Хранительница тайн - Мортон Кейт - Страница 30

• Предыдущая
• 30/90
• Следующая

Джимми не удержался от улыбки.

– Свидание, пап.

– Она хорошенькая?

– Красавица.

– Ты должен привести ее к нам.

В глазах отца загорелось прежнее озорство, и у Джимми защемило сердце. Каким когда-то был отец!.. Впрочем, Джимми сразу одернул себя: бога ради, ему уже двадцать два, сколько можно горевать о старых временах!

Джимми стало совсем нехорошо, когда отец радостно, хоть и немного неуверенно улыбнулся и сказал:

– Приведешь ее к нам, Джимми? Мы с твоей матерью должны решить, подходит ли она нашему мальчику.

Джимми наклонился, чтобы поцеловать отца в макушку. Он не собирался в который раз объяснять ему, что мать ушла больше десяти лет назад, оставила их ради человека с красивой машиной и большим домом. Зачем? Пусть думает, будто она отоваривает карточки в бакалейной лавке. Кто он такой, чтобы открыть старику глаза на горькую правду? Жизнь и так не балует…

– Ну, я пошел, пап. Запру за собой дверь, но у миссис Хэмблин из соседней квартиры есть ключ, и если начнется налет, она отведет тебя в убежище.

– Вряд ли. Скоро шесть, а фрицев не видать. Может, решили устроить передышку?

– Сомневаюсь. Луна сегодня что фонарь грабителя. Миссис Хэмблин придет за тобой, когда завоют сирены.

Отец теребил прутья клетки.

– Все хорошо, пап?

– Да, да, все хорошо, Джимми. Развлекайся, не думай обо мне. Никуда твой старик не денется. Пережили последний налет – и новый переживем.

Джимми улыбнулся, проглатывая комок в горле. Любовь и грусть сплелись в одно, грусть, которую он не мог выразить словами, грусть сильнее и глубже, чем простая тревога за больного отца.

– Так держать, пап. Пей чай, слушай радио. И оглянуться не успеешь, как я вернусь.

Долли спешила по залитым лунным светом улицам Бейсуотера. Два дня назад на картинную галерею с чердаком, забитым красками и лаками, упала бомба. Владелец отсутствовал, и место до сих пор пребывало в запустении: развороченные кирпичи и почерневшее дерево, сорванные с петель окна и двери, груды битого стекла. Долли видела пожар с крыши особняка на Кемпден-гроув: взрыв, ревущее пламя и клубы дыма в ночном небе.

Направив фонарик вниз, она обогнула мешки с песком, едва не оставив каблук в яме, а после ей пришлось убегать от бдительного охранника, который засвистел и прокричал ей вслед, что негоже разумной девушке выходить на улицу в такой вечер – разве она не видит, какая яркая сегодня луна?

Когда-то Долли, как и остальные лондонцы, боялась выходить во время налетов, но затем полюбила гулять под бомбами. Когда она рассказала об этом Джимми, он испугался, решив, что после гибели семьи Долли ищет смерти. Однако Джимми ошибался. Во время налетов Долли испытывала странное воодушевление. Бомбежки заставляли ее ощущать себя особенно живой. Того, что происходило сейчас в Лондоне, не случалось нигде и никогда и, вероятно, больше не повторится. Долли ни капельки не боялась – откуда-то она знала, что ей не суждено погибнуть под бомбами.

Смотреть опасности в лицо, упиваться своим бесстрашием было восхитительно. Долли испытывала необычайное возбуждение, да и не только она. Город охватило странное безумие; порой казалось, что все лондонцы влюблены.

Сегодня к ее обычному воодушевлению добавилось нечто иное. Она могла бы не спешить – Долли вышла из дома заблаговременно, проследив, чтобы леди Гвендолен проглотила свои три глотка хереса, после которых ей был нипочем любой налет (гордая старая леди и мысли не допускала о том, чтобы спуститься в бомбоубежище), но ее захлестывали чувства. Долли казалось, что она способна пробежать сотню миль и даже не запыхаться.

Хотя нет, а как же чулки? Ее последняя целая пара. Одно неверное движение – и придется рисовать стрелки на ногах карандашом для глаз, как простушке Китти. Ну уж нет, ни за что.

Чтобы не искушать судьбу, Долли вошла в автобус возле Мраморной арки и устроилась на задней площадке, где какой-то самоуверенный тип с несвежим дыханием вещал о способах жарки печенки. Вот сам и ешь свою требуху, едва не выпалила она напоследок, выскакивая сразу за площадью Пиккадилли.

