Четыре стороны света и одна женщина - Клевер Алиса - Страница 2

• Предыдущая
• 2/57
• Следующая

Кошмар.

Ему приснился его кошмар. Он забыл закрыть дверь на террасу, поэтому он так замерз. В конце августа ночи уже холодны, идет дождь. Он в Москве, в Maximus Grand, в своем пентхаусе, лежит напротив открытой двери, сквозняк гуляет по полу. Кровать стоит нетронутая, с идеально уложенными подушками, с тонкой полоской шелка, аккуратно постеленной поперек покрывала. Он не спал на ней, даже не сидел на ней. Как и всегда, он уснул на полу. Может быть, все дело в забытой двери на террасу? Или в наполовину пустой бутылке Remi Martin?

Все это ерунда. Он спал в палатке на леднике, ему доводилось пить неделю подряд с местными жителями в Исландии. Ему никогда не снились кошмары, если он спал на полу. Что-то изменилось. Что-то разрушило привычный образ жизни, хрупкий баланс, дававший ему все, о чем он ни просил.

Арина ушла. Найти ее он не смог. Это было не в его власти.

Максим поднялся, включил светильник. Приглушенный свет озарил роскошный номер, и мерзкие холодные щупальца чудовища, созданного его больным воображением, отступив, спрятались в остатках темноты по углам. Максим поспешил зажечь верхний свет – замысловато изогнутые линии светодиодов, результат изощренной дизайнерской мысли. Зажег и остальные источники света: два торшера в холле, настольную лампу на придиванном столике, даже тусклое спецосвещение – продолговатые лампы, прикрепленные к нижним частям кухонных шкафчиков. Терраса за распахнутой балконной дверью засияла, освещенная четырьмя уличными фонарями.

Только когда все три комнаты номера люкс заискрились от света, Максим немного успокоился и упал в массивное кресло напротив большого плоского телевизора и нажал кнопку пульта. Экран ожил, и два комментатора, бодрые и подтянутые, принялись обсуждать какой-то недавно прошедший матч. Даже здесь, в Москве, Максим предпочитал смотреть кабельные каналы на английском – привычка. Спутниковое телевидение – удобная штука.

Максим не слушал их, но размеренный шум, создаваемый их голосами, благотворно действовал на него. Он сидел опустошенный, усталый, злой и небритый, в измятом и несвежем смокинге, который он так и не додумался сменить за три прошедших дня. Просто забыл обо всем, пил и вспоминал, как шел три дня назад по красной дорожке, взбешенный до чертей и мечтающий отомстить Арине и поставить ее на колени. Подчинить ее, показать ее место. Связать, выпороть и трахать потом, пока она не станет рыдать и просить прощения.

На что он тогда злился?

Смокинг был неприятно грязен, на рубашке пятно от виски. Галстук болтался на шее, развязанный. Максим подобрал с полу наполовину пустую бутылку Remi Martin и приложился к горлышку. На столике перед креслом лежали фотографии – ее фотографии. Все, что у него осталось от нее. Знал бы, фотографировал бы ее безостановочно – каждый вздох, каждый оргазм, каждую искру синих глаз. Но разве могут помочь фотографии там, где нужно горячее податливое тело, сияющие синие глаза, влажная ложбинка между ягодицами.

Белоснежка. Остается только признать факт, что она ушла. Что ее больше нет. Что может быть проще? Просто женщина ушла от него. Встань и иди в другую сторону. Забудь и ищи новых наслаждений.

Что ты тут делаешь?

Максим отпил еще и переключил канал. Новости. Он вздрогнул, услышав, что час назад в океан упал самолет. «Боинг»? Что, если Арина летела на нем? Что, если с ней что-то случилось? Может быть, поэтому он ее не нашел? Может быть, ее больше нет. Холодно, мир превращается в гигантский айсберг.

Почти пятьдесят часов провел Максим в зоне прилета терминала D аэропорта Шереметьево, всматриваясь в каждую фигуру, выходящую из-за матовых стен зеленого коридора. Он простоял там два дня, питался бутербродами из местных дешевых кафе, отключил телефон и не отвечал на звонки. Она не могла проскочить мимо него. И все же как в воду канула. Самолеты из Франкфурта, Лондона, Берна и Мюнхена, даже из Мадрида – со всей Европы – приземлились и улетели обратно, но ее не было. Она не прилетела ни одним рейсом из всех возможных. Вдруг она решила улететь куда-то еще?

