Введение в философскую феноменологию - Катасонов Владимир - Страница 10

{стр. 32}

В разбираемой работе Шелер дает набросок своей науки о ценностях. Она не закончена, не обладает полнотой, тем более наше описание не претендует на полную систематичность. Наша задача здесь, как и всей этой работы, послужить только введением в изучение феноменологии, показать важность феноменологического метода для узловых задач науки.

Наука о ценностях начинается с наиболее формальных «аксиом» царства ценностей. Все эти аксиомы, подчеркнем еще раз этот фундаментальный момент, усматриваются непосредственно в феноменологическом опыте. Эти формальные аксиомы независимы ни от характера ценностей, ни от их «носителей». Так, все ценности распадаются на позитивные и негативные. Примеры первых: «прекрасное», «доброе», «приятное», вторых: «безобразное», «злое», «неприятное». То, что мы можем объединять эти ценности в пары противоположных, есть уже, по Шелеру, вторичный факт. Позитивность или негативность ценности мы воспринимаем непосредственно.

Далее идут аксиомы отношения бытия к позитивным и негативным ценностям. Например: существование некоторой позитивной ценности само есть позитивная ценность. Или: несуществование некоторой позитивной ценности само есть негативная ценность и т. п. Далее к аксиомам, характеризующим связи между ценностями, относится и то, что одна и та же ценность не может быть одновременно и позитивной и негативной, и наоборот: всякая не негативная ценность позитивна, а всякая непозитивная ценность негативна. Эти положения не являются применением логических законов противоречия и исключения третьего, настаивает Шелер. «...Они не являются ими уже потому, что речь идет отнюдь не об отношении предложений, к которым относятся эти законы, но о сущностных связях. Но они не являются и теми сущностными связями, которые существуют между бытием и небытием, как если бы речь здесь шла только о бытии и небытии ценностей. Скорее, эти связи существуют между самими ценностями, независимо от того, имеют ли они бытие или не имеют»[46]. Это замечание любопытно именно тем, что оно еще раз подчеркивает особый характер феноменологического опыта: ценности рассматриваются как данные в созерцании, независимо от вопроса об их существовании или несуществовании.

Далее Шелер дает примеры априорных связей, существующих между ценностями и носителями ценностей. Так, добрыми и злыми, в собственном смысле слова, могут быть только личности. Добродетели и пороки, как свойства личностей добрых или злых, также можно приписывать только личностям. В то же время ценности приятного или полезного,

{стр. 33}

относящиеся к вещам и событиям, нельзя применять по отношению к личности. Говоря «приятный человек», мы сразу как бы низводим его в сферу вещей, в сферу потребления... Эстетические ценности относятся, в первую очередь, к предметам, или реальным или воображаемым (как в искусстве). Напротив, этические ценности не могут быть отнесены к предметам. По своей сущности они всегда соотносятся с личностью, которая никогда не может быть дана как предмет. Как только мы в каком-то смысле «опредмечиваем» человека, мы сразу выходим за область нравственных оценок.

Все множество ценностей иерархически упорядочено, одни из ценностей оказываются «более высокими», чем другие (а вторые, в свою очередь, «более низкими»). Иерархия ценностей, по Шелеру, есть выражение сущностных связей между ценностями и совсем не исчерпывается известными нам ценностями. Определение соотношения между ценностями происходит в специфическом акте предпочтения: одна ценность опознается как более высокая, чем другая. Вторая же, в свою очередь, актом пренебрежения опознается как менее ценная. Шелер различает также эмпирическое предпочтение, как предпочтение благ (материальных и духовных), и сущностное предпочтение, в котором познается иерархия самих ценностей. Поскольку предпочтение благ и предпочтение ценностей это различные вещи, то опознание иерархии ценностей может быть более или менее адекватным, возможны заблуждения предпочтений. При этом, сама шкала ценностей, по Шелеру, остается абсолютной. Шкала ценностей познается только в интуитивных актах предпочтения, она не может быть выведена из чего-то другого, не может быть «дедуцирована». Определение высоты данной ценности, ее соотношение с другими каждый раз происходит непосредственно. Существует некоторая интуитивная очевидность предпочтения, не заменимая никакой логической дедукцией. Тем не менее, можно отметить и определенные связи между высотой ценности и другими ее сущностными характеристиками. Шелер приводит некоторые примеры этих связей.

Так, например, более высокие ценности, вообще говоря, долговечнее. Но это, — вообще говоря. Это не исключает того, что преходящее может иметь гораздо более высокую ценность, чем что-то устойчивое: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» Впрочем и здесь, в этом высказывании, ценность мгновения состоит в подразумеваемом в нем явлении чего-то ценностно высшего, связанного с вечной красотой, на фоне хотя и длящегося, но рутинного... Но, как правило, истинные ценности менее преходящи.

Ценность тем выше, чем менее она подвержена делению в случае, когда ей оказываются причастны сразу многие индивиды. Так, ценности чувственного порядка, приятного обычно связаны с материальными благами, имеющими экстенсивную природу и допускающими деление,

{стр. 34}

например, сладкий сахар и т. д. Причастность этим ценностям предполагает, следовательно, разделение этих благ и связанную с этим конкуренцию. Поэтому и сами эти ценности как бы несут в себе разделяющее начало. Ценности же более высокого порядка, духовные ценности не убывают от того, что им причастны многие. И при этом их сущностная природа не позволяет делить их на части: не существует «части» произведения живописи, части музыкальной пьесы (как законченного произ­ведения) и т. д. Причем причастность многих к данному виду ценностей выражается и в соответствующей объединяющей тенденции: любители творчества Л. Н. Толстого, П. И. Чайковского, В. Ван-Гога, М. Шелера. И любопытно то, что чем выше ценность, тем объединительная тенденция сильнее. На верхних этажах иерархии находится ценность “святого”. «...Ничто не объединяет существа столь непосредственно и тесно, как общее поклонение и почитание “святого”, которое согласно своей сущности исключает необходимость “материального” носителя — но не материального символа. И в первую очередь — почитание “абсолютно” и “бесконечно святого”, бесконечной святой личности — “божественного”. Эту ценность — “Божественное” — в принципе может “усвоить” любое существо, именно потому, что она — самая неделимая. Сколь бы ни были значительны разделения среди людей, которые производило то, что фактически считалось в истории «святым» (например, в религиозных войнах и конфессиональных спорах), тем не менее уже в общности интенции святого содержится то, что она объединяет и связывает. Всякая возможность разделения связана здесь только с его символами и техниками — не с ним самим»[47].

Если одна ценность наличествует только тогда, когда есть некоторая другая, то последняя будет более высокой ценностью. Про нее говорят, что она «обосновывает» первую ценность. Например, ценность «полезного» обоснована ценностью «приятного». В свою очередь, ценность «приятного» в соответствии с сущностными закономерностями обоснована витальной ценностью, ценностью здоровья, «ценностью жизни». Ведь «приятное» — это то, что дает живому существу радостное переживание жизни, здоровья. То, что полезные лекарства иногда не очень приятны, — например, что рыбий жир в детстве — столь неприятная штука, — объясняется теми возмущениями, которые вносит в опыт познания ценностей подвижная эмпирическая интуиция «благ».