За спичками. Воскресший из мертвых - Лассила Майю - Страница 42

• Предыдущая
• 42/69
• Следующая

Ионни молча слушал эти речи, искоса поглядывая на старика.

— Ну так как же, Ионни, а? — спросил Лундберг.

Ионни стоял как ошарашенный, не находя никаких слов для ответа. Потом, подойдя к плевательнице, он сплюнул и только уж после этого почувствовал возможность ответить на вопрос старика. Он ответил:

— Да, конечно… Если коммерции советник заговорил о доме в целый квартал, то… Ведь одного кирпича сколько потребуется для такой громады…

В общем Ионни вышел из конторы совсем обновленным человеком. Он решил последовать совету старика — приобрести земельный участок. Им вдруг овладела непомерная жадность и желание поскорей разбогатеть. И чем усердней он старался разобраться, сколько денег в одном миллионе, тем сильней разгоралась его новая страсть.

Сначала Ионни решил было купить небольшой деревенский домик, как посоветовал ему старикашка Лундберг. Однако мысль о миллионе стала увлекать его к иным решениям. Простой деревенский домишко уже никак не удовлетворял его. Ионни стал мечтать о настоящем доме, сперва маленьком, потом большом. А под конец мечты его остановились на огромном поместье.

Безумная скупость вдруг овладела им. Он даже стал избегать своих друзей, чтоб те не напрашивались на выпивку.

Один неплохой его приятель, некто Риекки, подошел к Ионни, когда тот сидел в порту на тюках. Этот Риекки, надеясь получить глоток водки, заискивающе сказал:

— Поднеси мне, Ионни, немного, а?

Но Ионни сделал вид, что он не услышал этого вопроса. Он достал из кармана колбасу и, приготовившись завтракать, с невинным видом проговорил:

— Вот колбаски себе купил на рынке… Случайно встретил там одного своего друга… Интересную новость он мне сообщил… Оказывается, Косси Рампери нанялся на «Полярис» и теперь уехал в Марсель…

Таким приемом удалось пресечь планы Риекки.

Тяжелый колокольный гул висел в неподвижном горячем воздухе. С аппетитом уплетая колбасу, Ионни на всякий случай добавил, прислушиваясь к церковному перезвону:

— Да, гудит колокол. Интересно знать: кого это бог прибрал?

Между тем любовные дела Ионни сами собой улаживались. Колбасница Лиза узнала и от других, что именно Ионни достался главный лотерейный выигрыш в двадцать тысяч. По странному совпадению Лиза тоже обладала небольшим капитальцем в две тысячи. Однако многие поговаривали, что у нее не две тысячи, а около двадцати.

И вот Лиза стала усердно помышлять о замужестве с Ионни. Ведь имея двадцать две тысячи, можно бросить рыночную торговлю и открыть шикарный магазин, о котором она мечтала всю свою жизнь. Хватит, хватит ей дрожать на морозе.

Недолго думая, Лиза принялась за дело.

Когда Ионни шел по базару мимо ее прилавка, она стала кокетничать с ним. Сладчайшим голоском она заворковала, увидев его:

— Ишь ты… Тоже скажет какие слова… Получите, говорит, с этой тысячной…

Да, так коварно и льстиво могла произнести только настоящая женщина-соблазнительница.

В сущности говоря, это было прямое сватовство. Но Ионни не догадался о сложном ходе этих слов. Он даже с удивлением спросил ее:

— Ты что это, Лиза, сегодня так любезничаешь со мной?

Толстая Лиза, улыбаясь, заворковала еще нежней:

— Тоже скажет… любезничаю с ним…

Она думала, что он уже все понял, и поэтому продолжала ворковать:

— Ах, этот Ионни… Вытащил другую тысячную и говорит — может, эта подойдет?.. Ведь найдет же сказать такое…

Ионни растаял от таких ласковых речей, однако ничего особенного в этом не заметил. Собираясь уйти, он ответил на ее щебетанье:

— Да хватит тебе, Лиза, зря трещать.

Но, расставшись с Лизой, он начал недоумевать, почему она так приятно и нежно обошлась с ним. О настоящей причине он, конечно, не догадывался.

В порту он присел на какой-то ящик и принялся по привычке кормить хлебными крошками своих верных друзей — голубей. Однако мысли о странном поведении Лизы не покидали его.

