Записки палеонтолога. По следам предков - Верещагин Николай Кузьмич - Страница 27

Отправив утром следующего дня наших гостей обратно с телеграммами «SOS» в Чокурдах и Якутск, мы снова засели за щучье филе.

Прощальное посещение «кладбища» порадовало новой находкой. Я споткнулся о копчик искривленной кости, торчавшей из грунта в участке россыпи палеолитических орудий, и вместо предполагавшегося ребра мамонта вытащил великолепный изогнутый стержень. Он был вырублен кремневыми резцами из расколотого вдоль бивня мамонта и достигал 94 см в длину, при диаметре в 25 мм. Привязанное к тяжелому древку такое орудие могло пробить грудную клетку или брюхо толстокожих (рис. 34). Здесь же был найден и новый отщеп черного окремнелого сланца. Становилось все более несомненным, что рядом с мамонтовым кладбищем была стоянка охотников каменного века. Раскапывать ее должны были якутские археологи, предупрежденные нами еще в прошлом году.

Рис. 34. Стержень (наконечник копья?) из бивня мамонта.

Археологи-то и выручили нас из Берелехского сидения. Третьего августа гул вертолетного мотора возвестил прибытие партии Института археологии Якутского филиала Академии наук. Дав коллегам подробные указания о месте необходимых раскопок, мы отбыли в Чокурдах. Предстояло еще посетить в оставшийся короткий срок места находки Христофором Стручковым остатков трупа Теректяхского мамонта на средней Индигирке и побывать у берега моря Лаптева.

Для рейса на Сутороху — километров 350 вверх по Индигирке — вскоре удалось раздобыть гидросамолет АН-2. Его скорость, около 180 км в час, была немногим больше, чем у вертолета, но зато этот час стоил в полтора раза дешевле. Итак, оставив новые образцы мамонтовых костей с Берелеха на складе аэропорта, мы летим над Индигиркой. Под нами, тысячи две метров ниже, тянутся в хаосе извилин протоки и старицы реки, вдали в обе стороны видны свинцово-сизые овалы озер. Далее к югу река обособляется все больше в единое русло, озер становится меньше, темно-зеленые островки и редкие грядки лиственничных лесочков сливаются в сплошную тайгу. На размываемых берегах реки видны колоссальные завалы древесины, свалившиеся в воду стволы лиственниц белесы, промыты и перемыты вдоль и поперек на протяжении нескольких сезонов. Видно, что подойти к воде или пройти по берегу оказывается не везде легким делом (рис. 35). Часа через два полета наш кораблик закладывает крутой вираж над каким-то поселком и скользит на мутные воды Индигирки. На берегу Суторохи нас встречает пестрая толпа якутских ребятишек, внимательно наблюдавших, как мы вылезаем со спальными мешками и рюкзаками вначале на дюралевые поплавки, а потом, по каким-то скользким бревнам, на берег. Затем, выполняя роль гидов, они ведут нас к сельсовету. Председатель — молодой якут и такой же его приятель — поселковый врач, накормив и дав нам передохнуть, соглашаются отвести нас к рыболовной стоянке Стручкова.

Две алюминиевые «казанки», снабженные двадцатисильными «Вихрями», устремили нас вниз, обратно на север. «Вихри» безусловно слишком мощны для топорной алюминиевой лодки казанского производства. Здесь, в Якутии, при неосторожном обращении с рулем или при быстром пуске они нередко переворачивают и топят в холодной воде эту лодку, а вместе с ней и подвыпивших хозяев. Сорок пять километров до рыболовной стоянки Христофора мы преодолели за час с небольшим. Стоянка была расположена на низком левом берегу за песчаной косой, напротив величественной шоколадной стены правобережного яра. Эта стена, высотой метров 30, временами блестела мерзлыми чешуйчатыми фестонами.

Рис. 35. Берега Индигирки завалены древесиной лиственницы. Фото автора, 1971.

На берегу нас встретили Петр Лазарев, двое его молодых помощников и хозяин — рыбак и охотник, якут лет сорока Христофор Стручков. Был тут и корреспондент «Известий» А. И. Менделеев. Лицо рыбака, цвета меди, приветливо улыбалось. Нас провели к избушке, устроенной на прогалине между двух гряд густейшего тала. Поставленные наклонно бревешки стен были оштукатурены серым речным илом, который потрескался на небольшие квадраты. Крыша, чуть выше головы, была плоской и прикрыта дерном. Внутри, за наклонной дверкой, обитой шкурой, было почти темно и маленькое оконце освещало лишь низкие нары по стенкам, устланные оленьими шкурами. В сторонке стояли жердяные вешала для капроновых сетей и располагались собачьи привязи. За следующей грядкой тальника виднелся деревянный сруб вертикального лаза в глубокий новый погреб для хранения рыбы.

