Доброй ночи, мистер Холмс! - Дуглас Кэрол Нельсон - Страница 4

Путь в какую-нибудь контору на должность клерка был мне заказан. В недавнем времени все лондонские конторы подверглись оккупации округлых трескучих пишущих машинок, которые, клацая, будто бы сами собой выплевывали на бумагу буквы. Никого больше не интересовал тот факт, что я пишу каллиграфическим почерком, – в писарях отпала надобность. Теперь всем требовались машинистки, способные с пулеметной скоростью лупить по клавишам, среди которых имелась даже клавиша регистра, позволявшая печатать заглавными буквам. Увы, подобным талантом я не обладала.

Наконец меня взяли на работу в универмаг, располагавшийся в Бейсуотере. Платили мало, однако имелись и плюсы – предоставлялись питание и проживание. Я продавала тонкий ситец и шелка, ласкавшие мои пальцы, а приглушенный гул женских голосов в магазине и щелканье ножниц действовали на меня успокаивающе.

Не исключено, я жила бы так и дальше, оставшись старой девой, если бы меня через три года не уволили, без всяких предупреждений и рекомендаций вышвырнув на улицу и вручив в качестве выходного пособия недельное жалованье. Достаточно быстро деньги подошли к концу, и вскоре настал день, когда я оказалась перед выбором: либо я останусь голодной, либо поем, но тогда ночевать мне придется на улице. Немного погодя я все-таки была вынуждена собрать вещи и освободить комнату, которую занимала.

Я отправилась бродить по запруженным людом лондонским улицам, а цокот подкованных копыт о мостовую напоминал бряцание ключей в лапах огромного черного чудовища, запирающего меня в узилище безнадежности. Мой покойный отец, когда был жив, всегда упрекал меня за излишне богатое воображение, однако, положа руку на сердце, должна признаться, что в тот день я решительно не знала, что делать и куда податься.

Я шла мимо магазинов, по которым некогда без толку ходила, чтобы убить время, и всматривалась в череду равнодушных лиц. Теперь, казалось, между мной и людьми появилась непреодолимая стена, отделившая меня от них. Я – тонкая натура, и мысль о том, что у меня за душой нет ни гроша, внушала мне настоящий ужас.

Я стала обращать внимание на чумазых мальчишек, сновавших по улицам внешне приличных районов огромного мегаполиса. Мне стало интересно, что они едят и где ночуют. Я даже ощутила сочувствие к несчастным изможденным женщинам, торговавшим собой в грязных переулках Уайтчепела, – сочувствие, мешавшееся с ужасом.

Так я и бродила, а прохожие толкали меня плечами. Саквояж при каждом шаге задевал мои шерстяные юбки. Постепенно правая рука, сжимавшая его, начала наливаться усталостью. Чувство голода несколько притупилось и теперь давало о себе знать лишь слабостью во всем теле. Я понятия не имела, где проведу ночь.

Неожиданно мне пришлось отвлечься от мрачных мыслей – кто-то снизу резко дернул мой саквояж. Опустив взгляд, я увидела у своих ног беспризорника, чьи глаза на чумазом лице сверкали как пара новеньких монет в два пенса.

– Что вам угодно? – спросила я.

Признаться, я была настолько ошарашена, что даже с этим представителем лондонского дна говорила вежливо. Но прежде чем я успела что-либо сделать, а негодник – ответить, к нам из толпы прохожих шагнула леди, которая схватила беспризорника за руку. Если бы она не была одета столь богато, возможно, из профессиональной привычки я бы даже кинулась защищать гадкого оборванца.

Однако леди красовалась воистину в царском наряде. У нее была бобровая муфта, а украшенную бархатными лентами и увенчанную павлиньим пером коричневую фетровую шляпу она носила лихо заломленной набекрень.

Незнакомка напоминала сошедшую с небес богиню. В ее темных глазах сверкал огонь, а в ушах раскачивались янтарные сережки. Вдруг ее ангельское лицо исказилось, превратившись в гримасу ярости. Если облагородить речь прекрасной леди, отчистив от всех грязных ругательств, что изрыгал ее чудесный ротик, то сказала она следующее:

– Ну-ка, шелудивый щенок, немедленно отпусти саквояж этой леди, а не то я тебе устрою такую головомойку, что родная мать не узнает.

– Нету у меня матери, – огрызнулся оборванец, добавив несколько крепких словечек, однако саквояж все-таки отпустил. С удивлением я поняла, что беспризорник собирался его у меня отобрать.

Леди продолжала крепко держать босяка за руку.

