Гардемарины, вперед! (1 и 2 части) - Соротокина Нина Матвеевна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/177
• Следующая

— Нет, там охота царская. На Аптекарском только государыня может зайцев стрелять. Лучше на Каменный.

— Каменный теперь Бестужеву принадлежит, а вице-канцлер скуп,- сказал Бекетов. — Из-за дюжины тетерок неприятность устроит…

— Плевать,- засмеялся Вениаминов.- Вице-канцлеру сейчас не до нас. А на Каменном, говорили, табор стоит. Поехали на Каменный.

Дуэль назначили на четверг, поскольку ближайшие два дня у Ягупова и Вениаминова были заняты — они дежурили во дворце.

— Встретимся на Васильевском у Святого Андрея,- сказал Лядащев. — Лодку я достану. Десять утра всех устроит?

— Господа, я новый человек в городе, — решился наконец Белов, — мне некого звать в секунданты… Не согласились бы вы…

— Я не калечу детей, сударь,- подал вдруг голос Ягупов.В мутных глазах его и в изгибе полных, красиво очерченных губ угадывались насмешка и удивление — откуда, мол, ты взялся, смелый воробей, и что-то еще неожиданно доброе и грустное. Александр почему-то смутился и понял, что куда больше, чем удовлетворять свою дворянскую честь, ему хочется подружиться с этим офицером.

— Ты меня прости, друг, что я тебя по уху звезданул,- продолжал Ягупов.- Это больно, я знаю. Но драться с тобой я не буду. Чего ради я с тобой буду драться? Вася- другое дело… Вася моим другом был.- Он вдруг сжал огромный кулак и погрозил кому-то неведомому.- Сволочи!- сказал он тихо.- Надька под стражей сидит,а я буду шпагой пырять,честь,понимаешь, защищать… — Он тяжело поднялся, оскалился на трактирщика, который наконец осмелился вылезти из-под стойки, и пошел к двери:- Все мы сволочи!- повторил он на прощание, и за тремя офицерами закрылась дверь. Лядащев и Александр остались сидеть друг против друга.

— Пожалуй, надо поесть,- нерешительно сказал Александр и нервно передернул плечами, — если мой рябчик еще не улетел.

— Улетел, так прилетит,- отозвался Лядащев.- Вы мой гость. Трактирщик! Убери все лишнее и принеси вина. А то здесь одни пустые бутылки.

Во время еды Александр старался держаться непринужденно, но каждое движение челюстей отзывалось такой мучительной болью в голове, что он против воли то и дело хватался за распухшее ухо и осторожно ощупывал его, словно пытался убедиться, что оно на месте. Лядащев был вежлив, учтив, но за его любезным поведением скрывалась легкая ухмылка — вот, мол, послала судьба защитника.

— Как секундант,я должен знать причину ссоры.Могу я вас спросить об этом? — вернулся Александр к интересующей его теме. — Сознаюсь, я еще никогда не принимал участия в настоящей дуэли.

— Спросить можно все что угодно, но не всегда можно получить ответ.

— А где находится Соликамск, которым так интересовался господин Ягупов? — Если бы ухо меньше болело, Александр бы давно понял, что пора остановиться в расспросах.

— Вы тоже интересуетесь географией?- усмехнулся Лядащев.- Это в Сибири, мой друг. Никому не пожелаю познакомиться с этим пунктом поближе.

— Простите, а кто такой Бергер?

— А вы умеете слушать,- нахмурился Лядащев.- Или подслушивать? Вот вам хороший совет- как можно меньше вопросов. Вы раньше слышали фамилию Бергер?

— Что вы? Я только вчера приехал в Петербург.

— И уже влипли в историю. Вы знаете, что сулит дуэлянтам, а равно и их секундантам российский закон?

— Знаю. Смерть. Но либо ты дворянин и обходишь законы, либо…

— Потише, молодой человек.- Лядащев присматривался к Александру с явным интересом.- Вам не мешало бы иметь в этом городе умного советчика, который умерил бы вашу прыть.

— У меня есть пара рекомендательных писем. — Александр полез в карман и наудачу вытащил записочку маленького графа, с которым обсуждал триумфальный въезд Измайловского полка.

— Ну и ну! — изумленно проговорил Лядащев, читая адрес. Александр заглянул через плечо и повторил, вытаращив глаза:

«Ну и ну…»

На записке было написано: «Дом немца Штоса против Троицкой церкви. В собственные руки Лядащеву Василию Федоровичу».

