Божество пустыни - Смит Уилбур - Страница 36

• Предыдущая
• 36/84
• Следующая

Однако красная скала была и стеной тюрьмы Шакала. Она отрезала ему путь к отступлению. Ему придется вести с нами переговоры: его жизнь и жизнь его людей за жизнь моей царевны.

Во главе с Зарасом мы медленно двигались туда, где в тупике ждал Шакал.

Теперь я разглядел, что все лошади арабов пали от жажды и гонки. Арабы расположили туши выгнутым к нам полукругом. За этой жалкой импровизированной оградой лежали уцелевшие. Видны были только их макушки да острия копий и ятаганов, которыми они собирались нас встретить.

Когда мы приблизились, я увидел, что по меньшей мере трое арабов держат луки с наложенными стрелами, готовые выпустить их в нас. Но бедуины плохие лучники. Луки у них слабые, полет стрел вдвое короче, чем у пущенной из моего лука, который сейчас скрывался под попоной моего верблюда.

Теперь все зависело от того, как близко подведет меня Зарас к этому жалкому укреплению. С каждым шагом верблюда расстояние сокращалось.

И вот оно сократилось настолько, что я мог стрелять по арабам, не опасаясь, как бы стрела не попала в крышу. Я облегченно вздохнул. Теперь каждый шаг верблюда улучшал мою позицию.

Ехавший передо мной воин заслонял меня, когда я взял лук. Не глядя вниз, я свободной рукой выбрал стрелу из тех, что торчали у меня за поясом. Я наложил стрелу на тетиву и удерживал ее пальцем левой руки.

Мой верблюд сделал еще пять неторопливых величественных шагов, и тогда посреди укрепления бедуинов встал лицом к нам человек. Он скинул капюшон своего бурнуса, открыл лицо и закричал по-арабски:

– Стойте! Не подходите ближе!

Голос его эхом отразился от скального карниза над ним.

Я сразу узнал чернобородого негодяя, который три дня назад бросил Техути на седло и насмешливо посмотрел на меня из-под руки. И сразу получил подтверждение, когда он крикнул:

– Я аль-Хавсави, военный вождь бедуинов. Все боятся моей мощи.

Он опустил руку и за трупом своей лошади поставил на ноги Техути.

Он держал ее так, чтобы мы могли увидеть и узнать ее лицо. Левой рукой он обхватил и сжимал ее горло; он душил царевну, так что она не могла ни сопротивляться, ни кричать. В его правой руке был обнаженный меч. Тело Техути защищало его, и он смотрел на нас поверх ее плеча.

Аль-Хавсави сорвал с Техути одежды. Я понял, что он хочет унизить ее и показать полноту своей власти над ней. Ее руки и ноги казались хрупкими и детскими по сравнению с его массивной волосатой рукой, сжимавшей ее горло. Кожа нагой царевны сверкала, как перламутровая. Глаза от страха стали такими большими, что словно бы заполнили все лицо.

Зарас соскочил со спины верблюда, по-прежнему держа меч перевернутым, и медленно пошел туда, где аль-Хавсави удерживал Техути. Он поднял забрало шлема, показывая лицо, как это сделал аль-Хавсави.

Когда Техути узнала Зараса, ужас из ее глаз исчез, сменившись ярким блеском храбрости и надежды. Губы ее шевельнулись, как будто она произносила его имя, но из стиснутого горла не вылетело ни звука.

Я гордился ею, как когда-то гордился ее матерью. Но я закрыл сознание от всех отвлекающих мыслей и воспоминаний. Мои глаза измеряли расстояния, а мозг рассчитывал высоту и длину полета стрелы.

Я чувствовал левым плечом легкий ветер, но видел, что там, где стоит аль-Хавсави, его защищает от этого ветра большая глыба песчаника. Только очень опытный стрелок мог бы поручиться, что попадет: сначала боковой ветер, потом неподвижный воздух в нескольких локтях от цели.

Аль-Хавсави разжигал в себе ярость, выкрикивая оскорбления и предупреждая Зараса, чтобы тот не приближался. В правой руке он держал меч, прижимая лезвие к горлу Техути под подбородком.

– Остановись, или я убью эту суку и вырублю ее гнилые яичники, – кричал он Зарасу.

– Никто не должен умереть, – ответил Зарас успокаивающим, умиротворяющим тоном. – Мы можем поговорить.

Он продолжал приближаться к паре. Я заставил верблюда пройти вперед. Зарас выигрывал для меня драгоценное расстояние. Каждый шаг верблюда делал мой выстрел все более грозным.

