Сила любви - Спенсер Лавирль - Страница 14

• Предыдущая
• 14/127
• Следующая

В машине Кристофер положил сверток на сиденье, завел мотор и с величайшей неохотой поехал домой.

Квартира, которую они уже два года делили с Грегом, находилась в жилом комплексе под названием «Лесная просека». В свое время Криса привлекло то, что дом был новый, и он стал одним из первых его жильцов. Крис не скрывал, что помешан на чистоте. Его квартира должна была в первую очередь отвечать этому требованию, и тот, кому предстояло стать его соседом, должен был непременно соблюдать образцовый порядок!

Когда Крис узнал, что новенький ищет квартиру, он подошел к нему и честно признался:

– Я рос в помойке. Мои родители алкоголики, и им было наплевать, есть ли в доме какая-нибудь еда, я уж не говорю о том, что их совершенно не интересовало, отдраен ли сортир. Так что если ты не намерен следить за домом, скажи лучше сразу. Это избавит нас в дальнейшем от ненужных трений.

Грег ответил:

– Моя мать овдовела в тридцать шесть лет. С этого времени я вынужден был трудиться. Нас трое детей. Каждый четверг мать будила нас в шесть утра и до семи заставляла убираться. Вечером, после ужина, мы заканчивали уборку, так что к уик-энду дом блестел чистотой. Если же кто-то отлынивал от работы по дому, он лишался всех привилегий. А это и карманные деньги, и право пользоваться автомобилем. Как тебе это нравится, Лаллек?

Улыбнувшись, они пожали друг другу руки. Так началась их дружба.

Когда Кристофер открыл дверь своей квартиры и включил свет, он убедился, что кругом царит привычный порядок. Справа по коридору располагалась кухня, где все было вычищено до блеска. Прямо напротив входной двери была гостиная, выдержанная в теплых тонах: от светло-кремового до шоколадного. Еще когда друзья только устраивались на новой квартире, они сразу же договорились, что негоже двум холостякам сидеть на пивных бочонках вместо стульев, положив ноги на деревянные бобины, прежде служившие для намотки телефонных кабелей. Так что вскоре квартира приобрела вид уютный и явно не лишенный оригинальности. Здесь, в гостиной, стоял огромный кремового цвета диван с безразмерными подушками, пара мягких клубных стульев, коричневое кожаное кресло и в тон ему оттоманка. Целую стену занимал огромных размеров развлекательный центр. Особую домашность придавали всякие мелочи – фиговое дерево возле стеклянных дверей на балкон, подаренное матерью Грега на новоселье, пара окантованных плакатов на стене, несколько латунных настольных ламп, чайный столик из тикового дерева, развешанная на другой стене коллекция кепок. Они любили носить кепки и решили разместить коллекцию так, чтобы экспонаты были вполне досягаемы.

Кристофер заметил, что среди кепок нет красной с надписью «Миннесота Туинз». Он содрогнулся, подумав, где она сейчас и на что похожа. Любимая же кепка Грега – зеленая – была на месте. Ее подарил ему дедушка на последний день рождения. Грег утверждал, что у нее идеальная форма. Крис медленно подошел к стене, снял зеленую кепку и долго держал в руках. Потом тяжело опустился в кожаное кресло, положил сверток с едой на оттоманку и нацепил на голову кепку. Закрыв глаза, он откинулся в кресле и погрузился в воспоминания о Греге: вот они играют в бейсбол… катаются на водных лыжах… едят хот-доги – Грег сходил по ним с ума; вот он едет в патрульной машине… сидит в дежурке, задрав ноги на стол, треплется с ребятами… слоняется по квартире… усиливает звук радиоприемника, услышав любимую песню, особенно если в исполнении Винса Джилла…

Воспоминания… Проклятье, как они терзают душу!

Кристофер поднялся, отнес лазанью в холодильник и прошел по коридору в дальний конец квартиры. Он долго стоял возле спальни Грега, собираясь с духом, чтобы войти туда, зажечь свет и оказаться один на один с тоскливой пустотой. Наконец он вошел… и замер, прислонившись к косяку двери, пронзенный страшной реальностью. Этого пистолета и кобуры, лежавших на комоде, уже никогда не коснутся пальцы Грега. Никогда уже не наденет он свою форму, не пришпилит к ней эмблему их полицейского управления, не возьмет в руки рацию. Он уже никогда не будет спать в этой комнате, переодеваться в гардеробной, рассматривать семейные фотографии, что стоят в рамках на комоде, никогда не дочитает книгу Роберта Паркера, не заплатит по счетам, что лежат в ящике шкафа, не включит радио, не наденет наушников, не крикнет из своей комнаты: «Я умираю от голода! Пойдем съедим где-нибудь хот-догов!»

Он частенько предлагал это, а Крис кричал ему в ответ: «Опять ты со своими хот-догами! Передохни-ка, слышишь, Рестон?»

Шуткам по поводу хот-догов не было конца.

В прошлом году на Рождество Грег получил праздничный сертификат закусочной «Джимбоз догз» на Майн-стрит, которая стала уже городской достопримечательностью. Достаточно было съесть там один хот-дог, чтобы в течение двух дней ощущать во рту его привкус, а уж ароматный шлейф от него тянулся за тобой и все трое суток. Очень часто, проезжая в патрульной машине мимо этого заведения, Грег просил:

– Притормози-ка.

– О нет, – отвечал Крис. – Боже, только не сегодня!

– А ты посмотри на это по-другому: мы же сэкономим на ужине…

Так сказал ему Грег и в последний раз, когда они ехали мимо «Джимбоз».

Крис прошел в спальню Грега, все еще не сняв зеленую кепку. Он чувствовал, как подступает боль – сдавило горло, грудь напряглась, защипало в глазах. И он сдался. Повалившись на пол, он прислонился спиной к кровати Грега, уткнулся головой в колени и зарыдал в голос. Комната наполнилась ужасающими воплями, которые, казалось, проникали во все щели и даже сквозь потолок в квартиру этажом выше. Криса это не волновало. Он дал волю своим чувствам – так было легче смириться со смертью.

Боль была ужасной.

Жестокой.

Но и необходимой.

– Проклятье! – орал он и рыдал, пока не иссякли слезы и не покинули силы.

Он еще долго сидел потом в той же позе на полу, недоумевая, почему Господь забирает лучших, а всякая шваль продолжает грабить, насиловать, бросать своих детей на произвол судьбы.

Был уже час ночи, а он все не мог встать. Он комкал в руках кепку Грега, и время от времени новые приступы рыданий душили его. Он не сопротивлялся им, чувствуя себя беспомощным и растерянным. Наконец он глубоко вздохнул и распрямился. Как странно: слезы все-таки приносят облегчение.

• Предыдущая
• 14/127
• Следующая