Втыкая в землю железную трость, Христофор показал нам, что песчаный речной нанос оттаял за лето на 120—130 см, и пожаловался, что на дне нового погреба гаснет свеча — очевидно, там скапливается какой-то газ. Особую его обиду вызывала, понятно, затрата двухлетнего каторжного труда на рубку мерзлого и твердого, как камень, подземного грунта кайлой. Невдалеке среди низких кустиков ивняка виднелась несложная бревенчатая ловушка на манер гильотины — кулема на медведя. Свидетельством появления топтыгиных у старого рыбного погреба были две заскорузлые звериные головы, подвешенные к стволу лиственницы. Пока мы ставили на прогалине свою большую палатку и готовили ложа из ветвей, поспела великолепная уха из свежих омулей и нельмы. Она вскоре создала у нас полную убежденность в гастрономическом процветании всего человечества. В заключение на зрительный десерт из запасного старого погреба была извлечена 22-килограммовая замороженная белорыбица, которая в разных ракурсах на руках двух парней испытала обзор нескольких объективов.

Христофор неторопливо рассказал нам об истории своей находки трупа мамонта и продемонстрировал собранные им зубы мамонтов, роговые чехлы бизонов. Посматривая на восьмиметровую стену густейшей чащи зеленого тальника, я не мог отделаться от мысли, что из нее вот-вот может высунуться волосатый хобот и туша живого жирующего мамонта. Ведь именно в таких чащах и кормились когда-то эти слоны.

Наутро мы перебрались в моторке рыбаков на правый берег Индигирки под мерзлую стену яра. Сегодня, при ином освещении, она была коричнево-фиолетовой. Ее нависающие выступы с чешуйчатым рельефом поразительно напоминали какие-то фантастические изваяния древнего Египта или Вавилона (рис. 36).

Нагрузившись рюкзаками и спальными мешками, мы углубились в лиственничную тайгу. Чаща стройных серых стволиков, слегка опушенных нежной салатной зеленью, чаровала здесь необычным первобытным покоем. На моховых кочках пламенели грозди брусники, а местами виднелись сизые кустики и ягоды гоноболи. Из грибов попадались только большие красноватые маслята и сыроежки.

Рис. 36. Мерзлая толща берега Индигирки была местами причудлива. Фото автора, 1971.

Поход через эту чащу по склонам холмов и отчаянная борьба с запоздалым комарьем на протяжении двух километров закончились в ручьевой долинке с диким болотным кустарником. Здесь-то и протекала речка Теректях со своими неглубокими омутами и галечниковыми перекатами. В ее струях бродили бурые хариусы, по отпескам перепархивали, касаясь крыльями воды, кулички перевозчики и изредка пролетала стайка чирят да одиночные гагары.

Скелет мамонта был прикрыт бревенчатым щитом и присыпан землей от размораживания. Он был с обрывками связок, шкуры и кусками разложившегося мяса и залегал в нижней трети мерзлой толщи высокой гряды суглинков и супесей, подрезанной речкой. Его горизонтальное положение на левом боку, завернутый на голову обрывок шкуры не оставляли сомнений в том, что труп был когда-то замыт течением в древнем лессовидном аллювии. Отложения эти были значительно более грубого состава, чем на Берелехе. Как потом выяснилось по анализу радиоуглерода в коже, этот мамонт погиб около 44 тысяч лет тому назад. В трех метрах от скелета мы пробили геологическую канавку через всю восьмиметровую толщу обрыва и отмыли на ситах пробы породы через каждые полметра. В остатке неизменно обнаруживалось обилие растительного хлама — детрита, состоящего из мелких обломков веточек и корней ольхи, ивы, чешуек шишек и коры лиственницы, сухих стебельков злаков и осок. Там же мелькали блестки обломков надкрыльев мелких жужелиц и долгоносиков, продолговатые экскременты полевок и леммингов. В целом это очень напоминало примывки и намывки разного мусора, которые остаются на отмелях и в низкой пойме после каждого спада полой воды.