Серебряная рука - Муркок Майкл Джон - Страница 3

— Как его зовут? — угрюмо спросил Корум. — Это мабден, или это вадаг? Чего он хочет?

— Гость сказал только одно, — вы, мол, сами поймете, друг он или враг.

— Друг или враг? Этому шутнику сейчас несладко придется!

На самом деле Корум был сильно заинтригован, если не сказать больше, — он был крайне рад появлению таинственного посетителя. Прежде чем пойти в музыкальную комнату, он умылся, одел чистое платье и выпил вина, дабы произвесть на незнакомца должное впечатление.

Арфы, органы и кристаллы палаты заиграли. Их тихие звуки сплетались в знакомую мелодию. Сильнейшее смятение охватило Корума, — он было решил отказать гостю в приеме, но музыка, чаруя, лишала его решительности. Он сочинил эту музыку ко дню рождения Ралины. Ей было уже девяносто лет, но разум и тело ее почти не выказывали признаков старения.

— С тобой я молода, — говорила Ралина.

Глаз Корума наполнился слезами. Он смахнул их и вслух выбранил гостя, разбередившего его старые раны. Этот грубиян, которого никто не приглашал в замов Эрорн, посмел открыть заветную комнату. Интересно, что он скажет в свое оправдание?

Быть может это надраг? Корум слышал, что надраги и поныне ненавидят его. Те редкие надраги, что пережили владычество короля Лир-а-Брода, опустились донельзя, превратившись едва ли не в скотов. Что если один из них, движимый ненавистью, явился сюда, чтобы убить его, Корума? От этой мысли Коруму стало легче. Сейчас он насладится боем.

Взяв тонкий меч и пристегнув серебряный протез, он направился к музыкальной комнате.

Чем ближе подходил он к ней, тем громче и изысканнее становилась музыка. Казалось, борется Корум с сильнейшим ветром.

Он вошел в залу. Ее цвета скользили и кружились в такт музыке. Их яркость на миг ослепила Корума. Прищурившись, он окинул взглядом комнату, пытаясь разглядеть гостя.

Наконец он увидел его. Тот, поглощенный музыкой, сидел в тени. Корум подошел к огромным арфам, органам и кристаллам, при его касаньи они замолкали; наконец, установилась полная тишина. Цвета померкли. Человек поднялся со своего места и шагнул навстречу Коруму. Он был невысок, но шел очень важно. На нем была широкополая шляпа; правое же его плечо странно дыбилось, — видимо, у человека был горб. Поля шляпы совершенно скрывали лицо, однако Корум и без того сообразил, что за гость явился к нему.

Сначала он узнал кота. Он сидел у гостя на плече. Именно его Корум вначале принял за горб. Круглые глаза внимательно следили за Принцем. Кот замурлыкал. Гость поднял голову, и из-под шляпы появилось улыбающееся лицо Джерри-а-Конеля.

Так потрясен был Корум и так привык он к общению с призраками, что вначале не мог и двинуться.

— Джерри?

— Доброе утро, принц Корум. Надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я решил послушать ваши сочинения? Этой вещи я раньше не слышал.

— Это так. Она написана уже после вашего ухода. — Корум слышал свой голос словно издалека.

— Играя ее, я вас расстроил? — участливо спросил Джерри.

— Да. Но сами вы в том не повинны. Эта вещь посвящена Ралине, сама же Ралина…

— Она умерла, — я знаю об этом. Говорят, она прожила хорошую жизнь, хорошую, счастливую жизнь.

— Да. Но очень короткую, — печально добавил Корум,

— Для смертных век ее был долог, Корум, — Джерри перевел разговор на другую тему. — Ты плохо выглядишь. Может, ты болен?

— С моей головой что-то происходит. Мне все еще трудно без Ралины, Джерри. Меня все еще снедает печаль. Мне хотелось бы. — Корум растерянно улыбнулся. Впрочем, зачем говорить о невозможном

— Ты считаешь, что невозможное существует? — Пальцы Джерри гладили покрытые мягкой шерсткой крылья кошки.

— Таков закон этого мира.

— Таков закон большинства миров. Но, невозможное здесь, где-то становится возможным. В этом-то и состоит прелесть путешествий по мирам.

— Ты отправлялся на поиски богов. Тебе удалось найти их?