В это время к нему подошел Ханкку и спросил:

— Кажется, опять голубей кормишь?

На это Ионни ответил:

— Да нет, просто так сижу.

Кончив кормить птиц, он добавил:

— Ломаю себе голову, почему Лиза сегодня так ласково шутила со мной и сама сияла, как солнце.

Ханкку тоже не мог сообразить о причинах этого явления, но, чтоб поддержать разговор, он сказал:

— Ведь у баб привычка такая. У них вечно рот до ушей.

До прибытия парохода «Полюкс» они могли бы продолжить разговор о Лизе, но их охватила лень. Солнце палило нещадно. Над портом в прозрачном воздухе кружились морские птицы. Вяло зевнув, Ханкку едва выдавил из себя несколько слов:

— У этой тетушки Лизы хватает деньжонок. Тысяч двадцать у нее, черт ее побери!

Ионни тоже захотел что-нибудь сказать о богатстве Лизы, но его медлительная и неповоротливая мысль попала совсем в другую цель — он сказал об ее полноте; впрочем, это звучало почти одинаково:

— Ничего себе бабенка Лиза. Целая держава!

Таким образом, дела шли, не останавливаясь. Лиза мечтала заполучить Ионни в мужья, а приятелям по артели все больше нравилась эта идея. Некоторым из них уже мерещились сладкие денечки на Ионниных хлебах. Но Ионни стал еще более важничать и кичиться.

Да, он буквально переродился после речей скряги Лундберга. В своем сердце он затаил мечту о миллионе. И если у старика миллион вырос из десяти пенни, то почему бы не возникнуть миллиону из двух тысяч?

Скупость окончательно и бесповоротно овладела им. И в этом отношении он даже перещеголял старика Лундберга, который подарил ему старый фрак, но пожалел дать брюки от этого фрака, так как он еще сам донашивал их. Нет, сейчас Ионни не стал бы дарить и фрака. Он теперь открыто чуждался товарищей, опасаясь, что они будут клянчить денег на пиво и водку и, таким образом, пропьют драгоценные семена миллиона — его лотерейные деньги.

Особенно Ионни избегал теперь своего приятеля Ханкку, спасшего его жизнь. Он даже побаивался его, полагая, что этот Ханкку ожидает награды, если не деньгами, то уж во всяком случае пивом, водкой и колбасой.

Поэтому Ионни старательно уклонялся от встреч с ним. Каждый миг он боялся его прихода и намеков о вознаграждении. И из-за этого он даже сердился на него.

Наконец Ханкку все-таки притащился к нему домой. Ионни как раз ел салаку с картошкой, когда в комнату ввалился этот опасный спаситель.

Продолжая набивать рот едой, хозяин сделал вид, что он не заметил гостя. Однако Ханкку сел за стол, и тогда Ионни, почуяв недоброе, взволновался.

Некоторое время друзья пребывали в молчании. Ионни пытался проглотить свою досаду вместе с картошкой. Но это ему не удалось. И он помрачнел.

— Да, — промямлил, наконец, Ханкку, затягиваясь окурком сигары. — Вытащил-таки я тебя «на сухую верфь».

Тогда досада у Ионни обрела словесную форму. Невинным взором взглянув на Ханкку, он сказал, начисто отвергая его заслуги:

— А кто тебя просил вытаскивать меня?

Прожевав пищу, Ионни равнодушным тоном добавил, словно это дело не касалось его:

— Уж если босяк упал в море, туда ему и дорога.

Стараясь польстить богатому Ионни, Ханкку стал оспаривать это утверждение, не показавшееся ему странным:

— Так ведь лучший наш парень упал в воду! Как это можно его не спасти!

Эти слова еще более рассердили Ионни, ибо теперь он окончательно удостоверился, что Ханкку хочет выпить.

Расправившись с едой, Ионни неторопливо вложил в ножны пукко[1] и поднялся из-за стола, высокомерно процедив:

— Брось чепуху болтать.

Потуже подтянув ремень, он свысока добавил:

— Ни к чему это вытаскивать из моря босяков!

Ханкку пытался что-то сказать, но Ионни презрительно перебил его:

— Уж если босяк сунулся с пристани в воду, то твое дело сказать ему вслед: «Счастливого пути». И пущай он спокойно лежит на дне моря!

• Предыдущая
• 42/69
• Следующая