Магнатъ - Кулаков Алексей Иванович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/92
- Следующая
– Очнулся.
Услышав незнакомый голос, Федор встрепенулся, опять замычал от боли и принялся усиленно моргать, прогоняя из глаз тяжелую одурь. Где-то с третьей-четвертой попытки ему это удалось, и прояснившемуся взору открылись двое бородатых мужичков, одетых как преуспевающие лавочники. Вот только у лавочников обычно не бывает таких внимательных глаз. Да и плечи обычно поуже, а вот живот, наоборот, заметно шире… Лихорадочные размышления опытного «кота» (кто же это к нему припожаловал?) прервало появление третьего мужчины – подхватив по дороге стул, он поставил его примерно за сажень от обездвиженной троицы, плавно уселся и достал из кармана серебряную «луковицу». Подвесил прямо перед собой за цепочку и, равномерно покачивая, спокойно поинтересовался:
– Где хозяин этих часов?
– Мм!
Словно бы только сейчас заметив, что рот его собеседника занят чем-то посторонним, неизвестный легко поднялся, перетек поближе и коротко взмахнул неизвестно когда оказавшимся в руке ножом.
– Хмм!!!
Острое лезвие горячим ветерком рассекло тряпку, а вместе с ней и кожу на лице. А острие подцепило замусоленный и пожеванный комок и вытащило его изо рта – только для того, чтобы тут же кольнуть верхнюю губу.
– Отвечай тихо.
Присев обратно на стул (при этом нож исчез так, как будто его никогда и не было), человек мимолетным жестом огладил свою рыжую бороденку и разрешил:
– Говори.
Федор облизал враз пересохшие губы и просительно улыбнулся. Гости его на «деловых» людей были непохожи, а следовательно – имелся оченно даже недурственный шанс отбрехаться. Правда, и на полицейских фараонов они тоже не смахивали, но об этом он уж как-нибудь потом погадает.
– Ошибочка вышла, господин хороший, вот ей-богу – ошибочка! Я и часики эти в первый раз вижу. Вам, видно, наговорил кто-то на меня, так вы ж не верьте – мы ничем таким не занимаемся, у нас все по-честному, по согласию…
Допросчик коротко махнул рукой.
Ссших!
Тум!
Голова сутенера дернулась назад и резко полыхнула сильной болью в переносице. Прогоняя навернувшиеся слезы и хлюпая кровавыми соплями (а заодно наливаясь черной злобой), Чуркин пронаблюдал, как с его живота забирают нож, угодивший аккурат в кончик носа. Металлическим и очень даже твердым «пятаком» рукоятки.
– Три дня назад ты отдал часы своему брату, с тем чтобы он заложил их в ломбарде. Захар это сделал, взяв себе треть вырученных денег. Остальные две трети он передал тебе вчера утром.
Из кармана появились на свет металлическая змейка, тускло заигравшая на свету серебром, и небольшая коробочка, блеснувшая никелем.
– Этот браслет нашли в соседней комнате. Зажигалку – в твоем кармане. Где?
Вместо ответа Федор презрительно сплюнул. На душе было муторно до невозможности, но показывать это он не собирался – знай наших! И на каторге люди живут. Рыжебородый же на это даже и лицом не покривил – мимоходом распорядился зажечь печку, а потом просто взял да ушел. В соседнюю комнату.
…Пять минут спустя.
– МММ!!!
Сильная рука словно нехотя отпустила нос, а потом вытащила кляп, позволяя «коту» втянуть в себя сладкий и такой живительный воздух. В штанах было подозрительно сыро, в душе царил полный раздрай, но надежда на лучшую участь еще оставалась:
– Что ж вы, ироды, с невиновным человеком творите!.. М-мы!
– Ты ведь все равно не будешь говорить, правда? Тогда и я звать никого не буду – чего людей туда-сюда гонять, только расстраивать. Давай-ка лучше мы с тобой опробуем одну штучку, а?
…Еще пять минут спустя.
Странная двузубая вилка, соединенная гибким проводом с чем-то вроде телефонного аппарата, легонько ткнулась Федору прямиком под челюсть, и его тело тут же скрутило в спазме.
– Ы-ы-ы!!!
Все та же сильная рука примерно с минуту покрутила ручку, прикрепленную к ни разу не телефонному аппарату, и задумчиво зависла, выбирая – какую часть сутенерской тушки опять познакомить с электричеством.
