Доброй ночи, мистер Холмс! - Дуглас Кэрол Нельсон - Страница 12

– А почему нельзя было просто вызвать полицию? – спросила я.

– Да зачем поднимать этот шум? Кроме того, скорее всего, в суматохе воровка скрылась бы. А теперь она будет без толку шарить в своей муфте, не понимая, куда подевалась добыча. Быть может, она решит, что годы берут свое, и займется честным трудом. Например, устроится продавщицей в твой универмаг.

– Кто знает, – невольно улыбнулась я. – Пожалуй, ты действовала не совсем обычно, но в итоге восторжествовала справедливость.

– Именно так, моя дорогая Нелл. Как, собственно, и в твоем случае.

– Но в моем случае…

Послышался глухой перестук копыт – приближался омнибус. Мысли у меня путались, но я чувствовала, что в рассуждениях Ирен есть слабое место.

– Лиззи у тебя ничего не крала, – наконец выпалила я.

– Но ведь она бы непременно это сделала, подвернись ей такая возможность?

– Да… Нет… Может быть…

– А что, если на моем месте оказался бы кто-нибудь другой, менее изобретательный и находчивый?

– Я все это понимаю, но…

– Лиззи разоблачили, ты отомщена, а судя по тому, что мы услышали от мистера Хоупа, свершившаяся месть доставляет огромное удовольствие. Кроме того, теперь у меня имеется пятнадцать ярдов великолепного янтарного бархата, который я вполне заслужила, избавив универмаг Уитли от нечистоплотной продавщицы.

Омнибус, качнувшись, остановился. Ирен поднялась по ступенькам, и я, оглушенная, ошарашенная, сжимая в руках бесчестно добытый бархат, молча проследовала за ней. Выкинуть этот бархат представлялось мне столь же невозможным, как и стряхнуть с себя наваждение – Ирен меня словно околдовала, поразив воображение, перевернув мои представления о добре и зле. Она отомстила за мой позор и бесчестье, причем как изящно!

– Ну вот, видишь, – сказала мне несколько дней спустя подруга, протянув вчерашнюю газету, которую дал ей хозяин квартиры мистер Минуччи в знак признательности за уроки вокала. Ирен без особых успехов обучала пению его дочь Софию; девочке медведь на ухо наступил. – Я ж тебе говорила!

Слова Ирен меня сперва озадачили, однако я достаточно быстро отыскала знакомую фамилию в заметке, на которую указывала Адлер:

– Ага. Значит, он все-таки умер.

– Ну да, умер. Но меня заинтересовало совсем другое.

– Бедолага, – вздохнула я. Мертвым сочувствовать всегда проще. – Только подумать, как о нем пишут эти бумагомараки! «Широкая публика лишилась захватывающего переживания из-за внезапной смерти главного подозреваемого Хоупа, которого обвиняют в убийстве мистера Еноха Дреббера и мистера Джозефа Стэнджерсона». Какое же это удовольствие – смаковать детали убийств?

– Согласна. За редким исключением: если жертва преступления – Калигула, тогда все совсем иначе. Но меня заинтриговало не это. Читай дальше.

– «Подробности этой истории… Многолетнее соперничество в любви… Мормоны…»

– Нам все это известно, – перебила Ирен.

– «…является великолепной демонстрацией профессионализма нашей сыскной полиции и может послужить уроком всем иностранцам: счеты между собой лучше сводить дома…»

– Не совсем то, что надо. Давай дальше. Всегда ищи главную деталь. Намек на недосказанность.

Остаток статьи я уже читала про себя, узнав из газеты, что в поимке преступника отличились два детектива Скотленд-Ярда – Лестрейд и Грегсон. Задержание произошло на «квартире некоего мистера Шерлока Холмса, который, не будучи профессионалом, тем не менее проявил некоторые способности в сыскном деле; можно надеяться, что, имея таких наставников, он со временем достигнет определенного мастерства».

– Полагаю, если он чему-нибудь и научится у подобных наставников, так это избегать в дальнейшем подобных нездоровых сенсаций, – пробормотала я.

– Кто?

– Да этот мистер Шерлок Холмс. – Для большего эффекта я пожала плечами. – По-моему, это сущий ужас, когда у тебя в квартире полиция арестовывает убийцу. Я бы там после этого глаз не смогла сомкнуть.

– Быть может, он проживает в этой квартире не один.

– И что с того?

– А то, что его соседом может оказаться врач, который знает, как привести в порядок истрепанные нервы, – с загадочным видом произнесла моя подруга.

