Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2 - Хаггард Генри Райдер - Страница 43
- Предыдущая
- 43/163
- Следующая
А результаты были большие. Кетчвайо был теперь верховной властью, а его отец представлял собою нуль. Хотя он и оставался главой нации, но было объявлено публично, что Кетчвайо был ногами его, а вся сила была в этих подвижных «ногах», а не в склоненной «голове». У Мпанды осталось так мало власти, что он не мог защитить даже собственного домашнего очага. Однажды я услышал сильный шум и крики, доносившиеся, по-видимому, из королевского крааля. Как потом выяснилось, Кетчвайо объявил Номантшгали, жену короля, колдуньей. И, несмотря на мольбы и слезы отца, он заставил ее казнить на его глазах. Так много времени прошло с тех пор, что я не помню, была ли Номантшгали матерью Умбулази или одного из других убитых принцев.
Несколько дней спустя, когда я был уже опять на ногах, Мпанда прислал мне в подарок быка. Гонец, который привел его мне, поздравил меня с выздоровлением и сообщил, что я не должен опасаться за свою жизнь. Кетчвайо поклялся, прибавил он, что ни один волос не упадет с моей головы.
— Если бы я желал убить Макумазана, — сказал Кетчвайо королю, — за то, что он сражался против меня, то я мог бы это сделать у Индондакузуки. Но в таком случае я должен был бы убить тебя, отец мой, так как ты назначил его командиром своего полка и послал против меня. Но я люблю его, потому что он храбр и принес мне хорошую весть, что мой враг Умбулази умер от разбитого сердца. Кроме того, я не желаю ссориться с англичанами из-за Макумазана, а потому пошли ему сказать, что он может спать спокойно.
Гонец сказал далее, что на следующий день назначен суд над Садуко и Маминой и что желательно было мое присутствие.
Я спросил, в чем их обвиняют. Он ответил, что против Садуко выставлено два обвинения: во-первых, что он был виновником гражданской войны; во-вторых, что, подтолкнув Умбулази к войне, в которой погибло много народа, он сам играл роль предателя, покинув его посреди боя со всеми своими полками — гнусный поступок в глазах зулусов, к какой бы партии они ни принадлежали.
Против Мамины были выдвинуты три пункта обвинения. Во-первых, что это она отравила ребенка Садуко, а не ее первый муж Мазапо, который невинно пострадал за ее преступление. Во-вторых, что она бросила Садуко, своего второго мужа, и пошла жить с другим мужчиной. В-третьих, что она была колдуньей, опутавшей Умбулази своим колдовством и заставившей его добиваться трона, на что он не имел никакого права.
— Это такие западни, что Мамине придется идти очень осторожно, чтобы не попасть в одну из них, — сказал я.
— Да, инкоси, в особенности если западни вырыты во всю ширину дороги и на дне каждой из них вбит кол. О, Мамину можно уже считать мертвой, и она заслуживает этого, так как, несомненно, она самая большая преступница во всей стране.
Я вздохнул, так как мне невольно стало жаль Мамину. Гонец продолжал:
— Черный Владыка (то есть Мпанда) послал меня к Садуко сказать ему, что он разрешит повидаться перед судом с тобой, Макумазан, если ты этого пожелаешь, потому что король знает, что ты был его другом и можешь дать свидетельство в его пользу.
— А что на это сказал Садуко? — спросил я.
— Он сказал, что он благодарит короля, но ему не о чем говорить с Макумазаном, чье сердце бело, как его кожа и чьи уста говорят только правду. Королевская дочь Нанди, которая все время с ним — она не хочет покинуть его в беде, как все другие это сделали, — услышав эти слова Садуко, сказала, что он прав и что по этой причине и она считает, что нет необходимости видеться с тобой до суда.
Я подумал, что настоящая причина нежелания меня видеть заключается в том, что Садуко стыдился меня, а Нанди боялась услышать от меня о каком-нибудь новом вероломстве ее мужа, о котором она еще не знала.
— С Маминой же дело обстояло иначе, — продолжал словоохотливый гонец. — Как только ее привели сюда с Зикали Мудрым, у которого она скрывалась, и она узнала, что ты, Макумазан, в Нодвенгу, она попросила разрешения повидаться с тобой…
— И ей разрешили? — испуганно прервал я, потому что я вовсе не желал видеться с Маминой наедине.
