Люди сорок девятого (СИ) - Минаева Мария Сергеевна - Страница 1

• 1/128
• Следующая

Люди сорок девятого.

Мы еще маршируем по неведомым дорогам, через вражеские засады,

Через множество поражений и схваток, зачастую сбитые с толку...

Уолт Уитмен. "Прощальное слово солдату".

Часть 1

Пролог.

Колючий порыв отвратительно ледяного северного ветра с такой силой навалился на висящий под крышей веранды фонарь, что жалобно, будто привидение, застонала удерживающая его цепь, а тонкий лепесток огня распластался по стеклу, осветив на мгновение ранее недоступный ему угол террасы. Именно тогда Томас и увидел его: высокая темная фигура, плотно сжатые губы, провисшие поля истерзанной непогодой последнего десятилетия серой фетровой шляпы, узкие глаза, темные и пустые, но в то же время горящие таким всепожирающим огнем, что парень, вдруг вспомнив о злых духах, крадущих по ночам души людей, отшатнулся назад.

- Сгинь, - выдохнул он, однако незнакомец не исчез, как положено всякому наваждению, а, напротив, шагнул ближе, в самый свет фонаря. Не в силах что-либо сказать, Томас попятился. Он увидел лицо призрака, искаженное судорогой холодной усмешки, еще более жуткой в безумной пляске мечущихся теней, и слепящий огненный цветок, внезапно распустившийся в руках чужака, а потом - заряд дроби врезался ему в плечо, отшвырнув на несколько ярдов назад. Том упал на спину, чувствуя, как немеет левая рука, с трудом поднявшись на колени, дернулся к своему кольту армейского образца, о котором вспомнил только сейчас, но второй заряд, ударив в живот, снова опрокинул его в пыль, и револьвер внезапно стал таким тяжелым... Не в силах поднять оружие, парень просто лежал, разрываемый невыносимой болью, с ужасом и даже каким-то изумлением глядя вверх, в желтые зрачки. Его, видевшего много подобных ранений на войне, пугали часы предстоящего ада. Часы... Или дни... Он видел, как люди с такими ранами жили в постоянных мучениях больше недели, прежде чем наступал неизбежный конец. Язык не повиновался Томасу больше, но человек с обрезом, возникший из тьмы и склонившийся над ним, легко читал немой вопрос в стекленеющих глазах. Незнакомец приблизился бесшумно, будто кот, и кривая усмешка, растянувшая его губы, стала шире.

- Твое прошлое...,- ответил он, вставляя в дробовик новый патрон, и снова выстрелил. Судорожно втянув в себя из последних сил холодный воздух осенней ночи, Томас дернулся и затих, уткнувшись головой в принесенную ветром пыль, смешанную с горьковато пахнущими останками тлеющих листьев.

Желтые глаза чужака, стоящего над неподвижным телом потухли. Улыбка, медленно превратившись в застывшую маску, сползла с его лица. Все было кончено, но радости он не испытывал. И ярость осталась на прежнем месте, болезненным сгустком притаившись где-то глубоко внутри, и жажда мести, сжигающая сердце, и холодная пустота в груди. И желание убивать. Ломать. Мстить. Только вот некому. Теперь некому. То, что было его целью, его силой, его жизнью, ушло, утеряно безвозвратно. Легенда закончена. А дальше?.. Жить... Как жить? Зачем? Скрипнула дверь, человек расслышал это за воем ветра, но не обернулся.

- Боже...- выдохнул кто-то придушенным голосом совсем близко, и незнакомец взглянул через плечо, машинально взведя курок: в его дробовике еще оставался один заряд. Седой хозяин салуна, возле которого и разыгрался финальный акт старой драмы, с ужасом смотрел на чужака.

- Я все видел, мистер... Он и не притронулся к своему револьверу. Вы ему ни малейшего шанса не дали...

Незнакомец устало обернулся. В каждом городе одна и та же история: всегда находится человек, думающий, что знает все в этой жизни, а потому считающий себя в праве клеить на всех ярлыки, особенно не вникая в суть дела и не утруждая себя выяснением всех фактов.

- Ну и что? - холодно спросил чужак, небрежно кладя дуло обреза на сгиб локтя. - Потащишь меня к маршаллу?