– Не удивительно, – ответила она ему чуть мягче. – Вот тебе фартинг, и держись подальше от приличных людей. Пошел прочь.

Гадкая, подлая ухмылка, которой беспризорник наградил свою благодетельницу, сделала бы честь последнему из мерзавцев. Он взял монету, сунул в карман, после чего – вот наглец! – издевательски отдал нам честь, коснувшись пальцами грязной засаленной кепки, а затем скрылся, смешавшись с толпой.

Я попыталась покрепче взяться за ручку саквояжа, но от потрясения у меня вся кровь отхлынула от пальцев, отчего они отказались меня слушаться. Быстро как молния – я даже ничего заметить не успела – моя спасительница, продемонстрировавшая столь незаурядные познания в площадной брани, подхватила саквояж, который уже был готов выскользнуть у меня из рук.

– С-с-с… спасибо, – удалось мне выдавить из себя. – Как вы узнали… Как заметили, что…

Черты лица незнакомки приобрели спокойствие и безмятежность. Как часто это выражение ошибочно принимают за самодовольство, особенно когда женщина красива!

– У меня есть необычное пристрастие, – с улыбкой призналась она. – Я люблю наблюдать за людьми.

Я едва обратила внимание на странность подобного заявления. Я стояла околдованная ее голосом – сильным, мягким, выразительным, напоминавшим звучанием виолончель. Куда только подевался тот простонародный говор, на котором она только что обратилась к беспризорнику. Впрочем, ее акцент все-таки показался мне слегка необычным.

– Меня зовут Ирен Адлер, – представилась леди, видя, что я по-прежнему не в состоянии вымолвить ни слова от охватившего меня смятения. Ее карие глаза, будто бы светившиеся золотом изнутри, напомнили мне цветом один из самых дорогих сортов темно-янтарного бархата, которыми мне доводилось торговать. – Поскольку я уже отвлеклась, – продолжила она, – не желаете ли со мной выпить чаю вон в той кондитерской?

Я замялась, памятуя о том, что желудок мой пуст, но в кошельке царит еще большее опустение. Кроме того, у меня до сих пор дрожали колени.

– Смею вас заверить, что я дама приличная… практически во всех смыслах, – лукаво добавила она. – Кроме того, настоящая леди может посещать подобные заведения без сопровождения мужчины. Если она, конечно, действительно настоящая.

Услышав иронию в ее голосе, я успокоилась, поняв, что незнакомка не насмехается надо мной, а как раз наоборот – пытается приободрить. Ее глаза продолжали лучиться теплом, хоть она и скривила чуть-чуть губы, когда произнесла слово «приличная».

– Я вас приглашаю, – с настойчивостью промолвила Ирен Адлер, и ее затянутая в перчатку ладонь ласково тронула мой локоть, будто бы не она мгновение назад стискивала мертвой хваткой руку оборванца. – Вы окажете мне любезность, если составите мне компанию, пока я буду приходить в себя. Ну и страху же я натерпелась. Я такая трусиха!

Я прекрасно понимала, что из Ирен такая же трусиха, как из меня китайская императрица, однако противиться ей не стала. Скрепя сердце я позволила завести себя в кондитерскую и усадить за столик возле окна.

– Чаю. Пожалуй, с мятой, – скомандовала Ирен девушке в переднике, будто по мановению волшебной палочки возникшей перед нами. – И набор пирожных – самый большой, что у вас есть.

Я в молчании глядела на нее, словно зритель в зале, взирающий на актеров на сцене. Ее костюм был сшит из коричневого шелка – и как нельзя лучше подходил для прогулки свежим мартовским днем. Жакет переходил в пышную юбку, подпоясанную шелковым шнуром, завязанным в доминиканском стиле. Не надо забывать, что я три года проработала в отделе тканей и знала толк в моде, однако оказалась совершенно не готовой к той роскоши, с которой была одета моя новая знакомая.

Ирен Адлер отложила муфту и с достоинством сняла кожаные перчатки, изящно стягивая их палец за пальцем. Как я уже упоминала, ее лицо было изумительно красиво. Глубоко посаженные карие очи меняли оттенок в зависимости от ее настроения с почти черного до светло-золотого, отчего казалось, что они сделаны из полудрагоценного камня под названием тигровый глаз. Я не могла не восхититься ее изящным сложением, изгибом ее губ, аккуратным прямым носом и роскошными длинными густыми ресницами. Прическа была скрыта под шляпой, но от моего внимания не ускользнул каштановый цвет ее волос. Буквально все в ней источало шик, свежесть и уверенность.