Напряжение (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/73
• Следующая

Следующий ор подняла уже сама няня, углядев на руках 'невинных жертв' светло — серебристые сеточки узора, протянувшегося от пальцев до плеча. Затейливый рисунок — будто молния застыла…и он ни в какую не хотел отмываться… В животе похолодело, я подобрал ноги и поглубже закутался в одеяло и плед, стараясь защититься от злого, тяжелого взгляда, подаренного мне хозяйкой этажа. Та побуравила меня с полминуты, отмахнулась от оставшихся не замазанных зеленым детей и ушла вглубь этажа. Как оказалось — отправилась вызванивать начальство.

В комнате все более — менее успокоилось, сдвигались на место кровати, шуршали одеяла — сон не шел, после такого, вот и ворочались. Для разговоров было слишком много страха, а вместо угроз вполне хватало тяжелого, обиженного, дыхания и быстрых, слегка испуганных, взглядов. Я встал, чтобы поправить сбившуюся простынь и выровнять кровать, да так и застыл, с тоской изучая черные пропалины в паркете пола — там, где стояли металлические ножки кровати. Вот за это мне точно влетит.

Ночь выдалась длинной. Голос директрисы вновь выдернул меня из сна — незаметно для себя, я умудрился заснуть, привалившись к изголовью. По ее приказу, как был — в тапочках и пижаме, прижимая к себе одеяло и плед, долгое время стоял в коридоре, пока няня и директор ходили кругами вокруг моей кровати, рассматривая опалины на полу, изучали странные узоры на руках других детей и строгим голосом опрашивали о случившемся. Затем последовал долгий путь по пустым коридорам, подъем на второй этаж, свет фонаря, переход в восточное крыло и вновь ожидание — на этот раз возле приоткрытой двери директорского кабинета. Дверь поначалу закрыли плотно, но тут уже я перепугался — непроглядная темнота неосвещенного коридора давила и ужасала до такой степени, что я замолотил руками и ногами, требуя меня впустить.

Меня не интересовал разговор внутри кабинета, я почти не прислушивался, кутаясь в одеяло и стойко борясь со сном, но кое?что долетало и невольно запоминалось. Меня почему?то нельзя было оставить в старой комнате, и для меня надо найти новое место. Но… у взрослых, как оказалось, тоже множество страхов и запретов. Нельзя переставить мою кровать к старшей группе — 'Он там всех поубивает!'. Интересно, кто такой страшный 'Он'? Нельзя разместить в библиотеке — 'Вера Сергеевна расскажет мужу!'. В коридоре — 'Там холодно'. В медпункте — 'Нельзя прерывать тренировки!'. Или даже тут, в кабинете директора — 'Ты смеешься? У меня посетители, мне как работать?!'. Брать к себе домой нянечка так же отказалась — несомненно, к счастью. Постепенно, перебирая помещения и имена, взрослые остановились на комнате сторожа и неожиданно замолчали. Вся сонная дымка мгновенно исчезла, сменившись ощущением ледяного крошева по спине. Только не туда!

Сторож — страшный человек. Это вам любой скажет. А еще у него шрам через все лицо, вместо ноги — костыль и одна рука к телу привязана! А еще он злобный, камни кидает так, что ровнехонько между лопаток залетает, ни сбежать, ни укрыться! Еще говорят, что он детей ест. И кошек. И собак. Вот к такому человеку меня вели. Вернее, я изображал шаг, буксируемый нянечкой по коридору — то есть, вяло перебирал ногами, пока мое тело волокли к неминуемой гибели.

Логово людоеда выглядело уютно — наверное, еще и оттого, что самого хозяина не было, а в воздухе плыл аромат мятного чая. Обычная обстановка с двумя кроватями с примкнутыми тумбами вдоль стен и столом возле окна. Точно такая же, как в медблоке. На столе парила дымком двухлитровая банка с заваркой, укрытая белой крышкой. Лежала развернутая газета с фотографиями незнакомых, красивых людей. На подоконнике сиротливо ютился кипятильник, смотанный шнуром вдоль и пополам. Больше взгляду не за что было цепляться. Даже по виду кроватей не определить, какая принадлежит сторожу — все одинаково убраны, с аккуратно взбитыми подушками.

— Устраивайся там, — приказала няня, кивнув в сторону дальней от двери постели.

