Фата-Моргана 3 (Фантастические рассказы и повести) - Найт Дэймон - Страница 115

Это было чудесно. Все замужества Илды были чудесны, и чудесен был иллюминированный пейзаж. Вода, питающая знаменитые водопады, сверкала золотом; ближайшие скалы сделал Рэмблес, а контур гор был творением Спэлла. Пляж был идеальной копией Меривеля, а в первые часы ночи общество пило голубой абсент.

Но пейзаж — увиденный впервые или после перерыва — поражает только на первый взгляд, не привлекая больше внимания. Приготовленное за мгновение блюдо поедается еще быстрее, а вкус голубого абсента держится не дольше, чем впечатление, будто он является новостью. Страсть Ильдефонсы и ее любовников была быстра и горяча; повторение не имело для нее смысла. К тому же Ильдефонса и Фредди заказали только одночасовой медовый месяц.

Фредди хотел продолжать эту связь, но Ильдефонса взглянула на указатель спроса. Ручные модули сохранят популярность только треть ночи, дальновидные люди уже сейчас избавляются от них. А Фредди не был человеком, переживающим один взлет за другим. Настоящая карьера бывала у него только раз в неделю.

Они вернулись в город и в 9.35 развелись в Суде по Мелким Делам. Запас ручных модулей пошел на распродажу, а остатки его получат торговцы старьем из зорян, которые скупают все, что попадется.

— За кого выйти в следующий раз? — задала себе вопрос Ильдефонса. — Как медленно тянется ночь…

— Бегельбекер покупает, — зашептались на Бирже, но Бегельбекер уже продавал обратно, прежде чем сплетня успела описать полный круг. Бэзил Бегельбекер любил делать деньги, и приятно было следить за ним во время работы, как он возвышался над всеми в зале Биржи и уголком губ бросал распоряжения посыльным и подчиненным. Помощники сняли с него нищенские лохмотья и закутали в тогу финансового воротилы. Он послал одного из курьеров передать двадцать тысяч долларов молодой паре, которая одолжила ему тысячу. Другого послал с еще более ценным подарком для Ильдефонсы Импала, поскольку ему была приятна их связь. Он получил доступ ко Всеобщему Указателю Спроса и ввел в него некоторые фальшивые данные, вызвав падение пары промышленных империй, выросших за последние несколько часов, и провернул неплохое дельце, объединив то, что от них осталось. Несколько минут он был богатейшим человеком в мире. Но состояние тяготило его, не позволяя маневрировать с ловкостью, которую он проявлял час назад. Он походил на большого, упитанного оленя, а стая волков кружила вокруг него, чтобы повалить на землю.

Скоро он лишится своего первого состояния этой ночи. Тайна Бэзиля Бегельбекера заключалась в том, что эффектная потеря денег доставляла ему удовольствие, когда он был набит ими по самое горло.

Человек по имени Максвелл Маузер создал труд по актинической философии, написание которого заняло семь минут. Для создания философских трудов пользовались общей схемой и индексом понятий, устанавливая активатор на подходящую терминологию в каждом подразделе, а более умелые пользовались усилителем парадоксов и смесителем поразительных аналогий; кроме того, градуировали особую точку зрения и личностную интонацию. Из всего этого выходил хороший труд, поскольку при такого рода продукции совершенство стало автоматическим минимумом.

— А теперь немного бакалеи для украшения торта, — сказал Максвелл и нажал рычаг. По всему труду горстями посыпались слова вроде «хтонический», «эвристический» и «прозимеиды», чтобы никто не сомневался, что это философский труд.

Максвелл Маузер принялся посылать свою работу издателям и каждый раз в течение трех минут получал ее обратно. Анализ труда и причины отказа каждый раз сообщались — как правило, утверждали, что это уже делали раньше и лучше. В течение тридцати минут ее вернули Максвеллу десять раз, и ему стало надоедать. Вот тут и наступил перелом.

За последние десять минут гвоздем стала работа Ладиона, и теперь сочли, что монография Максвелла ее дополняет и одновременно дает на нее ответ. Ее приняли для публикации и издали меньше чем за минуту. В течение первых пяти минут рецензии были осторожны по тону, а потом начался настоящий энтузиазм. Это был один из величайших философских трудов, появившихся в ранние и средние ночные часы. Нашлись и такие, что утверждали, будто успех может стать постоянным и даже будто книга привлечет внимание зорян на следующее утро.

