

— Прекрасная яичница. — Он вытер губы рукавом прошивного кафтана, оставленного в «Розовом кролике» каким-то сверхстрастным купцом. — Жаль только яиц маловато. Налей-ка еще подогретого, Ксеми. Холодно тут у вас, в конюшне.

Девочка, потирая ушибленный о лестницу локоть, поспешно потянулась к кувшину с приправленным кореньями пивом. Дебрена она боялась. Его боялись все, и, вероятно, поэтому помещение пустовало. С другой стороны — это все же был дом утех. Малоутешительный в данный момент, но управляемый своими законами. А они говорят, что персонал без важных на то причин не встает с постели раньше полудня.

— Достаточно, — бросила Ленда голосом еще более холодным, чем конюшня. — Можешь уйти, Ксеми. И прихвати кувшин. Господин чароходец на работе, а на работе не пьют.

Девочка с явным облегчением скрылась за дверью кухни. Оттуда доносился звон посуды и аромат клецок. Дебрен подумал, что персонал прекрасно поступает, не торопясь на обед.

— Таким пивом хороший чародей не упьется, — заметил он. — Если вы и гостей таким же потчуете, то неудивительно, что у вас застой в деле. Жидкое, аж в животе пищит. Уж лучше бы немного твоей сивухи. Она хоть пахнет аппетитно.

— Моей сивухи? — косо глянула на него Ленда. Дебрен ответил удивленной полуулыбкой, после чего слегка постучал себя по носу.

— Не паясничай и перестань принюхиваться на манер собаки. Не то кто-нибудь тебя случайно как собаку отделает.

Она сидела, по-мужски опершись локтями о столешницу и поглаживая подушечкой пальца лезвие лежащего перед ней меча. Нежно. Меч был острый.

— Дюннэ не хочет признаться, не верит в то, во что, как она утверждает, не верит.

— Что Бог вас покарал? За тот разврат, который здесь творится? — Он старался показать, что умеет есть жадно и одновременно разговаривать. — Ведь она без обиняков сказала, что это вражеская работа конкурентов. Много глупых сплетен, отпугивающих клиентов, и несколько туманных фактов, которые можно воспринимать по-разному.

— Дюннэ не использует изысканных слов. Это простая баба, она начинала с того, что пасла гусей на городских выпасах. А эти факты. — Она коснулась круглого медальона… — Знаешь, я никогда его здесь не носила, потому что это вроде бы грех божий. А сейчас, видишь, ношу. Желудок у тебя крепкий, Дебрен? Тогда пошли. Пора платить долги.

Она убрала меч в ножны и не оглядываясь пошла к лестнице. Только теперь, рассматривая ее, как раньше Ксеми, магун обратил внимание на ее специфическую походку. Она ставила ступни немного шире, как кавалерист после долгой езды в неудобном седле. И несла за собой запах, тоже напрямую ассоциировавшийся с армией: водки и присыпки для портянок, которой конники — украдкой, конечно, — присыпали себе те места, которые молодые мамы присыпают младенцам. Она была не такой опрятной, как тогда, ночью, но Дебрен давно уже отказался обострять органы чувств магией, и его не раздражали различные неприятные примеси к запаху женского тела. А сам запах был приятный. Вообще несравним с явным козлиным духом, который источала вокруг себя мама Дюннэ, да и — хоть в меньшей степени — все бордельные девицы. Чистота вышла из моды каких-нибудь два века назад, когда начались трудности с топливом.

Он пытался не слишком задумываться над тем, какой недуг, требующий частого мытья и детских присыпок, при котором легче ходить кавалерийской походкой, мог прицепиться к Ленде Брангго с двойным «г». И это ему удалось. Проблема состояла в том, что в таком месте, как «Розовый кролик», нет нужды долго обдумывать подобные вопросы — выводы напрашивались сами, независимо от воли и желания человека. Выводы малоприятные, не очень-то смягчаемые знанием того, что ежемесячные женские слабости в крайних случаях могли проявляться именно так. Печальным в основном был тот факт, что он вообще забивал себе голову размышлениями о привратнице второразрядного борделя. Что-то неладное творилось у него в голове. Чертова колотушка на чертовых дверях.

— Скажи, что ты об этом думаешь, — вполголоса проговорила Ленда, остановившись перед другой дверью, одной из нескольких, расположенных вдоль узкого коридорчика. — Только говори тихо, ладно? Она… Исповедник с ней не договорился, но кто знает, может, что-то до нее доходит. Да и вообще…

Они вошли в комнатку настолько тесную, что меблировка — кровать и табурет — казалась даже чересчур изысканной. Дебрен поблагодарил судьбу за обычный, человеческий, вдобавок забитый в результате насморка орган обоняния. В комнате воняло. Гноем от сгоревшего, но все еще пульсирующего несчастьем, болью и смертью мяса. А также бальзамом, водкой и травяными отварами, применяемыми в полевых лазаретах. Дешевыми смесями, которые он ненавидел.

— Это Рыжая. Так ее называли. — Голос Ленды был напряжен, как ремень для правки бритвы. — И по-нашему говорит плохо. Впрочем, это не имеет значения, потому что от нее с самого начала не удалось ничего добиться. Даже нормального крика. Просто удивительно, откуда у нее взялись силы выжить.

— Ночью кричала, — сказал Дебрен. Не для того, чтобы уточнить. Просто хотел прочистить пересохшее горло.

— Не она.

• Предыдущая
• 17/80
• Следующая