Вдруг погибла?

Нет-нет, только не это! Она просто оставила его одного – здесь, в пустом, залитом электрическим светом номере. Ричард сказал, что Арина любит его, Максима, но Максим не верит в любовь. Зато он верит в смерть, и его сердце сжимается от ужаса.

– Где она, Ричард? – Максим сжимает телефон так, что он вполне может треснуть от давления его пальцев. В Лондоне глубокая ночь. Голос Ричарда холоден и отстранен.

– Что ты хочешь, Максим? – спрашивает он вежливо на английском. Они знакомы почти всю жизнь, и если есть кто-то, кого можно назвать самым близким другом Максима Коршунова, то это будет Ричард. Они всегда говорили на русском. Видимо, они больше не друзья.

– Где она? Ты должен мне сказать!

– Я ничего тебе не должен. К тому же с чего ты взял, что я знаю, где она? – Ричард подчеркнуто спокоен.

– Ты знаешь. Все ты знаешь, мой дорогой виконт, – пробормотал Максим, делая еще один большой глоток. – Может быть, ты даже собираешься к ней, верно, а? Тебе же она понравилась, да, Ричард? Я видел, как ты смотрел на нее в этом чертовом платье.

– Ты пьян, – догадался Ричард. – Тебе нужно проспаться.

– Проспаться? Интересная идея! – расхохотался Максим, но смех его был невеселым. – Проспаться я теперь не могу, разве что попробовать спать на крыше. Да и то, я так подозреваю, что не поможет. Я найду ее все равно, и плевать мне, что ты об этом думаешь.

– Ты ненормальный! Оставь ее в покое! – воскликнул Ричард тревожно. Он никогда не слышал, чтобы Максим так бесновался, так пил. Да он сходит с ума там, в Москве! Кто его знает, на что он способен. Тогда, на приеме в честь кинопоказа, Максим силком выволок Арину из здания, а после ей пришлось сбежать от него через дикий лес.

Он способен на все.

Но никогда прежде он не хотел обладать кем-то с таким звериным упрямством. Если что-то или кто-то, особенно кто-то, не шел ему в руки, Максим всегда отступал с холодной равнодушной ухмылкой. Он никогда не боялся потерять человека, только боялся потратить зря время.

И вот он валяется на полу в своем московском отеле и пьет.

– Ненормальный? Да, я ненормальный. Возможно, и правда опять пора лечиться, только вот не думаю, что для меня есть лекарство. Дьявол! Почему ты не скажешь мне? Может быть, она и не улетала никуда?

– Иди и проспись, Максим, – напряженно пробормотал Ричард.

– А может быть, она прямо сейчас сидит на краешке твоей кровати в твоей спальне. В одной из твоих нелепых пижам. Только я тебя предупреждаю, что в таком случае я тебя просто убью. Слышишь, а? Друг мой на все времена, Ричард Непорочный. Она моя, и никто ее не возьмет у меня. – Максим нес какую-то околесицу и заранее знал, что пожалеет об этом после, но не мог сдержаться. Одна мысль, что Ричард, возможно, куда больше подходит его Арине, синеглазой его Белоснежке, – эта мысль убивала и одновременно заставляла жаждать крови.

– Сейчас ты говоришь совсем как твой отец, – бросил вдруг Ричард, и Максим оцепенел. Он огляделся – среди огней иллюминации в огромном зеркале холла отражалось его бледное, опухшее, растерянное лицо. Пьяное и злое лицо мужчины, перекошенное от ярости лицо его отца.

Вот он – итог всего. Ричард прав, и глупо сопротивляться. Он – сын своего отца. Всегда будет. Нечего отрицать очевидное.

– Прости, – выдохнул Максим. – Я сам не знаю, что говорю. Прости. Только все же скажи, она не с тобой?

– Ты спятил. Нет, она не со мной, но разве в этом дело? Ты должен оставить ее в покое. Она заслужила это. Она не хочет тебя видеть – и ты должен уважать ее выбор.

– Никогда не собирался уважать ее выбор.

– Даже если ты найдешь ее, чего ты добьешься? Она убежала от тебя один раз, убежит и второй. Чего ты от нее хочешь? Ты знаешь, что она никогда не станет играть в твои игры, Макси.

Максим закрыл глаза и замолчал, пытаясь выкинуть из памяти обрывки последнего кошмара, тяжелые капли дождя, вошедший в пике самолет…

• Предыдущая
• 2/57
• Следующая