– Ирен, – я с деланым возмущением хлопнула газетой, – на что ты намекаешь?

– Мне уже неоднократно доводилось видеть имя Шерлока Холмса в разделе частных объявлений. – Улыбнувшись, Ирен взяла в руки газету. – Оно появлялось там настолько часто, что этому Холмсу, в силу некой необходимости, потребовалось дать объявление под именем своего товарища. Я говорю о докторе Уотсоне. Сыщик-любитель? Интересно, где живет эта честолюбивая ищейка?

Я выхватила газету у нее из рук:

– Об этом здесь не написано. Да и какая разница? Приличным леди не подобает интересоваться, где живут мужчины, зарабатывающие себе на жизнь столь странным образом.

Ирен принялась так хохотать, что под конец ухватилась за бока – они, по всей видимости, у нее заболели:

– Да я и не пытаюсь быть леди – ни приличной, ни неприличной!

Честно говоря, в тот раз я подумала, что Ирен намекает на свою профессию актрисы. Сколь сильно я заблуждалась! Откуда мне было знать, что впоследствии мне еще не раз придется ошибиться, как в отношении Ирен Адлер, так и в отношении Шерлока Холмса и, что самое странное, в отношении самой себя.

Потрепав меня по руке, Ирен забрала у меня газету:

– Не беспокойся, Нелл. Ты куда счастливее меня. Ты оптимистка и живешь в этом жестоком, порочном мире, надеясь на лучшее.

На самом деле я была в этом уже далеко не так уверена, как прежде.

Раздвинув занавески, Шерлок Холмс глянул на Бейкер-стрит:

– Насколько я понимаю, Уотсон, нас собирается навестить именитый американец, – заметил он.

– Я даже не подозревал, что такие существуют, – буркнул я.

Время от времени привычка Холмса угадывать род занятий и происхождение наших посетителей, прежде чем они позвонят в дверь, начинала казаться мне утомительной, особенно когда я был погружен в чтение свежего выпуска «Дейли телеграф» за 1881 год.

– Ну хорошо, тогда успешный американец! – веселым голосом поправил себя Холмс. – Вы, Уотсон, еще раз продемонстрировали вашу способность куда лучше меня подбирать правильные слова, описывающие ту или иную бытовую сторону жизни. Да оторвитесь, наконец, от газеты! Ступайте сюда и посмотрите сами. Будет занятно выслушать ваше мнение.

– Однако особой необходимости вы в нем не испытываете, – проворчал я, не желая заглатывать наживку. Мне никогда еще не удавалось сравниться с Холмсом в наблюдательности, не говоря уже о том, чтобы превзойти его.

– Этот пышущий здоровьем пожилой джентльмен в черном явно сбит с толку наличием в нашем адресе буквы «би». Сразу видно, что он к нам, – сообщил мой друг.

– Насколько я понимаю, вы догадались, что этот человек направляется к нам, потому что он сверялся с адресом.

– Ага, Уотсон, вы, как я погляжу, усваиваете мои методы.

– Но как вы догадались, что он американец?

– У меня по сравнению с вами, старина, было одно преимущество. Я на протяжении нескольких минут наблюдал за нашим гостем. Так вот, он пришел к нам пешком!

– Пришел пешком? Невероятно!

– При этом он слишком хорошо одет. Он не бедняк, который не может позволить себе поездку на кэбе. Значит, на его родине пешие прогулки приветствуются. Должен вам сказать, что подобное времяпровождение особой популярностью пользуется как раз у богатых американцев. Они считают, что прогулки держат их в форме, и потому предпочитают их поездкам в экипаже.

– Он похож на судью, – заметил я, обратив внимание на шелковый цилиндр и расстегнутый жесткий воротничок, видневшийся за бархатными отворотами длинного пальто.

– Думаю, Уотсон, перед нами коммерсант, причем из тех, кто обязан достатком самому себе. Посмотрите, с каким достоинством он держится, обратите внимание на его прямую спину. Эта осанка приобретенная, наш гость словно пытается выглядеть выше, чем он есть на самом деле. Цилиндр и воротничок свидетельствуют о его почетном статусе. Кроме того, только нью-йоркские шляпники делают цилиндры, столь сильно напоминающие короны. Да, наш гость – настоящий аристократ коммерческого мира, в котором я сам лишь нищий. При этом порой он склонен к риску, а порой – осторожен, как вы. Посмотрите, какие короткие у него бачки. Не сомневаюсь, он точно так же стриг их во времена своей молодости, до тридцати лет. Тогда наша королева Виктория была еще девочкой.