Собрание сочинений в 10 томах. Том 4 - Хаггард Генри Райдер - Страница 82

• Предыдущая
• 82/160
• Следующая

— Да, — отвечал Дирк, — он ясен: «Неверующий муж освящается женою… Почему ты знаешь, муж, не спасешь ли ты жену?» Если бы апостол предвидел случай со мной, он не мог бы дать более определенного ответа.

— Он, — или Дух, говорящий через него, — знал все случаи и писал для всех людей, когда бы они ни родились, — отвечал Брант. — Это урок для нас. Если бы ты заглянул сюда раньше, то раньше бы и получил ответ и, может быть, не испытал бы многих огорчений. Теперь, без сомнения, ты должен поспешить переговорить с ней, предоставив все остальное Богу.

— Да, — отвечал Дирк, — как можно скорее. Но есть еще один вопрос: должен я сказать ей всю правду?

— Я бы не стал скрывать, друг. А теперь — спокойной ночи. Не провожай меня до дверей. Кто знает, может быть, на улице кто-нибудь и подсматривает. Не следует, чтобы нас видели вместе так поздно.

После ухода своего родственника и нового друга Дирк еще сидел, пока оплывшие сальные свечи в люстре не догорели до самого конца. Затем, вынув свечу из подсвечника, украшенного змеей, он зажег ее, загасив люстру, и, войдя в спальню, стал раздеваться. Библию он снова спрятал в тайник и взобрался на свою высокую постель.

Обыкновенно Дирк спал превосходно: как только голова его касалась подушки, глаза смыкались и раскрывались только в привычное время, утром. Но в эту ночь он не мог заснуть. Было ли то следствием обеда и вина или игры в карты, или молитвы и отыскивания текста в писании, только сон бежал, и это раздражало Дирка. Он лежал не смыкая глаз и думал, глядя, как лунный свет широкими снопами врывался в окно и заливал комнату.

Вдруг Дирку стало страшно: ему показалось, будто в комнате находится еще кто-то кроме него, кто-то недоброжелательный и злой.

Никогда прежде он не думал о духах и не боялся их, но теперь ему вспомнился вопрос Монтальво о привидении, и ему положительно казалось, что оно где-то рядом. В этой страшной новой тревоге он искал себе опоры и не находил иной, кроме той, к которой старый простой священник советовал ему прибегать в минуты затруднения и смятения, а именно: взять Библию и, прижав ее к себе, помолиться.

Исполнить это было нетрудно. Приподнявшись на постели, Дирк достал Библию из шкафчика и задвинул дверку. Затем, положив книгу между собой и периной, он снова лег, и это как будто подействовало: он скоро уснул.

Но тут Дирку приснился страшный сон. Ему снилось, что над ним наклонилось какая-то высокая, темная фигура, и длинная белая рука шарила у его изголовья, пока он не услыхал, как дверца потайного шкафчика со скрипом затворилась.

Тогда ему показалось, что он проснулся и что его глаза встретились с двумя другими глазами, смотревшими на него так пристально, будто желали прочесть его самые сокровенные мысли. Он не встал и не мог пошевельнуться, но тут он увидел во сне, как фигура выпрямилась и стала скользить прочь, то появляясь, то снова исчезая по мере того, как она проходила через полосы лунного света, пока окончательно не скрылась за дверью.

Через секунду после этого Дирк проснулся и почувствовал, что, несмотря на довольно холодную ночь, пот крупными каплями выступил у него на лбу и на всем теле. Но, странно, страх его теперь совершенно рассеялся: зная, что ему приснилось все это во сне, он перевернулся, дотронулся до Библии на груди и заснул, как дитя, чтобы проснуться только утром, когда луч восходящего зимнего солнца упал ему прямо на лицо.

Дирк припомнил сон прошедшей ночи, и у него на душе стало тяжело: ему казалось, что привидение черной женщины, впившейся в его лицо своими страшными глазами, было предзнаменованием какой-то близкой беды.

На следующее утро, когда Монтальво вошел к себе в кабинет после завтрака, он нашел там ожидавшую его даму, в которой, несмотря на длинный плащ и вуаль, без труда узнал Черную Мег. Действительно, Мег ждала его уже довольно долго и, по свойственной ей любознательности, не теряла времени даром.