Но, что еще важнее, Зарас заставил аль-Хавсави чуть повернуться, чтобы смотреть ему в лицо. Теперь это была открытая мишень для моей стрелы.

Нужно было только отвлечь на время внимание Шакала, чтобы я мог выстрелить и стрела долетела до цели.

Не поворачивая головы, я издал крик охотящегося ястреба, когда тот устремляется на добычу. Мой жизненный знак – раненый ястреб. Я в совершенстве подражаю крику птицы. Даже самый опытный сокольничий не отличит моего крика от настоящего. Крик отразился от скалы и усилился, его четко было слышно сквозь брань аль-Хавсави.

Все бедуины страстные любители ястребов; аль-Хавсави узнал этот крик и не смог ему противиться. Он прервал поток грязных оскорблений и посмотрел вверх, туда, как ему казалось, откуда донесся крик. Отвлекся всего на миг, но большего я и не желал.

Я схватил одновременно лук и стрелу, и они соединились, как тела богоподобных любовников. Я натянул тетиву и, когда оперение коснулось губ, пустил стрелу. Я видел, как стрела поднималась, как достигла зенита. Она прошла под карнизом над головой аль-Хавсави, не коснувшись ее, и начала спускаться.

Мне казалось, что она движется величественно и изящно, но я знал, только такой острый глаз, как мой, может увидеть ее полет.

Я увидел, как глаза Шакала повернулись в орбитах. Я знал, что это невозможно, но он, как дикий зверь, почуял летящую к нему стрелу. Голова его слегка дернулась, тело начало поворот. Стрела ударила его в грудь в ладони от середины. Он сдвинулся достаточно, чтобы стрела не попала в сердце.

Тем не менее сила удара отбросили его назад. Он невольно раскинул руки, пытаясь сохранить равновесие, но ноги под ним подогнулись, и он грянулся на пол из песчаника.

Техути вырвалась от него. Я видел, как она изогнула в воздухе тело и приземлилась с ловкостью кошки. Приземлилась на ноги и остановилась, нагая и прекрасная, ошеломленная неожиданным переполохом вокруг нее.

Зарас был готов к крику ястреба – мы договорились заранее. Когда я крикнул, он бросился к Техути.

Стремительно, как охотящийся гепард, он пробежал мимо лежащего Шакала к Техути. Он увидел мою стрелу, торчащую из тела аль-Хавсави, и решил, что я убил его. И оставил его без внимания. Он очутился рядом с Техути раньше, чем кто-либо из бедуинов понял, что происходит. Схватил ее и поставил за собой, закрывая своим телом. Подбросил меч, перевернул, подхватив его за рукоять, и занял оборонительную позицию: ждал нападения арабов.

– Вперед! – крикнул я, посылая людей на помощь паре. – На них, ребята!

Я пустил верблюда в галоп, в то же самое время наложив вторую стрелу. Я видел, как один из арабов остановился и прицелился в Зараса.

Я выстрелил мгновением раньше. Стрела попала арабу в горло, сбив прицел. Стрела полетела в сторону, а сам араб упал на колени, схватившись за древко, торчащее у него из горла; из его раскрытого рта хлынула кровь.

Не испугавшись, один из его товарищей бросился к Зарасу, замахнулся ятаганом и ударил в голову. Зарас отбил удар и, используя инерцию, рассек правую руку противника у локтя. Араб с воплем отскочил, сжимая перерубленную руку. И споткнулся о того, что стоял на коленях с моей стрелой в горле. Вместе они рухнули, помешав товарищам напасть.

Я выпустил третью стрелу и свалил еще одного разбойника-бедуина. Зарас повернул голову и одобрительно улыбнулся мне. Невероятно, но этот молодой дурак наслаждался.

– Немедленно вернись! – крикнул я. – Приведи Техути в безопасность.

Он поднял царевну, как малого ребенка, и перекинул через левое плечо.

– Пусти! – закричала она и принялась лягаться. Не обращая внимания на ее протесты, он побежал навстречу нам.

Аль-Хавсави лежал там, куда его швырнула моя стрела. Все забыли про него и смотрели на нападающих бедуинов. Я виновен не меньше прочих. Я ведь знал, что Шакал сумел увернуться от моего выстрела и, вероятно, еще жив. Но я думал, что по меньшей мере ранил его и что он больше не опасен. Он лежал неподвижно, а его меч лежал под ним.

• Предыдущая
• 36/84
• Следующая