Разумеется, Максвелл стал очень богат и разумеется, Ильдефонса пришла увидеться с ним около полуночи. Как философ-революционер Максвелл считал, что они могут жить без формальных процедур, но Ильдефонса настаивала на браке. Тогда Максвелл развелся с Джуди Маузер в Суде по Мелким Делам и вышел оттуда с Ильдефонсой.

Эта Джуди хоть и не такая красивая, как Ильдефонса, собирала больше всех мужчин в городе. Она хотела человека минуты только на минуту, и всегда оказывалась там, где нужно, даже перед Ильдефонсой. Ильдефонса верила, что отбирает мужчин у Джуди, а Джуди твердила, что Ильдефонса получает оставшееся после нее и ничего больше.

— Я была с ним первой, — смеялась Джуди, проносясь по Суду по Мелким Делам.

— О, эта проклятая шлюха, — стонала Ильдефонса. — Она носит мои трусы, прежде чем я успею их надеть.

Максвелл Маузер и Ильдефонса Импала поехали на медовый месяц на курорт Мьюзикбокс Маунтин. Было чудесно. Данбар и фиттл сделали вершины гор из зеленого снега (а на Бирже Бэзил Бегельбекер копил свое третье за ночь и самое крупное состояние, которое могло превзойти даже четвертое с прошлого четверга). Шалаши были более швейцарскими, чем в самой Швейцарии, в каждой комнате имелась живая коза (а Стенли Скулдаггер вспыхнул на небосклоне как ведущий актер центральных, ночных часов). Популярнейшим напитком в это время стал «Глотзенбюргер»: «Ив Чизе», смешанный с рейнским вином на кубиках розового льда (а в городе самые главные никталопы отправились в Клуб для Важных Особ на полуночный отдых).

Разумеется, было чудесно, как всегда с Ильдефонсой, но она никогда не изучала философии, поэтому запланировала только тридцатипятиминутный медовый месяц. Чтобы убедиться, она взглянула на указатель спроса и увидела, что ее нынешний муж выходит в тираж, а его труд цитируют насмешливо, как «Макси-Маузер». Они вернулись в город и развелись в Суде по Мелким Делам.

Состав Клуба для Важных Особ постоянно менялся: успех был входным билетом. Бэзил Бегельбекер мог быть принят, выбран на пост председателя и вышвырнут из клуба как грязный нищий от трех до шести раз за ночь. В Клубе могли состоять только важные личности либо те, кто стал важным ненадолго.

— Думаю, что засну завтра, во время зорян, — сказал Оверкалл. — Пожалуй, съезжу на часок в этот новый город Космополис. Говорят, там неплохо. А ты где переночуешь, Бэзил?

— В ночлежке.

— Я полагаю, что через час буду спать по методу Мидиака, — сказал Бурнбаннер. — У них отличная новая клиника. Часок просплю методом Прасенки, а час — Дормидио.

— А Шекль спит час естественным способом, — сказал Оверкалл.

— Недавно я делал это в течение получаса, — добавил Бурнбаннер. — Думаю, час — это слишком долго. Ты пробовал естественный способ, Бэзил?

— Только им и пользуюсь. Естественный способ и бутылка спиртного.

Стенли Скулдаггер стал самой яркой звездой недели. Разумеется, он получил огромное состояние, и Ильдефонса Импала пришла увидеться с ним в три часа утра.

— Я была с ним первой, — звучал насмешливый голос Джуди Скулдаггер, когда она разводилась с ним в Суде по Мелким Делам. Ильдефонса и Стенли отправились на медовый месяц. Приятно было закончить ночь с актером; это самые страстные экземпляры, к тому же в них есть что-то юношеское и простецкое.

Кроме того, это означало рекламу, что нравилось Ильдефонсе. Пошли в ход языки. Продлится ли это десять минут? Тридцать? Час? Может, то будет один из тех редких у никталопов браков, которые тянутся до дневных часов? А может, даже до следующей ночи?

В действительности он длился около сорока минут, почти до конца периода.

Медленно тянулась ночь со вторника на среду. На рынок выбросили несколько сотен новых продуктов. Появились штук двадцать театральных пьес: трех- и пятиминутные драмы в капсулах и шестиминутные долгоиграющие представления. «Ночная Улица, 9» — действительно свинский опус — выделялась среди прочих пьес, и так будет до тех пор, пока она не станет прошлым.