Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Хаггард Генри Райдер - Страница 7

• Предыдущая
• 7/149
• Следующая

Так резко обрывалось это неподписанное, без даты письмо.

— Что ты обо всем этом думаешь, дядя Холли? — переведя дух, спросил Лео и, положив письмо на стол, добавил: — Мы предполагали, что столкнемся с тайной, — и вот она, тайна!

— Что я думаю? Что твой бедный отец лишился рассудка перед смертью, — пробурчал я. — Я понял это еще в ту ночь, когда он пришел ко мне в последний раз, двадцать лет назад. Несчастный покончил с собой… Конечно же все это вздор!

— Вы правы, сэр, — торжественно произнес Джоб, типичный образчик человека сухого, без всякой фантазии.

— Ну, а теперь почитаем, что написано на черепке, — сказал Лео, взяв в руки отцовский перевод.

Я, Аменартас, принцесса из царского дома Египта, жена Калликрата (Прекрасного в силе), жреца Исиды, возлюбленной богами и повелевающей демонами, пишу это перед смертью для своего маленького сына Тисисфена (Мстителя).

Мой дорогой сын! Я бежала с твоим отцом из Египта во времена правления Нектанеба, силой своей любви принудив его нарушить священный обет. Мы долго плыли по морю и дважды по двенадцать лет блуждали по берегам Ливии (Африка), обращенным к восходящему солнцу; недалеко от устья реки там есть скала с вершиной, имеющей форму головы эфиопа. Четыре дня мы плыли вверх по реке, затем потерпели крушение; многие утонули, многие погибли от огневицы. Десять дней дикари вели нас, уцелевших, по болотам, где водится столько птиц, что, взмывая разом, они застилают все небо. Наконец мы добрались до похожей на опрокинутую чашу горы; там, в долине, некогда был великий город, но ныне от него сохранились лишь развалины; в склонах же горы — бессчетное множество пещер. Мы предстали перед царицей народа, в чьих обычаях — казнить чужеземцев, надевая на них раскаленные горшки; царица эта — волшебница, постигшая все тайны природы, наделенная вечной молодостью и неувядаемой красотой. И она воспылала любовью к отцу твоему Калликрату и задумала убить меня, с тем чтобы взять его в мужья, но он любил меня и боялся ее, и поэтому не хотел на ней жениться. Тогда эта волшебница, владеющая черной магией, отвела нас в пещеру, перед которой лежал мертвый старый мудрец, и показала кружащийся Огненный Столп Вечной Жизни, чей голос — как раскаты грома, и царица вошла в пламя и появилась оттуда необожженная и даже еще более прекрасная. И тогда она обещала даровать бессмертие твоему отцу, если он убьет меня, ибо сама она была бессильна против волшебства моего народа, которым я обладала; и еще она пообещала, что станет его женой. Но он закрыл рукой глаза, чтобы не видеть ее красоты, и не захотел отречься от меня. И тогда, в дикой ярости, она сокрушила его силой своего колдовства, и он умер, а она горько над ним рыдала и причитала, а потом велела унести его оттуда; меня же, опасаясь возмездия, она приказала отправить в устье большой реки, где причаливают морские суда. Во время долгого обратного путешествия я и родила тебя, но мне пришлось немало поскитаться, прежде чем я добралась наконец до Афин. А теперь послушай меня, мой сын Тисисфен: отыщи эту женщину, выведай у нее тайну вечной жизни и, если сможешь ее убить, отомсти за отца своего Калликрата; но если тебе это не удастся, я взываю ко всем будущим потомкам: надеюсь, среди них сыщется отважный человек, который совершит омовение в пламени и воссядет на трон фараонов. Может быть, все это покажется тебе невероятным, но я говорю сущую правду — ни слова лжи!

— Да простит ее Господь! — простонал Джоб, который с открытым ртом слушал это удивительное послание.

