Плач в ночи - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 9

— Прекрасно выглядишь, Дженни. Синий цвет тебе идет.

Она была в синем шелковом костюме. Как-то Эрих настоял на том, чтобы одеть Дженни и детей в «Саксе». Она протестовала, но Эрих отмахнулся от ее возражений:

— Взгляни на дело так: к тому времени, как придет счет, ты будешь моей женой.

Теперь ее сумки от «Вюиттон» были набиты модными костюмами, блузками, свитерами, брюками и вечерними юбками, сапогами от «Рафаэля» и туфлями от «Магли». Когда прошла первая неловкость из-за того, что Эрих до свадьбы платит за них, Дженни сказочно провела время. А как радостно делать покупки для девочек!

— Ты так добр к нам, — без устали повторяла она.

— Дженни, я люблю тебя. Мне приятно тратить каждое пенни. Я в жизни не был счастливее.

Эрих помогал ей выбирать одежду. У него было отличное чувство стиля.

— Глаз художника, — шутила она.

— Где девочки? — спросил Кевин. — Я хотел бы попрощаться с ними.

— Фрэн повела их на прогулку. После церемонии мы их заберем. Фрэн и мистер Хартли обедают с нами. Потом мы сразу же едем в аэропорт.

— Дженни, я думаю, ты слишком поторопилась. Ты всего месяц знакома с Крюгером.

— Этого достаточно, когда ты уверен в своих чувствах. А мы оба уверены.

— Ну а я до сих пор не уверен насчет удочерения. Я не хочу отказываться от своих детей.

Дженни постаралась не раздражаться:

— Кевин, это мы уже проходили. Ты подписал документы. Девочками ты не занимаешься, их не содержишь. Вообще-то на каждом собеседовании ты отрицаешь, что у тебя есть семья.

— Что они почувствуют, когда вырастут и поймут, что я от них отказался?

— Будут благодарны за то, что ты дал им шанс быть с отцом, которому они желанны. Ты, кажется, забываешь, что меня удочерили. И я всегда буду благодарна человеку, который отказался от меня. То, что меня воспитала Нана, — это нечто особенное.

— Я согласен, что Нана была особенной. Но мне не нравится Эрих Крюгер. Есть в нем что-то такое...

— Кевин!

— Ладно. Ухожу. Дженни, я буду скучать по тебе. Я все еще люблю тебя. Ты это знаешь. — Он взял ее за руки. — И еще я люблю своих детей.

Акт третий, занавес, подумала Дженни. Публика рыдает.

— Кевин, пожалуйста. Не хочу, чтобы Эрих застал тебя.

— Джен, я, может, приеду в Миннесоту. У меня нехилые шансы попасть в труппу с постоянным репертуаром в театре «Гатри» в Миннеаполисе. Если попаду, то навещу тебя.

— Кевин, не надо меня навещать!

Она решительно открыла входную дверь. Зазвонил домофон.

— Это, должно быть, Эрих, — нервно сказала Дженни. — Черт. Не хотела я, чтобы он тебя здесь видел. Пойдем, я провожу тебя.

За запертыми стеклянными дверьми фойе ждал Эрих, в руках он держал большую коробку в подарочной упаковке. Дженни с тревогой смотрела, как предвкушение на его лице сменилось неудовольствием, когда он увидел ее и Кевина.

Дженни открыла дверь, чтобы впустить Эриха, и быстро сказала:

— Кевин заскочил всего на минутку. Прощай, Кевин.

Двое мужчин уставились друг на друга, ни один не проронил ни слова. Потом Кевин улыбнулся и наклонился к Дженни. Поцеловав ее в губы, он проворковал:

— Замечательно было повидаться с тобой. Спасибо еще раз, Джен. Увидимся в Миннесоте, родная.

— Мы пролетаем над Грин-Бэй, штат Висконсин. Высота - тридцать тысяч футов. Мы приземлимся в аэропорту Твин-Ситиз в семнадцать часов пятьдесят восемь минут. Температура в Миннеаполисе - восемь градусов по Фаренгейту. Чудесный ясный день. Надеемся, вам нравится полет. Еще раз спасибо, что летите рейсом компании «Норд-Вест».

Ладонь Эриха накрыла руку Дженни.

— Нравится полет?

Она улыбнулась:

— Очень.

Оба опустили глаза на золотое обручальное кольцо его матери, которое теперь красовалось на пальце Дженни.