Хозяин салуна чуть не задохнулся от злости.

- Гореть в аду вы за это будете! - выкрикнул он.

И снова невеселая, но на этот раз мягкая и даже несколько снисходительная усмешка осветила лицо мужчины.

- Мне жаль огорчать Вас, - медленно и нарочито вежливо ответил он, и в глазах его вспыхнули желтые блики, а голос вдруг стал ровным и бесцветным. - Но там я уже был.

Чужак развернулся к собеседнику спиной и, вскинув дробовик на плечо, растворился во мгле.

Ветер задувал порывами, неся песок и мертвые листья. Фонарь качался взад-вперед на стонущей цепи, и огонь плясал фламенко, иногда почти отрываясь от фитиля и живя своей собственной, непостижимой жизнью, по своей прихоти то освещая человека в пыли, то снова скрывая неподвижное тело под покровом тьмы.

Глава I. Военнопленный.

Тонкая пленка льда звонко хрустела, лопаясь под сбитыми каблуками старых дырявых сапог. Вечером прошел дождь, и солнце не успело высушить лужи, а ночью опять приморозило. В холодном воздухе дыхание замерзало на губах; рядом надсадным резким кашлем зашелся старик, воевавший, вероятно, еще плечом к плечу с Вашингтоном, в дни своей юности. Бледная луна зависла бесплотным пятном в пока еще темном небе со светлой полосой, размазанной по горизонту, и надежды в этом мире больше не существовало. "И какого черта надо этим мятежникам в такую рань?" Стояла безжизненная тишина, еще более зловещая, чем выстрелы часом раньше, когда кто-то из часовых стрелял койотов. Мир медленно качался и плыл; лишь мороз удерживал от провала в сладкое забытье. Морган постарался натянуть на покрасневшие от холода уши потертый синий ворот мундира. От этой стужи всего одна выгода, да и та весьма сомнительна: смерзшись, затвердела жидкая зловонная грязь, покрывающая больше половины территории, обнесенной высоким частоколом из неоструганных шестов. Впрочем, нестерпимый запах убавился ненамного: мелкий, мутный от нечистот ручей, протекавший через лагерь, служивший водопроводом, прачечной и канализацией одновременно, еще не сковало льдом. Что ж, может, вымрет хоть часть многомиллионной армии паразитов, копошащихся в теплые дни в хлюпающей под подошвами жиже, куда нога иногда проваливалась по щиколотку.

Он дул на руки, пытаясь хоть чуть-чуть их отогреть, и огромные клубы пара вырывались изо рта, впустую расходуя драгоценное тепло; все было бесполезно: покрасневшие негнущиеся пальцы по-прежнему не желали повиноваться. "Чего им надо? Вернуться бы поскорей под одеяло... Оно хоть и рваное, но, если полежать немного, становится теплее... Холодная выдалась в этом году осень... А, вон один показался..." Морган встал на цыпочки и вытянул шею, пытаясь разглядеть происходящее из-за широкой спины парня из Иллинойса, которого, кажется, звали Роем. Насколько было видно, здесь собрались почти все военнопленные, которые еще могли подняться, некоторые шатались от слабости, иных поддерживали товарищи по несчастью; они были построены в несколько шеренг по периметру утрамбованного плаца, хорошо освещенного висящими на столбах фонарями, в центре которого лежало нечто, накрытое старым мешком - темная масса, бесформенная и жуткая, при виде которой сердце Моргана сильно стукнулось о ребра и провалилось куда-то вниз. Он даже на мгновение позабыл о жутком, сводящем внутренности голоде, постоянно терзающем всех в Анденсонвилле, не оставляющем ни на секунду даже во сне ободранных тощих военнопленных. Медленно плывший по кругу мир внезапно застыл, ужасая своей неподвижностью, когда Морган догадался, что выстрелы, разбудившие его, не нанесли ни малейшего ущерба племени койотов, ибо были направлены на более крупную, разумную дичь. Парень стал озираться, ища взглядом Джека Биггелоу, но не нашел, и сердце его болезненно сжалось, и воспоминания о встреченных здесь людях с фантастической быстротой замелькали перед его мысленным взглядом.

• 1/128
• Следующая