Кровавый поход - Макклеллан Брайан - Страница 58

– Поверьте, если бы дело не касалось моей семьи, я ни за что не пришел бы сюда.

– Что ж, в таком случае у меня есть предложение. Вы обещаете, что по окончании этого дела будете работать на меня, когда у меня возникнет такая потребность.

– Нет.

Ондраус поднял руку, предупреждая возражения:

– Я буду хорошо платить вам. Вероятно, работа будет опасной. Но вам лучше согласиться, иначе я просто убью и вас, и Соу-Смиза. А потом посмотрю, что произойдет дальше.

Адамат заглянул в глаза Ондраусу и увидел там железную решимость. Ревизор сделает то, о чем говорит. А еще, возможно… оттенок иронии? Легкую улыбку? Неужели Ондраус способен на это?

– Согласен, – сказал Адамат.

– Замечательно. – Ондраус помолчал и задал еще один вопрос: – Соу-Смиз знает?

– Он думает, что я пришел сюда просить денег.

Адамат совсем забыл, что рассказал Соу-Смизу о своих планах шантажировать Владетеля. Возможно, Соу-Смиз сделал выводы, а возможно, и нет. Если сделал, то он достаточно умен, чтобы сохранить хладнокровие. Нет никакой необходимости сообщать об этом Ондраусу.

– Завтра вы получите деньги, – пообещал Ондраус. – Их доставят вам…

– Я встречусь с вашим человеком на площади Выбора. Возле пятен.

– Вы никогда больше не появитесь здесь, – предупредил Ондраус. – Мы будем поддерживать связь через Евнуха. А теперь можете идти.

Адамат убрал пистолет в карман с внезапным пониманием, что он больше не управляет ситуацией.

– И еще одно, – проговорил на прощание Ондраус. – Если я когда-нибудь пожалею об этом соглашении, то все, кто вам дорог, тоже пожалеют.

Не прекращая избивать Таниэля, профосы натянули ему на голову черный капюшон и поволокли через лагерь. Он слышал, как они ругались, когда он вырывался, и предупреждали встречных, чтобы не подходили ближе. Не видя дороги, он давно упал бы, но сильные руки держали его под мышки. Голова Таниэля раскалывалась, тело превратилось в сплошной клубок боли.

Профосы протащили его по ступенькам и завели в какое-то здание. Гостиница? Офицерский клуб? Он не смог определить. Таниэля посадили на стул и связали. Он попытался сопротивляться, но добился лишь еще одной затрещины.

Таниэль повис на веревках и постарался услышать хоть какую-то подсказку насчет того, где находится. За стеной разговаривали солдаты, но слишком глухо, чтобы разобрать слова. Он мог быть в любом конце адроанского лагеря.

Таниэль не знал, сколько прошло времени. Воздух стал прохладнее, – должно быть, уже наступила ночь. Лицо совершенно онемело, его наверняка разбили в кровавое месиво. Он провел языком вдоль зубов. Все на месте. Сорочка была влажной и липкой – вероятно, от его собственной крови, и, пока Таниэль сидел, он немного замерз.

Таяли остатки порохового транса, возвращалась чувствительность, появилась боль от побоев. Наконец он услышал, как открывается дверь. Прозвучали тяжелые шаги. Следом за ними другие – легкие, но по-военному четкие.

С Таниэля стащили капюшон. Чиркнула спичка, загорелись лампы. Оказалось, что он сидит в квадратной каморке, размером не больше чем три на три ярда и совершенно пустой, за исключением двух стульев и ламп на стене.

Генерал Кеть стояла перед ним со скрещенными на груди руками и безразлично смотрела на него. Вместе с ней пришли два профоса. Они впились в Таниэля настороженными взглядами и держали дубинки наготове, словно подозревая, что он может шевельнуться.

– Вам надо было взять с собой больше людей, – сказал Таниэль.

Казалось, она не ожидала, что он заговорит первым.

– Что?

– Если вы собираетесь силой заставить меня повиноваться – или что там еще вы задумали?

– Замолчите, Два Выстрела.

Кеть коснулась обрубка изувеченного уха и зашагала по комнате.

– Мне придется расстрелять вас.

– Вам придется повесить меня, – поправил Таниэль.

Он не смог удержаться от смеха. Расстрелять. Эти генералы привыкли поступать по заведенному раз и навсегда порядку, но порохового мага нельзя поставить перед расстрельной командой. По крайней мере, если та вооружена обычными ружьями.

