Оставь для меня последний танец - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 17

Пауэрс сняла трубку. Бодрым молодым голосом она твердо сказала мне, что не согласится дать интервью ни по телефону, ни в личной беседе. Не дав ей времени опомниться, я энергично заговорила:

— Буду с вами откровенной. Мне хотелось бы добавить немного позитива — ведь люди весьма разгневаны тем, что потеряли деньги, и портрет Спенсера мог бы выйти совсем негативным. После его смерти вы говорили о нем очень по-доброму. Боюсь, вы тоже изменили свое мнение.

— Никогда не поверю, что Николас Спенсер взял хоть грош, — искренне произнесла она. Тут голос изменил ей. — Он был удивительным человеком, — закончила она почти шепотом, — вот мое мнение.

У меня было такое чувство, словно Вивьен Пауэрс боится, что ее услышат.

— Завтра суббота, — торопливо сказала я. — Могу заехать к вам домой или встретиться с вами там, где пожелаете.

— Нет, не завтра. Мне надо все обдумать.

Послышался щелчок, и линия замолчала.

Почему она сказала, что Спенсер не мог взять себе деньги?

«Может быть, не завтра, но мы обязательно поговорим, мисс Пауэрс, — мысленно пообещала я. — Обязательно поговорим».

Когда Энни была жива, она не разрешала ему пить, потому что считала, что выпивка плохо сочетается с приемом лекарств. Но вчера, по пути домой из Гринвуд-Лейка, Нед остановился у винного магазина и купил бутылку бурбона, бутылку скотча и хлебной водки. Со времени смерти Энни он не принимал лекарств, так что, может быть, сейчас она на него не стала бы злиться.

— Мне надо поспать, Энни, — объяснил он, открывая первую бутылку. — Это поможет мне уснуть.

И действительно помогло. Он уснул, сидя в кресле, но потом что-то произошло. Нед не понимал, снится ли ему это, или он просто вспоминает пожар. Он стоял под теми деревьями с канистрой бензина в руках, когда вдруг сбоку от дома метнулась тень и устремилась в сторону подъездной дорожки.

Было очень ветрено, и ветви деревьев, не переставая, шевелились и раскачивались. Сначала он подумал, что это тень от веток дерева. Но потом тень приобрела очертания человеческой фигуры, и во сне ему стало казаться, что он может даже различить лицо.

Это было как в снах с Энни, когда он чувствовал даже аромат ее любимого персикового лосьона для тела.

Должно быть, так и есть, решил Нед. Ведь это был всего лишь сон.

В пять утра, когда сквозь сумрак пробивались первые проблески зари, Нед проснулся. Все его тело болело, оттого что он заснул в кресле, но сердце болело еще сильнее. Ему нужна была Энни! Но она умерла. Пройдя через комнату, Нед достал винтовку, которую все эти годы прятал под кучей хлама на их половине гаража. Он снова сел, крепко обхватив руками ствол.

Винтовка приведет его к Энни. Когда он покончит со всеми этими людьми, из-за которых она умерла, они встретятся и снова будут вместе.

И тут вдруг в памяти промелькнула прошедшая ночь. Лицо человека на подъездной дорожке Бедфорда. Видел ли он его, или ему все это пригрезилось?

Он улегся и попытался снова уснуть, но не смог. Рана на обожженной руке воспалилась и сильно болела. Обратиться за неотложной помощью в больницу Нед не мог. Не так давно он услышал по радио, что у парня, арестованного по подозрению в поджоге, был ожог руки.

Ему повезло, что в тот день он встретил в вестибюле клиники доктора Райана. Если бы он пошел в кабинет неотложной помощи, кто-то мог бы сообщить о нем в полицию. А там выяснили бы, что прошлым летом он работал у мастера ландшафтного дизайна, занимавшегося участком в поместье Бедфорд. Жаль, Нед потерял рецепт, который выписал ему доктор Райан.

Может, полегчает, если смазать руку маслом? Именно это сделала однажды его мать, когда обожглась, зажигая сигарету от горелки. А нельзя ли позвонить доктору Райану и попросить другой рецепт? Или же это напомнит ему, что через несколько часов после пожара в Бедфорде Нед показал ему обожженную руку?

Он никак не мог придумать, что делать.