Я молчал, сначала я предположил было, что мой бедный друг в припадке безумия сочинил все сам, но, поразмыслив, я отмел это предположение: выдумать такое просто невозможно! Слишком уж необычна надпись! Чтобы разрешить свои сомнения, я взял в руки черепок и начал читать греческий оригинал, написанный убористым унциальным шрифтом. Хотя и писала египтянка, ее послание — великолепный образец греческого языка того периода.

Переписываю его, как оно есть.

Для удобства чтения я переписал весь текст более привычным рукописным шрифтом.

Внимательное изучение показывает, что перевод сочетает точность с изяществом, в чем легко можно убедиться, сопоставив его с оригиналом.

Помимо унциальной надписи на выпуклой стороне черепка, в самом его верху, где находилось горлышко амфоры, тусклой красной краской был изображен тот же картуш, что и на скарабее, найденном в серебряной корзинке. Иероглифы, или символы, были, однако, перевернуты, словно оттиснуты на воске. Принадлежал ли картуш Калликрату, какому-нибудь принцу либо фараону, чья кровь текла в жилах принцессы Аменартас, — не знаю; не могу я с уверенностью сказать, и был ли он нанесен на черепок в одно время с унциальной надписью или же скопирован позднее со скарабея кем-нибудь из ее многочисленных потомков. И это еще не все. Под надписью той же краской был сделан набросок головы и плеч сфинкса, увенчанного двумя перьями, символами величия; перья довольно часто встречаются на изваяниях священных быков, но я никогда не видел их на сфинксах.

На правой стороне черепка, рядом с унциальной надписью, красной краской, наискось, было выведено следующее любопытное двустишие, подписанное голубой краской:

На земле, в небесах, в океанской бездне

Несчетно чудес, лишь очи отверзни.

Hoc fecit

Доротея Винси.

Глубоко озадаченный, я перевернул реликвию. Она была вся, сверху донизу, испещрена пометками и подписями на греческом, латинском и английском языках. Первая пометка, сделанная унциальным греческим шрифтом, принадлежала Тисисфену. «Я не смог поехать. Тисисфен своему сыну Калликрату», — гласила она. Вот ее факсимиле с рукописным эквивалентом:

Этот Калликрат (названный так, видимо, по греческому обычаю, в честь деда), очевидно, пытался начать поиски, ибо написал еле заметным, неразборчивым унциальным шрифтом: «Я хотел уже отправиться в путь, но боги ополчились против меня, и я вынужден отказаться от своего намерения. Калликрат своему сыну». Вот эта надпись:

Между двумя этими древними надписями — вторая, кстати сказать, написана прыгающими буквами и так сильно стерлась от прикосновения рук, что — не приложи Винси свою транскрипцию — я вряд ли смог бы ее разобрать, — выделялась четкая, сделанная, по всей видимости, сравнительно недавно подпись некоего Лайонела Винси. Чуть ниже чья-то рука, очевидно рука деда Винси, начертала: «Aetate sua 17». Справа были инициалы «Дж. Б. Ви.», внизу — множество греческих подписей на унциальном и рукописном шрифтах: часто повторялись написанные, как правило, небрежно слова «» (моему сыну): это свидетельствовало, что реликвия благоговейно передавалась из поколения в поколение.

За греческими подписями следовала короткая пометка: «Romac A.U.С.», из чего можно было заключить, что семья переселилась в Рим. Затем, где только можно, вписаны были двенадцать латинских подписей. За тремя исключениями, они оканчивались фамилией Виндекс, или Мститель, латинским эквивалентом фамилии Тисисфен. Впоследствии, как и следовало ожидать, латинская фамилия трансформировалась сначала в де Винси, а затем в простую современную Винси. Любопытно отметить, как идея мести, к которой египтянка взывала еще до Рождества Христова, сохранилась в типично, казалось бы, английской фамилии.

• Предыдущая
• 7/149
• Следующая