Цветы на снегу - Грунюшкин Дмитрий Сергеевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/64
• Следующая

— По две тысячи долларов за сотку в дачном кооперативе. Всего десять соток. Двадцать тысяч условных единиц, как сейчас принято выражаться. Вы даже хрущевскую однокомнатную квартирку в Ивантеевке не купите на эти деньги. Куда же вы собрались переселять своих детей с внуком?

Жанна беззвучно открывала и закрывала рот, потеряв дар речи от столь неожиданной осведомленности свекра в вопросах цен на недвижимость. К такому повороту событий она не была готова, пребывая в уверенности, что вздорный старикан никак не может быть помехой в сделке, которую она так удачно продумала.

— Пап, у нас сейчас несколько покупателей. Уже конкретных, с деньгами, — пришел на помощь Евгений. — Сейчас пока торгуемся, кто больше денег даст. А сразу после новогодних каникул пойдем к нотариусу и оформим куплю-продажу.

— Несколько покупателей, говоришь? — Кирилл Ильич остро взглянул на сына, игнорируя невестку. — Судя по тому, что сосед Иван Григорьич свою неплохую дачку продавал больше года, да так и не продал, то вы либо темните, либо занимаетесь продажей моей дачи за моей спиной уже очень давно. Забавно.

Жанна с Женей переглянулись. Старик был прав на все сто процентов. Причем двукратно. Затея с дачей началась с полгода назад, Женя до сих пор об этом молчал, потому что был уверен, что ничего у них из этого не получится. И сейчас они отцу сказали далеко не все.

— После Нового года, значит? — продолжал Кирилл Ильич. — Ты береги меня, сынок, до после Нового года. А то не ровен час — помру. А в завещании-то дачку я не вам отписываю.

— Ты чего, отец? — оторопел Женя.

— Да так, — махнул рукой Кирилл Ильич. В груди что-то оборвалось, и стало почему-то очень легко и свободно дышать. Было горько, немного тоскливо, но душу уже ничто не ранило. Решение было принято. — Вот что я вам скажу, дети мои. Дачи моей вам не видать. Можете обижаться, можете жаловаться в Лигу сексуальных меньшинств. Вы знаете — я своих решений не меняю. Спокойной ночи.

— Боже мой! — театрально воскликнула Жанна, хватаясь руками за голову. — Это невыносимо! Он невыносимый старик!

— Бать, ты куда?

— Пойду погуляю на сон грядущий, подумаю, что мне с вами дальше делать.

Выйдя из подъезда, Кирилл Ильич подошел к своей «ракушке» и с усилием поднял дверь. Сверкающая краской и хромом белоснежная «двадцать первая» «Волга» смотрела на хозяина преданными круглыми глазами фар. Гордость Кирилла Ильича, любовно выпестованная и «вылизанная» раритетная машина, та самая, со звездой на радиаторе, таких уже почти не осталось. Ему за нее «БМВ» предлагали. Но что такое баварская консервная банка по сравнению с этой красавицей? Она никогда не подведет, не предаст… Не то что сын…

Кирилл Ильич забрался в просторный салон и задумался. Жаль сына, чертовски жаль! А ведь был отличным мужиком, отцовской гордостью. Не был хитрованом, не ловчил, шел прямой дорогой, пусть и не легкой. После школы поступил в военное училище с первого раза. Тогда это было очень престижно, не как сейчас. И вот на выпускном вечере познакомился новоиспеченный офицер с молоденькой девчушкой из Саратова. Большие восторженные глаза, стройная фигурка, длинные волосы. Одним словом — красавица. И лейтенант Скрынников не устоял. Через месяц, приехав в отпуск перед назначением, как и полагается благородному офицеру, он познакомил родителей со своей избранницей. Вечер удался на славу, было весело, пили вино, много шутили. Жанночка тогда Кириллу очень понравилась. Лишь на следующий день после их отъезда Евгения, жена Кирилла и мама Жени, задумчиво сказала:

— А ты знаешь, Жанночка — девушка серьезная, хваткая.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Кирилл.

— Она мне сказала очень интересную фразу: «Чтобы стать женой генерала, надо выходить замуж за лейтенанта». Она смотрит очень далеко.