Сказку про Машеньку и медведей нам уже читали, так что я постарался совершить как можно меньше повреждений, устроившись на самом крае кровати, да еще завернулся тем, что принес с собой. Няня только головой покачала и бухнулось прямо на взбитое чудо подушки. Ну и ладно, если что — ее он съест первой.

К приходу главного медведя, зубы уже выстукивали нестройный ритм — во — первых, страшно, во — вторых стена холодная и я изрядно замерз, а пошевелиться еще страшнее.

Неслышно распахнулась створка, впуская главный кошмар окрестных земель — широченного, высоченного, с мордой жуткой и черной тростью в руке, он оскалился в тридцать два здоровенных клыка и прогудел низким голосом, сотрясая стены и пол. Или это я дрожал?

— Машка, опаздываешь, — укоризненно покачал головой сторож, потянувшись здоровой рукой к пряжке пояса.

'Бить будет!' — пронеслось в голове, сам я дернулся, невольно скрипнув пружиной.

Рука сторожа остановилась.

— Это кто? — Подозрительно глянул на меня своими жуткими глазищами.

— Это Максим. Главная приказала разместить у тебя, на время. — встала ему навстречу няня, храбро удерживая монстра за плечи.

— С какой это стати? — В голосе не слышалось ни нотки добродушия.

— Дерется сильно, буйный. Если разозлить, — тут же поправилась, поймав недобрый взгляд. — Нельзя ему оставаться в палате — еще покалечит кого или самого задушат. К старшим, сам понимаешь, тоже никак.

— А мне?то он зачем? — грубо оборвал ее сторож.

— Денег прибавят, за присмотр. Тем более, ты ночью все равно не спишь. — Мне показалось, или она погладила его по плечу?

— Тебе теперь где 'не спать'? — прижал он ее к себе — ненадолго, руку тут же скинули и отшатнулись в сторону.

— Коль, не при ребенке же! Найдем. В спортзале, на матах мягеньких. Придешь? — Вильнула она своими телесами, умудрившись потереться о страшилу бедром.

— Дай хоть познакомлюсь с постояльцем, — хекнул тот довольно, выпроваживая няню из комнаты.

— Жду! — Мурлыкнуло из коридора.

А я и не знал, что у нее может быть такой голос — отличный от скрежета несмазанных дверных петель или кота, которому наступили на хвост. Мы, помню, как?то специально ловили и проверяли…

— Дрался, говорят? — Выдернул из размышлений сторож, уже разместившийся на кровати напротив, поближе к столу. Трость небрежно лежала по правую его руку — мне никак не добраться.

Я замотал головой.

— Били меня, — буркнул, глядя исподлобья.

— Много их было? — мужик аккуратно перелил чай из емкости в миниатюрную чашечку, словно по волшебству выуженную из?под столешницы.

— Не знаю, не видел.

Тот поставил рядом вторую и вопросительно посмотрел на меня.

— Они голову пледом накрыли и толпой навалились, — выдал я, алчно поглядывая на раскрашенную в синий орнамент эмалевую чашку.

— О как, интересно. А дальше? — тот, вместо чая, закинул в чашечку три кубика сахара, сильно подняв ставки. — Что?то ты целый слишком.

— Не знаю я, — шмыгнул, не желая обманывать. Да я и сам толком не понимал, что случилось. — Их ударило чем?то.

— Да ну? — сторож выцепил один кубик из моей кружки и кинул в свою.

— Честно! — воскликнул я, не желая терять сладость. — Оно само вышло, мне дышать не давали.

— То есть? — Острый взгляд серых, выжженных глаз, вцепился в меня, не давая дышать.

— Сверкнуло и дым пошел, а потом как после грозы. А ребят отбросило. И черные следы на полу. И плед дымится, — тяжело сглотнул я, сжавшись еще сильнее.

— Плед — тот самый? — указал он пальцем на серо — черный лоскуток, выбивавшейся из под наволочки моего одеяла.

Я торопливо кивнул и быстро сдернул его с себя, стоило ему показать характерный жест.

Грубые пальцы перебирали прожженную ткань, цеплялись за мелкие отметины, перетирали их меж собой. Сторож оглядывал дырочки на просвет, внимательно принюхивался к огаркам и даже попробовал на язык. После чего, плед, к моему сожалению, отправился в угол комнаты. Уж лучше бы вернул — холодно.

— Семь лет, надо же. Это ж как ты их убить?то хотел? — глубокомысленно произнес он, наклоняя банку с чаем над второй чашкой.

• Предыдущая
• 4/73
• Следующая