Капли великой реки - Хироюки Ицуки - Страница 30

Я воображаю, что нашему молодому монаху было сказано что-то в этом роде. Буддийское учение — это не знания. Это передаётся от человека к человеку, а самое главное впитывается через поры. Потому и было сказано, что понимать не обязательно, достаточно просто спокойно послушать. Ободрённый преподобным Саэки, молодой монах наверняка собрался с духом и вновь стал ходить на лекции. По крайней мере, три года он уж точно просто молча слушал голос преподобного Саэки — но это моё собственное предположение.

О чём говорит нам эпизод, описанный в предыдущей главе? Может быть, вот о чём: будь то буддизм, какое-либо философское учение или наука, самое важное — это не обязательно теория. Например, настрой души, сердечный жар, искренность — очень важно, чтобы это передавалось людям, ведь мы вовсе не обязательно понимаем умом изощрённые доводы, выраженные в словах. Наставник хотел сказать, что вот он собирает людей в храме Хорюдзи и ведёт с ними беседы — это оттого, что он искренен в своём стремлении передать слушателям закон Будды, буддийское учение. Даже если какие-то тонкости трудны для понимания, просидев три года возле наставника, слушая его речи, глядя в его лицо, непременно всем телом впитаешь рвущееся наружу страстное желание проповедовать. Важно именно это.

«Уж не это ли хотел сказать преподобный Саэки?» — размышляю я уже как писатель. И ещё я думаю, что именно в этом и состоит мэндзю, «восприятие лицом к лицу».

Если бы речь шла только о теории, тогда достаточно и книг. Но есть кое-что, чего письменный текст не передаёт. Иначе говоря, важные вещи, о которых не сообщает теория, содержатся в тембре голоса. Они есть и в выражении лица, и в голосе. Это надо почувствовать. Не только понимать, но и ощущать. О том, как это важно для человека, вновь заставляет нас задуматься эпизод с Саэки Дзёином.

Поэтому мне хотелось бы, чтобы мы очень дорожили тем ценным даром, который передаётся от человека к человеку напрямую: в звуках голоса, касанье рук, соприкосновении кожи.

Но это с одной стороны, а с другой, конечно же, бывают ситуации, когда такое же впечатление, как и от прямой передачи знаний мэндзю, можно получить из письменного текста.

Несколько лет назад мне вдруг вздумалось прочесть книгу «Отшельник и ученик», автор которой Курата Хякудзо.[54] Мне и самому доводилось сочинять для театра, а такую знаменитую вещь, как пьеса «Отшельник и ученик», я не читал — даже неловко. Я принял решение непременно это прочесть.

Однако имя Кураты Хякудзо сегодня не принадлежит к тем именам, что у всех на слуху. И название «Отшельник и ученик» тоже когда-то, может быть, и произвело сенсацию, но теперешние литературные критики обходят эту пьесу своим вниманием, оценивая её довольно-таки упрощённо: «сентиментальная литература религиозного содержания». А в прошлом, когда в 1917 году молодой Курата Хякудзо написал эту пьесу, а издательство «Иванами» опубликовало, она произвела фурор среди молодёжи и стала настоящим бестселлером.

Однако теперь эта книга почти забыта, и я даже думал, что её не сразу отыщешь у книготорговцев. Предполагал, что, уж если пойти в Парламентскую библиотеку, там она будет, но на всякий случай решил сперва поискать в книжных магазинах. К моему большому удивлению, книгу я нашёл сразу. Я был поражён, так как смог приобрести маленькие книжки карманной серии как издательства «Иванами», так и издательства «Синтё».

В книгах всегда есть так называемые выходные данные, и на самой последней странице указано, когда вышло первое издание, когда были переиздания, когда напечатан данный тираж, кто его выпустил и прочие подробности. Заглянув туда, я узнал, что в 1927 году книга вошла в карманную серию «Библиотечка Иванами», многократно перепечатывалась и совсем недавно вышло, кажется, 88-е издание или что-то в этом роде, словом, там фигурировала огромная цифра. Получается, что с 1927 года книгу непрерывно кто-то читал и даже теперь почти ежегодно выпускаются её перепечатки.