– Доброй ночи, детка! – пожелал ей пожилой мужчина в форме бойца противовоздушной обороны.

В ответ Долли махнула рукой. Двое солдат, выводивших пьяными голосами «Нелли Дин», подхватили ее под руки, закружили и чмокнули в обе щеки. Долли расхохоталась, а бравые вояки, явно прибывшие домой на побывку, продолжили свой путь.

Джимми ждал ее на углу Чаринг-кросс-роуд и Лонг-акр. Долли увидела его на освещенной луной площади – именно там, где он обещал быть, – и задохнулась от радости. Все-таки Джимми Меткаф очень красив. Он оказался выше и худее, чем запомнилось Долли, но непослушные темные пряди и скулы, при взгляде на которые казалось, будто сейчас он скажет что-то на редкость остроумное, она узнала с первого взгляда. Долли приходилось видеть красивых мужчин (шла война, и строить глазки солдату, прибывшему на побывку, считалось гражданским долгом любой девушки), но в Джимми было что-то особенное, какая-то мрачная животная сила в сочетании с силой характера, заставлявшая сердце тревожно замирать в груди.

Джимми был таким правильным, таким честным и прямодушным, что порой Долли не верилось, что он принадлежит ей. При виде Джимми в черном смокинге, который она сама велела ему надеть, Долли чуть не взвизгнула. Вечерний костюм сидел на нем как влитой, и не знай Долли правды, она решила бы, что перед ней – настоящий джентльмен. Вытащив из сумочки помаду, она поправила линию губ и защелкнула зеркальце.

Затем оглядела коричневое пальто, отороченное на воротнике и манжетах норкой (так ей хотелось думать), хотя возможно, что и лисой. Фасон вышел из моды лет двадцать назад, но выбирать не приходится. Кроме того, такие вещи никогда не устаревают. Так говорила леди Гвендолен, а она знала в этом толк. Долли поднесла рукав к носу – запах нафталина еще ощущался, хотя Долли проветрила пальто перед окном ванной, а потом щедро опрыскала духами. Неважно, в запахе гари, что висел над Лондоном в эти дни, никто и не заметит. Поправив бриллиантовую брошку на воротнике, распрямив плечи и взбив кудряшки на затылке, Долли выступила из тени – сказочная принцесса, богатая наследница, девушка, у ног которой лежит весь мир.

Джимми успел продрогнуть и только-только поднес к губам сигарету, как увидел ее. Ему пришлось всмотреться, чтобы узнать свою Долли: шикарное пальто, темные волосы, блестящие в лунном свете, уверенная поступь длинных ножек. Сердце Джимми сжалось – она была так хороша, так свежа и элегантна! С тех пор, как они виделись в последний раз, Долли неуловимо изменилась. Эх, если бы только это, поежился он в старом отцовском смокинге. Хуже всего, что с тех самых пор Долли от него отдалилась. Внезапно Джимми особенно остро ощутил глубину разделяющей их пропасти.

Она подошла, благоухая духами. Джимми хотелось быть остроумным и светским, хотелось сказать ей, что она самая красивая девушка на свете и что он любит ее, как никто никогда не любил. Ему хотелось найти слова, которые преодолели бы отчуждение, хотелось, чтобы она узнала о его работе военного фотокорреспондента, о славе и деньгах, которые предрекал ему издатель, «когда все это закончится». Но ее красота посреди разрухи, сотни ночей, проведенных в думах о будущем, тот далекий летний день у моря… чувства переполнили Джимми. Он смущенно усмехнулся, притянул Долли к себе и крепко поцеловал.

Его поцелуй был словно сигнал к бою, и Долли сразу успокоилась. Целую неделю она предвкушала этот вечер. Ей хотелось потрясти Джимми, хотелось, чтобы он увидел, как она повзрослела, настоящая светская дама, а не скромная школьница, которую он встретил когда-то в Ковентри. Долли приосанилась, как требовалось по роли, и заглянула Джимми в глаза.

– Привет, – промолвила она с хрипотцой, вылитая Скарлетт О’Хара.

– И тебе привет.

– Как мило тебя видеть. – Долли запустила пальчики под лацканы его смокинга. – Ты сама элегантность.

• Предыдущая
• 30/90
• Следующая