Один из профосов засадил ему кулаком в челюсть, вложив в удар всю силу. Голова Таниэля дернулась вбок, перед глазами все закружилось. Профос превратился в расплывчатое пятно. Таниэль плюнул кровью в лицо профоса, и тот замахнулся для нового удара.

Кеть удержала его руку:

– В этом нет необходимости. – Она развернулась к Таниэлю. – По-вашему, это смешно? Вас скоро казнят!

– За что? – усмехнулся Таниэль. – За то, что я удерживал позицию?

– За что? – удивленно повторила Кеть. Она прекратила шагать и встала прямо перед ним. – За неподчинение старшим по званию. За недостойное офицера поведение. За прямое неисполнение приказов. За нападение на офицера. Ваши действия граничат с изменой.

– Ступайте в бездну!

Он мог бы гордиться тем, что не дрогнул, когда к нему опять подошел профос. Но того снова остановила Кеть.

– Продолжайте, – подбодрил ее Таниэль. – Хоть до самого утра. Измена? По-вашему, это измена – оставаться единственным офицером в этой проклятой армии, который думает о победе в бою? Это измена – сплотить солдат, поддержать их в трудную минуту? Вы говорите об измене, когда трубы играют отступление всякий раз, как мы близки к победе.

– Это ложь! – Кеть шагнула вперед, и на мгновение Таниэль подумал, что она сама ударит его. – Мы даем сигнал к отступлению, когда сражение складывается не в нашу пользу. Ваш взгляд с передовой ограничен. В пылу схватки вы не видите общего отчаянного положения.

Таниэль подался вперед, натягивая веревки:

– Я не вижу его, потому что я побеждаю. – Он снова откинулся назад. – Вы боитесь меня. Вы перешли на сторону Кеза? В этом все дело? Вы боитесь, что я…

На сей раз Кеть не остановила профоса. Кулак оборвал речь Таниэля, и, когда в голове перестало звенеть, он по-настоящему удивился, обнаружив, что зубы все еще целы.

Таниэль почувствовал вкус крови на языке и проглотил ее.

– Поэтому вы и арестовали меня тайком? – Он с трудом ворочал распухшим языком. – И через лагерь тащили в капюшоне только для того, чтобы никто меня не узнал?

Таниэль фыркнул и посмотрел профосу прямо в глаза, провоцируя его на новый удар.

Генерал Кеть теребила изуродованное ухо.

– Вы очень популярны, – признала она и снова зашагала по комнате. – Но даже если рядовые называют вас героем, вы должны соблюдать дисциплину. Иначе армия развалится. Увы, так оно и есть. Я настаивала на публичной казни, но другие генералы не согласны со мной. Они боятся, что это повредит боевому духу. А он, видит Кресимир, и так уже совсем упал.

– Значит, вы не собираетесь убивать меня?

– Нет. По крайней мере, пока. Но это первое и последнее предупреждение.

– И вы ожидаете извинений?

– Да, ожидаю. Даже нескольких извинений на самом деле. Начиная с майора Доравир и заканчивая мной.

Таниэль пожал плечами:

– Этому не бывать.

– Что вы сказали?

Брови Кеть приподнялись в искреннем изумлении.

– Я едва не убил бога. Я застрелил десятки Избранных. Возможно, больше ста. Сбился со счета. В отсутствие фельдмаршала Тамаса… Между прочим, почему мне сказали, что он погиб? У меня есть свидетельство бога, что это не так. О да. Того самого бога, который находится в нашем лагере. Бога, существование которого командование отказывается признать. Куда я попал? В отсутствие Тамаса я – ваше главное оружие против кезанцев. Я поднимаю дух людей, убиваю оставшихся Избранных и Стражей. Так что нет. Будь я проклят, если стану перед кем-то извиняться. Мой отец терпеть не мог дураков. Возможно, я и не очень похож на отца, но в этом мы с ним едины.

Генерал Кеть молчала, пока он не закончил говорить. Таниэль удивился этому. Он ожидал, что кулак профоса прервет его, и был готов выплюнуть эти слова через боль, даже если ему сломают челюсть.

– Мы потеряли Тамаса, – решительно заявила Кеть. – На территории Кеза у него нет ни малейшего шанса выжить. Проще предположить, что он мертв. А что касается Михали… если бы он не был так популярен среди солдат, мы давно прогнали бы его. Он просто сумасшедший, довольно убедительно изображающий бога, и ничего больше.