— Кое-кого я нашел. Нашел я и героев, с которыми мне было по пути. Многое открылось мне со времени нашего последнего разговора, — я видел, как рождается новый мир и как умирает мир старый. Встречался я со множеством престранных тварей, выслушал массу суждений о природе этой Вселенной и существ, в ней обитающих. Жизнь приходит и уходит, Корум. В смерти нет ничего трагичного.

— Трагедии творятся здесь. Ты можешь встретиться с предметом своей любви лишь через сотни лет, и свяжет возлюбленных разве что забвенье.

— Пустой и странный разговор ты ведешь. Говорить так недостойно героя, засмеялся Джерри. — Более того, мой друг, говорить так глупо. А я спешил встретиться отнюдь не с глупцом!

Корум улыбнулся.

— Ты прав. Как только друзей оставишь, тут же и пропадешь, — будут мозги набекрень.

— Именно поэтому и прежде всего поэтому я предпочитаю жить в городе, сказал Джерри.

— Но разве город не лишает тебя сил? Надраги тоже жили в городах и, смотри, до чего они дошли!

— Дух находит себе пропитание едва ли не всюду. Разуму нужна опора. Связано это со стремлением к обретению равновесия. Определяется же все темпераментом. У меня, например, темперамент горожанина. Чем больше, населеннее и грязнее город, — тем лучше! Мне приходилось бывать в городах, где всего было столько, что и поверить-то в это невозможно! Ах, что это были за города!

Корум засмеялся.

— Я рад твоему возвращению, Джерри; все-то у тебя на месте, — и шляпа, и кот, и сарказм! Рассмеявшись, они обняли друг друга.

Ночью был устроен пир. Легко стало на сердце у Корума — впервые за эти семь лет он радовался вкусу вина и мяса.

— И тогда я оказался втянутым в самое странное изо всех своих приключений; связано оно было с природой времени, — рассказывал Джерри. Почти два часа ушло у него на рассказ о приключившемся с ним за эти годы.

— Ты помнишь Рунный Посох, что помог нам у Войлодион-Гагнасдага? Странствия завели меня в мир, управляемый этим самым посохом. Там вечный герой, которого воплощаешь и ты, называет себя Хокмуном. Происшедшее с тобой ничто в сравнении с трагедией Хокмуна, он обрел друга, но потерял возлюбленную, двоих детей и…

Рассказ о Хокмуне длился целый час.

Затем последовали и другие истории. Корум согласился выслушать и их. История об Эльрике и Эрикезе, уже известных Коруму, о Кейне, Корнелиусе и Карнельяне, о Глогауэре и Бэстейбле, и прочая, и прочая, и прочая. Все они по утверждению Джерри были воплощениями одного и того же воителя, сопровождаемого одними и теми же друзьями (похоже, Джерри имел в виду самого себя). О самых серьезных материях он говорил так остроумно, что Корум пришел в прекрасное расположение духа и, в конце концов, совершенно опьянел от смеха и вина.

Ранним утром Корум открыл Джерри свою тайну — он поведал ему о своем безумии.

— Я слышу голоса и вижу фигуры. Всегда одно и то же. Они зовут меня. Они просят меня прийти к ним. Может быть я принимаю их за зов Ралины? Я пытался избавиться от них, но мои попытки ни к чему не привели. Именно по этой причине я и покидал замок, — я пытаюсь загнать себя настолько, чтобы спать мертвецким сном,

Джерри нахмурился. Когда Корум закончил свой рассказ, он положил руку ему на плечо и сказал:

— Не бойся. Возможно, безумие и владело тобой все эти годы, но это не то безумие, о котором ты говоришь. Ты действительно слышишь голоса. Ты видишь настоящих людей. Они призывают, или пытаются призвать своего защитника, своего покровителя. Они пытаются призвать тебя к себе. И длится это уже много дней.

Корум вновь не понял Джерри.

— Своего покровителя? — спросил он растерянно.

— Ты уже стал их легендой, — ответил Джерри. — Ты стал их божеством. Для них ты Корум Лло Эрайнт — Корум Серебряная Рука. Великий воин. Великий покровитель своего народа. Существуют целые циклы легенд, рассказывающие о твоих подвигах и доказывающие твое божественное происхождение! — Джерри ухмыльнулся. — Как это обычно и бывает в легендах о богах и героях, считается, что ты вернешься к своему народу в его роковой час. Этот час действительно настал.