Осень сердца - Спенсер Лавирль - Страница 41

• Предыдущая
• 41/92
• Следующая

— Ладно уж, делай свою чертову фотографию, но только побыстрее. Мне нужно успеть на поезд в город.

Тим сделал эту «чертову фотографию» и еще много других, а Гидеон Барнетт забыл о своем поезде, потому что уже начинался процесс гибни ребер, который полностью захватил его, так же как и его дочь. Йенс изготовил свою паровую камеру из металлической трубы большого диаметра, один конец которой закрывала деревянная заглушка, а другой — ветошь. Пар в трубу поступал из котла с кипящей водой. От котла исходил сильный жар, разгоняя утренний холод. Йенс принялся объяснять ход работы.

— Час пребывания в паровой камере позволяет расширить волокна дерева настолько, чтобы оно стало гибким. Когда дуб выйдет из паровой камеры, он будет таким же мягким, как лапша, но долго в таком состоянии оставаться не сможет. Вот почему мне сегодня понадобилась помощь Бена. Форма, как вы видите, уже готова… — Он повернулся к форме. — Пазы в балках уже прорезаны, — там было три продольные балки, — планширы тоже установлены, так что теперь нам надо их только скрепить. Как ты насчет того, Бен… — Йенс и Бен обменялись взглядами, их глаза горели от нетерпения, — чтобы немного поиграть с горячей картошкой?

Мужчины натянули перчатки, и Йенс выдернул ветошь из конца трубы. Облако ароматного пара вырвалось наружу. Когда оно рассеялось, Йенс сунул руку в трубу и вытащил длинный дубовый брус толщиной и шириной в дюйм, действительно такой белый и мягкий, как вареная лапша. Бен взялся за один конец бруса, Йенс за другой, и они поспешно установили его от планшира до планшира в уже готовые три паза.

— Ух, горячо!

Работая с двух сторон корпуса, они окончательно загнали брус в пазы, сняли перчатки и прибили брус гвоздями к каждой из трех балок, затем загнули концы бруса на планширы, обрезали его концы ножовками и прибили к планширам каждый со своей стороны. Вся операция заняла несколько минут.

— Когда мы закончим устанавливать ребра, линии обтекаемости будут видны почти так же четко, как на готовой яхте, и я гарантирую вам, мистер Барнетт, обтекаемость будет прекрасной. Так, теперь следующее ребро, — крикнул Йенс и вытащил из паровой камеры второй брус. Они с Беном повторили предыдущую операцию: установка, гвозди, обрезка концов, крепление на планширах. И так через каждые шесть дюймов вдоль всего профиля: установка, крепление гвоздями, обрезка концов…

Перчатки у Бена и Йенса намокли, им приходилось держать горячие ребра с большой осторожностью. Иногда они вскрикивали, время от времени дули на покрасневшие пальцы. Брюки на коленях тоже намокли и даже прогорели в нескольких местах.

Лорна в восхищении наблюдала за тем, как ребро за ребром вырисовывается форма будущей яхты. Она смотрела, как человек, которого она любила, срывает зубами перчатки, стучит молотком, орудует ножовкой, покрывается потом, продвигаясь все дальше и дальше, оставляя после себя белый душистый остов будущей яхты. Лорна видела, какое наслаждение доставляет ему работа, видела его ловкие движения, слаженность их с Беном действий. Они уже настолько отработали операцию, что одновременно заканчивали ее. После каждого ребра они отступали назад и обменивались взглядами, в которых сквозило удовлетворение и признание таланта и мастерства партнера.

После завершения работы Йенс встал возле центра корпуса и, покачиваясь на каблуках, стал разглядывать белоснежные дубовые ребра и линию обтекаемости с одного угла, с другого, с третьего. Он прошел в конец корпуса и осмотрел оттуда левый борт, правый, и Лорна еще яснее поняла важность всех тех точек на полу, размеченных в процессе лофтинга. Их точность в конце концов вылилась в трехмерность, которая принесла удовлетворение скандинавскому конструктору яхт.

— Да, она великолепна, — пробормотал Йенс, скорее для себя, чем для кого-либо из присутствующих в сарае.

Менее чем за два часа весь остов был скреплен ребрами. Все это время Гидеон Барнетт продолжал находиться в сарае, наблюдая за работой. Тим Иверсен сделал массу фотографий. Лорна Барнетт тоже наблюдала весь процесс целиком и теперь ждала, чтобы Харкен хоть каким-то образом проявил свое внимание к ней.