Бет и Тина уснули. Стюардесса убрала подлокотник между сиденьями, и малышки свернулись калачиком, их темно-рыжие кудряшки переплелись, новые зеленые бархатные джемпера и белые пуловеры с высоким воротом немного помялись.

Повернув голову, Дженни разглядывала плотные облака, плывущие за иллюминатором. Несмотря на счастье, она до сих пор злилась на Кевина. Да, он слабый и безответственный, но она всегда считала его в общем-то добродушным. Но Кевин оказался собакой на сене. Ему удалось омрачить их свадебный день.

После ухода Кевина Эрих спросил:

— Почему он благодарил тебя и что имел в виду? Ты пригласила его в наш дом?

Дженни попыталась объяснить, но оправдания ей самой показались фальшивыми.

— Ты дала ему триста долларов? — недоверчиво спросил Эрих. — Сколько он тебе должен, учитывая алименты и то, что он занимал?

— Но мне это не нужно, а мебель была наполовину его.

— Или, может, ты хотела удостовериться в том, что у него хватит денег приехать к тебе в гости?

— Эрих, неужели ты веришь в это? — Она с трудом подавила слезы, но Эрих успел заметить их.

— Дженни, прости меня. Я виноват. Я тебя ревную. Признаю это. Мне ненавистен сам факт, что этот мужчина вообще прикасался к тебе. Я не хочу, чтобы он когда-либо еще хоть пальцем до тебя дотронулся.

— Не дотронется. Обещаю. Во всяком случае, я благодарна ему за то, что он подписал бумаги на удочерение. Я до последнего момента держала кулаки.

— Все можно купить.

— Эрих, ты что, заплатил ему?

— Немного. Две тысячи долларов. По тысяче за девочку. Очень дешево за то, чтобы избавиться от него.

— Он продал тебе своих детей, — Дженни постаралась скрыть презрение.

— Я бы заплатил и в пятьдесят раз больше.

— Надо было рассказать мне.

— Я бы и сейчас не стал рассказывать, просто не хочу, чтобы к нему оставалась жалость... Забудем о нем. Сегодня наш день. Не откроешь свой свадебный подарок?

Подарком оказалась норковая шуба «Блэкглама».

— О, Эрих...

— Давай, примерь.

Шуба была роскошная, мягкая, легкая и теплая.

— Она идеально подходит к твоим волосам и глазам, — довольно отметил Эрих. — Знаешь, о чем я думал сегодня утром?

— Нет.

Он обнял ее:

— Ночью я так плохо спал. Терпеть не могу гостиницы. И думал я только о том, что сегодня вечером Дженни будет со мной в моем собственном доме. Знаешь стихотворение «Как Дженни меня целовала»?

— Нет, кажется.

— Помню всего пару строчек: «Буду ли болен, буду старик...» А потом торжествующая последняя строчка: «Как Дженни меня целовала». Я вспоминал это стихотворение, когда звонил в твою дверь, а через секунду мне пришлось смотреть, как тебя целует Кевин Макпартленд.

— Эрих, пожалуйста.

— Прости меня. Давай-ка уйдем отсюда. Это место угнетает.

Не успела Дженни кинуть на квартиру прощальный взгляд, как Эрих увлек ее к лимузину.

Дженни думала о Кевине даже во время церемонии, особенно ярко вспоминалась их свадьба четыре года назад в церкви Святой Моники. Они выбрали эту церковь потому, что там выходила замуж Нана. Сияющая Нана сидела в первом ряду. Кевин ей не нравился, но, не сумев разубедить Дженни, она отбросила сомнения. Что бы она подумала об этой церемонии перед судьей вместо священника?

— Я, Дженнифер, беру тебя... — Она запнулась. Боже милостивый, она чуть не сказала «Кевин».Почувствовав на себе вопросительный взгляд Эриха, она начала заново. Твердо. — Я, Дженнифер, беру тебя, Эрих...

— Что Бог сочетал, того человек да не разлучает[5], — торжественно произнес судья.

Но то же самое говорили на ее свадьбе с Кевином.

В Миннеаполис они прибыли на минуту раньше расписания. На большой вывеске красовалась надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ТВИН-СИТИЗ». С живым интересом Дженни рассматривала аэропорт.

— Я была повсюду в Европе, но никогда не бывала на западе дальше Пенсильвании, — сказала она со смехом. — Я воображала, что мы сядем посреди прерии.

Дженни держала Бет за руку, а Эрих нес Тину. Бет оглядывалась на трап.