Читатель, вероятно, помнит, что в свое предыдущее посещение жилища капитана Монтальво она успела захватить бумаги, которые нашла в незапертом столе. При ближайшем рассмотрении эти бумаги оказались, как она того опасалась, не имеющими никакого значения, — неоплаченными счетами, военными рапортами, записками отдам и так далее. Однако, раздумывая, Черная Мег припомнила, что в столе был еще внутренний ящик, который, казалось, был заперт. И поэтому она на всякий случай захватила с собой связку ключей вместе с двумя маленькими стальными отмычками и явилась к капитану в такое время, когда знала наверное, что Монтальво завтракал в другой комнате. Все шло хорошо: Монтальво завтракал, а Мег осталась одна в комнате, где стоял стол. Об остальном можно догадаться. Положив принесенную с собой пачку бумаг на место, Мег с помощью своих ключей и отмычек отперла внутренний ящик. Здесь действительно оказались письма и в маленьком футляре, оправленном золотом, две миниатюры, одна — портрет молодой красивой женщины с темными глазами, другая — двух детей, мальчика и девочки пяти или шести лет. Тут же лежал локон волос в бумажке с надписью рукою Монтальво:

Волосы Хуаниты, данные мне на память.

Это была драгоценная находка, и Мег поспешила завладеть ею. Спрятав все за пазуху, чтобы рассмотреть на досуге, она предусмотрительно сделала из разных бумажек пакетик наподобие взятого, который положила в ящик, прежде чем запереть его.

Устроив все по своему желанию, Мег вышла на крыльцо, где проболтала с часовым, и снова вернулась в кабинет в ту самую минуту, когда через противоположную дверь туда входил Монтальво.

— Ну, любезнейшая, — обратился он к Мег, — достала доказательства?

— Кое-что добыла, ваше сиятельство, — отвечала она. — Я была в доме во время обеда, который вам давали, хотя никто не видел меня, и оставалась еще после вас.

— В самом деле? Мне показалось, что ты проскользнула мимо, и я похвалил тебя за догадливость: ты прекрасно придумала пробраться туда, пока народ двигался взад и вперед. Отправляясь домой, я, кажется, узнал также одного человека, которого ты почтила своей дружбой, — лысого низенького толстяка, в Гааге его, кажется, звали Мясником. Ну, не гримасничай, меня не волнуют женские тайны, но мое положение здесь обязывает меня знать некоторые вещи. Что же ты видела?

— Ваше сиятельство, я видела, как молодой человек, за которым я должна была наблюдать, и Хендрик Брант, сын богатого гаагского золотых дел мастера, стоя на коленях, молились.

— Это дурно, — сказал Монтальво, покачивая головой, — но…

— Я видела, — продолжала она своим хриплым голосом, — как они вместе читали Библию.

— Возмутительно! — произнес Монтальво с притворным содроганием. — На самом деле возмутительно, если только я могу верить тебе, моей набожной приятельнице, что два человека, считавшихся до сих пор почтенными людьми, попались в том, что читали книгу, на которой основывается наша вера. Действительно, люди, способные углубляться в такую скуку, «недостойны жизни», говоря словами эдикта[84]. Ну, а доказательства есть? Книга, конечно, у тебя?

Тут Черная Мег рассказала все по порядку: как она подсматривала и увидела кое-что, как подслушивала, но слышала мало, как открыла потайной шкафчик, нагнувшись над спящим, и не нашла ничего.

— Плохой же ты шпион, тетушка, — заметил капитан, когда она замолкла, — и, клянусь, я не думаю, чтобы папский инквизитор мог повесить молодого человека, основываясь только на твоем свидетельстве. Вернись и добывай новые доказательства.

— Нет, — решительно заявила Мег, — если хотите добывать улики, добывайте их сами. Так как я намереваюсь продолжать жить здесь, то не хочу впутываться в такие дела. Я доказала вам, что этот молодой человек еретик. Давайте же следуемое мне вознаграждение.

— Твое вознаграждение?… За что? Вознаграждение дается за услугу, а я не вижу таковой с твоей стороны.

• Предыдущая
• 82/160
• Следующая