Йенс прошел в дальний конец сарая и вернулся оттуда с длинной рейкой. Они с Беном взялись за концы рейки и прислонили ее к корпусу.

— Это линия палубы, — пояснил Йенс Барнетту. — Не слишком большая осадка, не так ли?

— Не слишком, — согласился Барнетт. — Но весь вопрос в том, не опрокинется ли она и не затонет ли.

Харкен отвернулся, но в его вопросе, прозвучавшем за этим, явно слышались нотки превосходства и уверенности.

— А как вы сами считаете?

Барнетт прикусил язык. И действительно, чем дольше он наблюдал за Харкеном, тем сильнее становилась его вера в то, что этот задиристый молодой корабел был прав, когда говорил: «Эта яхта будет лучше всех, она полетит над водой, как альбатрос».

Затянувшуюся паузу заполнил Иверсен, он вынул изо рта трубку и сказал:

— А как ты собираешься назвать ее, Гид?

Гидеон перевел взгляд на добрые глаза Тима.

— Не знаю. Как-нибудь, чтобы подчеркнуть ее быстроходность… скажем, «Тюлень», а может быть, «Буря».

— А как насчет какого-нибудь названия, более близкого к реальности? — Тим бросил взгляд на Лорну, потом снова посмотрел на Гидеона. — Вот тут как раз Лорна, которая поверила в эту яхту гораздо раньше тебя. Я думаю, будет справедливо назвать яхту в честь твоей дочери. Какое у тебя второе имя, Лорна?

— Диана.

— Так как насчет «Лорна Д»? Звучит хорошо. Мне нравится твердое «Д» в сочетании с мягким «Л». — Тим несколько раз затянулся своей трубкой, и аромат хорошего табака смешался с запахом распаренного дерева. — «Лорна Д». Что ты об этом думаешь, Гид?

Гидеон задумался, пощипывая свисающий левый ус. Он внимательно посмотрел на дочь, которая всячески старалась сейчас не глядеть на Йенса, хотя все утро пялилась на него.

— Что ты об этом скажешь, Лорна? Ты хочешь, чтобы яхту назвали твоим именем?

Она подумала о Йенсе. Он здесь, в этом сарае, день за днем, вылепливал «Лорну Д» своими большими, сильными, способными руками, оглаживал ими линии обтекаемости яхты, делал ее быстрой, надежной, послушной.

— Ты серьезно?

— Думаю, ты тоже считаешь это справедливым. Особенно если она выиграет гонки.

— Но учти, что это твои слова, а не мои. — Даже вроде бы ворча на отца, Лорна не смогла сдержать радости, глаза ее засверкали. — Мне это очень приятно, папа, ты же знаешь.

Гидеон понял, насколько она искренна, услышав, как дочь назвала его «папа», что, повзрослев, делала очень редко. Только в те моменты, когда она была крайне довольна им, это слово слетало с ее губ.

— Отлично. Значит, «Лорна Д».

— Ох, папа, спасибо! — Она проскочила через весь сарай и обняла отца за шею, а Гидеон не знал, куда ему деть свои руки, он всегда оказывался в затруднительном положении, когда его дочери выказывали ему свою любовь подобным образом. Он любил своих детей, конечно же любил, но проявлял свою любовь своеобразно — отдавал им приказания грубоватым, властным голосом, как собственно и должен поступать настоящий отец-викторианец. А еще он оплачивал счета за их дорогостоящие развлечения и наряды. Но тоже обнять дочь, да еще на глазах у посторонних мужчин, — такого Гидеон Барнетт позволить себе не мог.

— Чертова девчонка, ты оторвешь мне воротничок.

Лорна отпустила его, Гидеон почувствовал себя взволнованным и смущенным.

— А можно я расскажу об этом своим друзьям? — спросила Лорна.

— Твоим друзьям… ну что ж… да как хочешь.

— Значит, это уже твое официальное решение? — Лорна склонила головку набок. Гидеон махнул рукой.

— Ладно, можешь объявить им, это мое слово.

— А можно я приведу их сюда посмотреть на яхту?

— Чтобы они тут все разнесли? — возмутился Гидеон.

— Ну не всех, а только Фебу.

— Клянусь, что еще не видел таких сорванцов, как твои подружки. Ладно, можешь привести сюда Фебу.

— Но теперь я должна бывать здесь почаще, чтобы наблюдать, как идут дела со строительством «Лорны Д». Ты ведь не будешь возражать, да, папа?

• Предыдущая
• 41/92
• Следующая