– Уы-ы! М-му!!!
– Может, еще немножко потерпишь? Ну совсем чуток? А я тебе за это отличную работенку подкину. Сделаем из тебя лихого ветерана – ногу отнимем и руку. До локтя. А? Ну и язык отрежем, это уж само собой. Народ у нас жалостливый, до конца жизни на милостыню жить сможешь. Ну что скажешь?
– Му-ы!!!
– Ладно уж, сейчас позову. Но если что – ты только мигни, я рядышком.
Увы, счастливая звезда Чуркина закатилась навсегда – кляп на сей раз сняли с Харитона. Но перед этим ненавязчиво покрутили перед лицом кочергу, раскалившуюся аж до малинового цвета, а потом распластали штаны вместе с замызганными кальсонами и приложили страшную вилку к самому дорогому, что у него осталось. Прямо к этому самому.
– Будешь говорить? Или как?
Напарник Феди с ужасом скосил глаза вниз, затем на своего лучшего друга, потом на его маруху, пребывающую в глубоком, а посему счастливом обмороке, и мелко-мелко закивал:
– Кхе! Кха!..
Подставив губы под кружку с водой, поднесенную тем самым «сердобольным» мучителем, мужчина сделал несколько судорожных глотков и поперхнулся. Пока он, согнувшись, откашливался-отплевывался, в голову пришла спасительная мысль:
– Все расскажу, как было! Если Христом Богом поклянетесь, что нас живыми отпустите!
Даже похрипывающий от боли «кот» притих, напряженно ожидая ответ.
– Это можно. Но нужна ли вам будет такая жизнь? Без рук. Без ног. Языка, глаз и барабанных перепонок. Живыми трупами в богадельне. Обещаю, ваше содержание и лечение – впрочем, бесполезное – буду оплачивать до самого конца. Интересует?
– Нет!!!
Рыжебородый, повадками более всего напоминающий зверя, помедлил, затем тихо и ОЧЕНЬ серьезно предложил:
– Тогда расскажи мне то, что я хочу знать, и обещаю – я отпущу вас легко. Без долгих мук, боли и страха. Вы просто уснете и не проснетесь.
Харитон глубоко вздохнул-всхлипнул. Вздрогнул от очередного тычка разрядником-вилкой и начал исповедь:
– Ну… Он к нам несколько раз уже заглядывал, всегда при деньгах, все такое. Один раз лопатник[34] при Марьяне открыл, там бумажек – видимо-невидимо!.. И с чумаданом своим никогда не расставался, даже когда ее… того.
Заместитель сутенера кивнул на бесчувственное «средство производства»:
– Она и предложила замарьяжить[35] его по-тихому, а денежки из чумадана, значица, себе прибрать. Вот. А этот ваш еще и дюже крепкий оказался – сколько мы ему «малины»[36] подлили – быка свалить можно! Ну когда заснул, мы его быстро ворочать начали, цепку с чумадана пилить – а он возьми да очнися! Мне приложил, пистоль свой стал искать на поясе, Марьку пнул… Федька и тюкнул его легонько свинчаткой. В висок попал. Случаем получилось, ну кто ж знал, что так оно все повернется!..
Золотистые глаза зверя в один момент стали мертвыми.
– Где его тело?
– Так известно где; одежку прибрали, самого в Неглинку спустили. Все так делают…
Наклонив голову, рыжебородый переспросил:
– Куда его спустили?
Подошедший на два шага ближе «лавочник» метнул на Харитона с Федором ненавидящий взор и тихо пояснил:
– В сливное отверстие для нечистот. Тут под землей речка Неглинная протекает, в ее коллектор Глеба и скинули.
Мужчина на стуле закрыл глаза и еще больше опустил голову, а вокруг него все невольно вытянулись, буквально кожей ощущая сгустившееся напряжение.
– Я вам верю, а вы что творите?! Во время службы пьете да по бл… гуляете?
Когда молчание стало таким тяжелым, что начало давить на всех не хуже свинцовой плиты, он обронил, так и не поднимая взгляд:
– Ну ничего, я это исправлю. А пока – Второй!
– Здесь!
– Делай что хочешь, но тело из коллектора достань – у Глеба должна быть могила. Несмотря ни на что, он был МОЙ человек.
Вместо ответа плечистый «лавочник» вытянулся еще больше.
- Предыдущая
- 35/92
- Следующая