— Нет, не бойся, инкоси, — с улыбкой ответил гонец, — король отказал ей. Он сказал, что стоит ей раз тебя увидеть, и она околдует тебя и вовлечет в беду, как всех мужчин. По этой причине ее сторожат только женщины и ни одному мужчине не разрешают даже близко подходить к ней. На женщин ее чары не действуют. Но говорят, что она весела, поет и смеется. Она рассказывает, что у старика Зикали ей было очень скучно, но что теперь она попадет в такое место, где так красиво, как на поле весной после первого теплого дождя, и где будет много мужчин, которые станут оспаривать ее друг у друга и сделают ее счастливой и великой. Вот что говорит она, и, может быть, она как колдунья знает, как выглядит обиталище духов.
Я промолчал, и гонец ушел, сказав, что вернется на следующий день проводить меня к месту суда.
На следующее утро, как только подоили коров и выпустили скот из краалей, он действительно пришел с конвоем из тридцати человек. Все это были воины из полка Ама-Вомбе, оставшиеся в живых после великой битвы. Когда я вышел из фургона, они встретили меня громкими криками «Инкоси!», и их восторг при виде меня, на которого они смотрели как на товарища, был трогателен. По дороге их командир рассказал мне, что после того как третий полк атаковал их и прорвал кольцо, небольшому отряду ама-вомбов, от восьмидесяти до ста человек, удалось пробиться сквозь ряды неприятеля и спастись, бежав не по направлению к Тугеле, где погибло столько тысяч, а к Нодвенгу, где они явились с рапортом к королю.
— А теперь вы в безопасности? — спросил я командира.
— Да, — ответил он. — Видишь, мы были солдаты короля, а не Умбулази, и Кетчвайо к нам не питает злобы. Он нам даже благодарен, что мы дали возможность узуту по горло насытиться настоящим боем, не то что эти коровы — воины Умбулази. Он питает только злобу к Садуко, потому что никогда не надо вытаскивать утопающего из воды, а это-то и сделал Садуко — не будь его измены, Кетчвайо погрузился бы в реку смерти. Но, может быть, Садуко и останется жив, потому что он муж Нанди, а Кетчвайо боится своей сестры. Поживем — увидим.
Между тем мы прошли за внутреннюю ограду королевской резиденции, снаружи которой собралось очень много народа, и все они шумели, кричали и ссорились. Обычная дисциплина в эти смутные дни отсутствовала. Внутри же ограды, вход которой строго охранялся, находилось только десятка два членов королевского совета, король, Кетчвайо, сидевший по правую руку короля, Нанди, несколько слуг и двое огромных молчаливых парней, вооруженных дубинами. Я сразу догадался, что это были палачи. В тени, в углу, я заметил еще старого карлика Зикали, хотя каким образом он попал сюда, не знаю.
Я смело подошел к Мпанде и поклонился ему. Он был так же толст, как всегда, но выглядел осунувшимся и сильно постаревшим. Он пожал мне руку и справился о моем здоровье, Кетчвайо тоже протянул мне руку и сказал, что ему передавали, будто я в какой-то стычке при Тугеле получил удар в голову, и он надеется, что это не имело плохих последствий.
— Нет, — ответил я, — но я опасаюсь, что другие не так счастливо отделались, в особенности те, которые напоролись на полк ама-вомбов, с которыми я случайно производил мирную разведку.
Это было дерзко с моей стороны, но Кетчвайо отнесся добродушно и громко рассмеялся на шутку.
Затем я поздоровался с теми индунами, которых я знал, но их было не много, потому что большинство моих старых приятелей было убито, и сел на скамейку, поставленную для меня недалеко от Зикали. Карлик сидел неподвижно и уставился на меня так, будто видел в первый раз.
Наступила пауза. Затем по знаку Мпанды открыли боковую калитку в изгороди, и в ней показался Садуко. С гордым видом он прошел к месту, где сидел король, отдал ему честь и уселся на землю. Затем из той же калитки вышла Мамина, совершенно не изменившаяся и, мне показалось, еще более красивая, чем когда-либо. Она выглядела так прелестно в своем сером меховом плаще с ожерельем из синих бус и с блестящими бронзовыми браслетами на руках и ногах, что все глаза были устремлены на ее стройную фигуру, когда она грациозно скользнула вперед и поклонилась королю. Затем она повернулась и, увидев Нанди, тоже поклонилась ей и справилась о здоровье ее ребенка. Уверенная в нелюбезном ответе, она, не дожидаясь его, подошла ко мне, схватила мою руку, горячо пожала ее и сказала, что рада видеть меня живым и невредимым после пережитых опасностей.
- Предыдущая
- 43/163
- Следующая