Тогда Кирилл отмахнулся от сомнений, не придав им значения. Но жизнь все расставила по своим местам. Жанночка очень быстро сходилась с женами Жениного начальства, и он как по волшебству попадал всегда на самые удачные для карьерного роста места. Но тут грянула демократия. Жанночка опять очень быстро сориентировалась и убедила мужа уволиться из армии совсем незадолго до того, как то же самое решили сделать очень многие способные офицеры. И все бы хорошо, да вот к барахтанью в мутных волнах новой российской экономики Женя оказался не приспособлен, ибо был слишком честен и прямолинеен. В итоге вместо отличного и перспективного офицера он превратился в очень средненького, если не сказать больше, коммерсанта, отца безбашенной невоспитанной дочки, мужа по-прежнему статной и красивой жены, которая взяла власть в семье в свои руки. Жалкое зрелище.

Кирилл Ильич тяжело вздохнул и повернул ключ в замке зажигания. «Волга» послушно отозвалась сытым и мощным рокотом двигателя. Кирилл Ильич еще не решил, куда ехать. Надо было просто развеяться. И действительно подумать, что делать дальше.

Снег тем временем немного унялся. Не перестал совсем, но, во всяком случае, уже не слепил, и Анна Петровна хотя бы начала понимать, где находится и куда ее ноги несут.

Предновогодняя суета большого города всегда ее радовала и давала массу пищи для наблюдений. Она любила город, любила людей. Город питал ее своей энергией, заставлял жить сильно, быстро, с полной отдачей. Иногда от этого бешеного ритма накатывала усталость, но с ней Анна Петровна отлично наловчилась бороться: пару дней поспать до обеда и плюнуть на все дела — и ты снова как новенький. В целом же она была типично городским жителем и своего обитания в деревне просто не представляла. Город был ее средой обитания, ареалом, за пределами которого ее жизнь просто была бы невозможной.

А наблюдение за людьми было ее любимым занятием. С такой наблюдательностью, умением подмечать совершеннейшие мелочи, анализировать их и делать далеко идущие выводы Анне Петровне надо было бы не актрисой быть, а писателем или сыщиком. Хотя и в ее ремесле подобные навыки никогда не были лишними. Ее роли, поддержанные таким богатым «натурным» материалом, всегда получались очень жизненными, правдивыми и естественными.

Вот и сейчас она шла по городу, сквозь забавные и не очень картинки его жизни. Яркий елочный базар, где шикарные ели соседствовали с дешевыми елочками, у которых иголок было меньше, чем у кактуса. Продавец, что выплясывал джигу вокруг елок, был совершенно серый от холода. А самое примечательное было то, что столь несвойственным ему делом на посту продавца новогодних елок, занимался негр. Сколько раз за день он слышал сакраментальную шутку: «Что, замэрз, Маугли?», знает только он сам.

С диким воплем: «Догоню — ноги вырву!» за двумя шпанятами пронесся солидного вида дядя, которому эти пацаны зашвырнули мощную петарду под днище автомобиля. Стоило бы вырвать, соглашалась Анна Петровна, которая ежегодно ожидала смерти от инфаркта из-за таких вот «бомбистов» под самый Новый год. В предпраздничные дни Москва напоминала Бейрут времен войны, так все вокруг стреляло. А сама новогодняя ночь, особенно в районе двенадцати часов, живо вызывала ассоциации со штурмом Грозного в девяносто пятом. Да, стоило бы вырвать ноги. Жаль, не догонит, сердешный. Пузо-то из-за спины видать, как еще за рулем помещается?

На лавочке остановочного павильона прятались от снега и ветра здоровенный Дед Мороз и тщедушного вида Санта-Клаус. Анна Петровна не одобряла этого новомодного увлечения заграничными Санта-Клаусами, подарками в чулочках и тому подобной атрибутикой. Чуждыми они смотрелись на наших заснеженных улицах в своих красных штанишках и пиджачках. То ли дело наш родной Дед, с его длинным тулупом, посохом, вечно красным, причем не только от мороза, носом и большим мешком с подарками! Анна Петровна вспомнила шутку про то, чем Санта-Клаус от Деда Мороза отличается — мол, первый приходит один и трезвый, а второй вечно пьяный и девку какую-то с собой тащит. Если этот Дед из рамок не выбивался, то Санта явно подкачал. Ибо было хорошо им обоим. Весьма хорошо. Под ногами сиротливо стояла пустая поллитра, а вторую Мороз профессионально разливал по пластиковым стаканчикам, которых в его лапище и не видно было, казалось, что льет он прямо себе в согнутую ладонь. Закончив процедуру, Дед Мороз протянул стаканчик своему приятелю, а когда тот начал было что-то говорить, рыкнул добродушно-неразборчивое густым басом и хлопнул Клауса по спине так, что тот едва не слетел с лавки. Откуда тут взялась эта сладкая парочка, долго раздумывать было не нужно. С «елки», разумеется, откуда же еще?

• Предыдущая
• 7/64
• Следующая