— Вас зовут Василий, — выдохнул Белов.

— Ты далеко пойдешь, — сказал Лядащев, пряча записку в карман.

Лукьян Петрович Друбарев оказался крепким, благообразным стариком в суконном кафтане, теплом шейном платке и больших круглых очках в серебряной оправе. Очки, сидевшие на кончике носа, придавали его лицу выражение особого добродушия и, увеличивая и без того широко открытые глаза, делали его круглую голову похожей на кроткую сову, примостившуюся на кряжистых, как дубовый комель, плечах.

— Неужели Федора Белова сынок? Давно ли сами были такими? О, время, время…

Поскольку Александру, судя по возрасту, пристало быть скорее не сыном, а внуком Федора Белова, он воспринял причитания хозяина, как некий обязательный ритуал.

— Лукьян Петрович,- начал Александр пылко, не забыв опустить прилично возрасту глаза и проверить, надежно ли прикрывает локон распухшее ухо, — позвольте мне быть откровенным.

Друбарев не возражал,и в своей десятиминутной речи, где каждое лыко было в строку и слова шли пригнанно, как бусы на нитке, Александр так смог изложить дело, что Лукьян Петрович остался полностью убежденным, что юноша прибыл в Петербург именно к нему, что он должен стать Сашиным защитником и отцом родным и что если есть на свете сила, которая помогла бы Саше в его смелых мечтаниях, то именно он, скромный чиновник адмиралтейской верфи, является полным воплощением этой силы.

И хотя обладатель совиных глаз обладал мудростью, которой наделили люди эту птицу, и понимал, что не «удивительное душевное благородство и богатейший опыт жизни», коими наградил его юный гость, открывают путь в гвардию, наивная вера Саши в его силы была приятна, и он проникся к юноше горячей симпатией.

— Друг мой! Я несказанно рад буду твоему обществу. Бог не дал мне ни жены, ни детей. Живи как сын мой.

К вечеру Александр перенес из гостиного двора в дом на Малой Морской улице свой тощий узелок.

Жизнь Лукьяна Петровича прошла тихо, незаметно, без резких взлетов и падений. Он был практичным, рассудительным и аккуратным человеком. И дом его был под стать размеренной жизни и холостяцким привычкам хозяина.

Александр, который вырос в многочисленном и бестолковом семействе, где никогда не собирались вместе за обеденным столом, а ели на кухне стоя, зачастую не пользуясь ложкой, где дети не имели даже собственной одежды и для того, чтобы выбрать на день получше башмаки или потеплее кафтан, старались встать раньше остальных братьев и сестер, где поломанная мебель, одеяла, подушки и тюфяки, казалось, сами перемещались по дому, прячась в самые неподходящие места, в первый же вечер почувствовал налаженный и устойчивый распорядок своего нового жилища.

Часы пробили восемь, и в столовую вошел хозяин в теплом халате и суконных туфлях. Лысая голова его была повязана белоснежным платком, стянутым зеленой лентой. Он первый сел за стол, хлопнул в ладоши:

— Ужинать, мой друг, ужинать… Посмотрим, чем порадует нас Марфа Ивановна.

Тушеная капуста ароматно дымилась, мясо было сочным и жирным. Кровяная колбаса словно нежилась в листьях салата. На дерейянном блюде лежал теплый пирог с вишнями.

— Я и вина купил,- приветливо улыбнулся Лукьян Петрович.- Выпьем за батюшку твоего. Сколько у него всего детей?

— Было девятнадцать, осталось пятнадцать, а внукам он счет потерял.

— Плодовит… Ты ешь, ешь. Я сам только к тридцати годам наелся. А дотоле все голодным был.

Забытое чувство покоя и беспричинной радости охватило Александра. Словно теплую ладонь положили на зудящий болью затылок — не волнуйся, сынок, не печалься. Забудь о превратностях судьбы — все как-нибудь образуется.

После ужина хозяин отвел Александра в светлицу, выходящую окнами на жасминные кусты.

— Лукьян Петрович,кто сейчас живет в доме Ягужинского?- спросил Александр, заранее уверенный, что Друбарев ответит: «Дочь Анастасия Павловна. На днях приехала из Москвы».

Но ответ был неожиданным.

• Предыдущая
• 37/177
• Следующая