Ну, а к изданию в карманной серии «Синтё» было написано предисловие, его автор Камэи Кацуитиро.[55] Я узнал, что в эту серию книга была включена в 1950 году. Затем она многократно перепечатывалась и к 1997 году выдержала 79 изданий. Это меня тоже поразило.

Оказывается, игнорируемая литературными критиками пьеса «Отшельник и ученик» начиная с 1917 года и вплоть до наших дней многократно издавалась в карманных сериях «Иванами» и «Синтё», находя всё это время своих читателей! Меня очень растрогало то, что по всему Японскому архипелагу, точно подземная водяная жила, кроется в недрах целый слой людей, которые всё это время читали книгу «Отшельник и ученик».

Я ознакомился с её содержанием и был весьма заинтересован, однако подумал, что из-за большого объёма, вероятно, нелегко ставить это на сцене. Один эпизод произвёл на меня особенно сильное впечатление, и я хочу о нём здесь рассказать.

То место в книге, которое тронуло мою душу, представляет собой разговор между отшельником, то есть героем пьесы монахом Синраном, и его юным учеником по имени Юйэн.[56] Говорят, что это Юйэн собрал записки Синрана и подготовил широко известный сборник «Таннисё». В пьесе есть небольшая сцена, где Синран и Юйэн любуются пейзажем и между ними разворачивается короткий диалог. Когда я прочитал это место, в моей душе, словно сцена из кинофильма, выплыл из памяти тот самый пейзаж. Юйэн, любуясь видом, вдруг обронил, обращаясь к Синрану;

— Учитель, временами меня неудержимо охватывает чувство печали. Иногда я сам себя не помню. Вот так, как сейчас, смотрю на дорогу, по которой идут люди, и отчего-то сердце щемит, а на глазах выступают слёзы. Возможно ли такое?

Я здесь, конечно, несколько исказил оригинал, но именно в таком духе он обратился к учителю. Он спросил это, желая знать, допустимы ли такие чувства на пути духовного служения. И Синран на это ответил:

— Это хорошо, да будет так.

Это очень тёплый разговор, словно беседа друзей. Мне кажется, здесь очень хорошо показано человеческое обаяние Синрана.

— Пусть будет так, Юйэн. Это ведь хорошо. Когда чувствуешь печаль, следует печалиться. Другого ничего не остаётся.

Когда Синран так ответил, Юйэн задал ему ещё один вопрос:

— Но тогда, может быть, и у такого человека, как вы, учитель, выпадают минуты, когда подступает печаль?

Он хотел знать, неужели и такой незаурядный человек, как укрепившийся в вере учитель Синран, порой пребывает в печали? На это Синран ответил приблизительно следующим образом (здесь только смысл, а слова я передаю неточно, позволяю себе кое-что добавить, чтобы стало понятнее):

— Мне тоже грустно. Кажется, всю мою жизнь я был грустен. Поэтому твоя печаль, Юйэн, не совсем схожа с той, бремя которой всю жизнь несу я. То, что ощущаешь как печаль ты, Юйэн, со временем пройдёт, такую печаль могут излечить обстоятельства. Но то, что гнетёт меня, словно до мозга костей пропитало моё тело, — это тяжкая глубокая скорбь. К тому же, мне кажется, я пронёс это чувство через всю мою жизнь.

Вот так приблизительно ответил Синран на вопрос Юйэна, и говорил он не как учитель с учеником, а беседовал, словно с младшим другом. И ещё он сказал:

— Когда-нибудь и ты поймёшь, что такое истинная печаль, потому что настанет время и ты тоже её почувствуешь. И когда это время придёт, Юйэн, не пытайся бежать от этой печали и не пытайся её обмануть. Не отворачивайся от себя самого, смотри печали в лицо и верно следуй своему сердцу. Ведь истинную печаль, или скорбь, судьба посылает ради твоего духовного становления.

Может быть, слова я передаю здесь неточно, но смысл наставления Синрана его юному ученику Юйэну был такой.