Я вырезала из газеты «Каспиен таун джорнал» все статьи о Спенсере. После разговора с Вивьен Пауэрс просмотрела их и нашла фотоснимок Пика, стоящего на возвышении стола с торжественного ужина в честь вручения ему награды «Выдающемуся горожанину». В статье были перечислены все сидящие за столом.

В этот перечень вошли: председатель совета директоров клиники Каспиена, мэр Каспиена, сенатор, священник и несколько мужчин и женщин — заметных в своей области личностей, из тех людей, что регулярно бывают на благотворительных обедах.

Я записала их имена и нашла в справочнике номера телефонов. Особенно хотелось найти в Каспиене человека, которого Ник Спенсер навестил на следующее утро после визита к доктору Бродрику. Вероятность успеха была мала, но, кто знает, может быть, этот человек сидел вместе с Ником в президиуме. Пока я не стала звонить мэру, сенатору и председателю совета директоров клиники. Надеялась связаться с одной из присутствующих на обеде женщин.

По словам доктора Бродрика, в то утро Спенсер неожиданно вернулся в Каспиен и был озадачен тем, что ранние записи его отца отсутствуют. Я всегда пытаюсь встать на место человека, которого хочу понять. Если бы я оказалась на месте Ника, и мне нечего было бы скрывать, то наверняка сразу же поехала бы в свой офис и начала расследование.

Вчера вечером, вернувшись домой после ужина с Кейси, я переоделась в любимую ночную сорочку, залезла в постель, набросала в изголовье подушек и разложила на кровати все статьи из объемистой папки с материалами о Нике. Прочла все, используя технику скорочтения, но не встретила ни единого намека на то, что он оставил записи с ранними экспериментами отца у доктора Бродрика в Каспиене.

Естественно, такого рода информация могла быть известна очень немногим людям. Если верить доктору Челтавини и доктору Кендалл, они не знали о существовании старых записей, а мужчина с рыжеватыми волосами вовсе не служил в компании штатным курьером.

Но каким образом о записях доктора Спенсера стало известно кому-то за пределами компании и, что озадачивает еще больше, зачем они ему понадобились?

Я сделала три телефонных звонка и оставила сообщения. Удалось связаться с единственным человеком — преподобным Хауэллом, пресвитерианским священником, который на благотворительном обеде обращался к присутствующим с призывом. Сердечным тоном он сказал, что в тот вечер с Ником Спенсером почти не общался.

— Разумеется, я поздравил его с получением награды, мисс Декарло. Позже меня, как и всех прочих, привело в смятение известие о его сомнительных махинациях, а также то, что клиника понесла крупные финансовые потери, поскольку вложила в его компанию большую часть своего портфеля ценных бумаг.

— Ваше преподобие, во время большинства из этих обедов при перемене блюд люди встают и ходят вокруг, — сказала я. — Вы, случайно, не замечали, говорил ли с кем-нибудь Николас Спенсер?

— Не замечал, но, если хотите, могу разузнать.

Мое расследование продвинулось не очень далеко. Я позвонила в больницу, и мне сказали, что Линн выписалась.

Как писали утренние газеты, Марти Бикорски было предъявлено обвинение в поджоге и опрометчивом поведении, после чего его освободили под залог. Я нашла его телефон в справочнике Уайт-Плейнс и набрала номер. Автоответчик был включен, и я оставила сообщение: «Я Карли Декарло из «Уолл-стрит уикли». Видела вас на собрании акционеров, и вы совершенно не показались мне человеком, способным поджечь чей-либо дом. Надеюсь, вы мне перезвоните. Хотела бы вам помочь, если это в моих силах».

Едва повесила трубку, как почти сразу же зазвонил телефон.

— Говорит Марти Бикорски. — Голос казался утомленным и в то же время напряженным. — Не думаю, что кто-то в состоянии мне помочь, но можете попытаться.

Полтора часа спустя я подъехала к опрятному старому дому, построенному на разных уровнях. На верхушке мачты, стоящей на лужайке, развевался американский флаг. Показывала свой нрав капризная апрельская погода. Вчера температура поднялась выше двадцати градусов. Сегодня было около пятнадцати и ветрено. Можно было бы и свитер надеть под легкую весеннюю куртку.