Свидание в Санкт-Петербурге - Соротокина Нина Матвеевна - Страница 35

• Предыдущая
• 35/85
• Следующая

На двенадцатый день опалы, Екатерина цепко держала в памяти эти сроки, охота была особенно удачной, если не считать стертой ноги. И еще жара, оводы… Видя, что великая княгиня хромает, перепуганный егерь предложил нести ее на руках.

— Глупости! — сказала она. — Рядом тракт. Я буду ждать тебя у дуба с дуплом. Пригонишь туда лошадей. И не трясись ты! Я никому не скажу, что ты оставил меня одну.

Егерь, видно, совсем потерял голову. С криком «нельзя» он вцепился в рукав великой княгини, но та вырвалась, топнула стертой ногой и решительно направилась к видневшемуся дубу. Егерю ничего не оставалось, как потоптаться на месте, взбить свою немыслимую бороду и бежать к оставленной в роще одноколке. Собаки кинулись было за хозяином, но потом вернулись к Екатерине, достигли с ней тракта и благодарно растянулись у ее ног, положив морды на лапы.

Великая княгиня села на землю, привалилась спиной к дубу, блаженно расслабилась. Шляпа сползла ей на глаза. Она ткнула пальцем в тулью, возвращая ее в прежнее положение, и тут заметила клуб пыли, который перемещался по дальнему краю поля. Всадник… Екатерина всмотрелась внимательнее. Нет, карета! Она вскочила на ноги. Неужели от государыни? Неужели кончилось их проклятое заточение? Не в силах ждать, забыв про стертую ногу, Екатерина бросилась бегом по тракту навстречу карете. Собаки с лаем устремились за ней.

Но скоро она перешла на шаг. Нет, это не из дворца. Карета скромная, на козлах один кучер. Может быть, медики пожаловали? Крик, натянутые с силой вожжи, вздыбленные морды лошадей. Карета, словно нехотя, остановилась. Из нее вышел тучный мужчина в большой шляпе и епанче до пят. За ним шустро выскочил подросток с миловидным лицом и напряженными глазами. С наглой беззастенчивостью мальчишка уставился на великую княгиню, потом опомнился, вслед за мужчиной согнулся в глубоком поклоне.

— Ваше высочество, вас невозможно узнать в этом наряде! — Сорванная с головы шляпа бороздила краем своим дорожную пыль.

Только тут Екатерина узнала в нем придворного ювелира Луиджи, Подросток тоже снял шляпу. Сделал он это весьма осторожно, боясь растрепать свои короткие, блестящие, словно лаком покрытые волосы. С каких это пор у Луиджи появились пажи да еще такие неучтивые!

— Вас государыня прислала ко мне? — резко спросила Екатерина.

— Ни в коем случае! — пылко воскликнул ювелир, обозревая все вокруг своим взглядом. — Еще месяц назад их величество заказали для вас драгоценный убор, повелев мне вручить его вам, как только он будет готов. Я помню о своих обязанностях. — В руках его появился обитый парчой футляр.

— Жалкий человек! — почти с состраданием бросила Екатерина. — Весь двор знает, что я в опале, и только вы находитесь в неведении. Если бы вы проехали еще версту, вас бы задержал караульный солдат. Сюда никто не ездит.

— Но как же быть с этим? — Потрясая футляром, Луиджи стал испуганно озираться.

— Оставим это до лучших времен, а теперь уезжайте. Сейчас здесь будет егерь. Он следит за каждым моим шагом.

Луиджи, отирая пот, уже пятился к карете, когда спутник его, паж или подмастерье, вместо того чтобы подсадить хозяина, сделал шаг вперед.

— Умоляю, ваше высочество…

Этих слов было достаточно, чтобы Екатерина поняла, что перед ней женщина. Только этого ей недоставало — тайных свиданий на дороге с переодетыми девицами.

— Я не могу с вами говорить. — Голос великой княгини против воли прозвучал высокомерно и обиженно. — Покажите убор, — обратилась она вдруг к Луиджи.

Тот, ломая ногти, поспешил открыть замок футляра. Сноп искр, света, лазурной радости вырвался на свободу. Екатерина сразу увидела, что брильянтов в ожерелье маловато, но черные камни меж ними были так изысканны. Ах, как пошел бы этот убор к ее серому с серебром платью!

— Уберите, — прошептала она с горечью, захлопнула крышку и отвернулась, разговор был окончен.

Однако ряженая особа не захотела этого понять. Не хватило у нее деликатности также оценить по заслугам жертву великой княгини. Навязчивую девицу куда больше волновали собственные дела. «Умоляю, ваше высочество… это вопрос жизни и смерти…» Словом, она произнесла кучу невнятных фраз, которыми обычно сорят посетительницы, и только вдруг знакомая фамилия — Оленев — заставила Екатерину прислушаться.

— А чего вы печетесь об Оленеве? Вы его жена, любовница? — Екатерина говорила отрывисто, резко, а сама смотрела в сторону дуба, где с минуты на минуту должен был появиться егерь.

— Он друг моего мужа, — твердила невозможная особа. — Оленев арестован? Но он невиновен, ваше высочество! И вы должны помочь ему!

— Я? — потрясенно спросила Екатерина. — Я даже себе не могу помочь! Нет более бесправного человека в России, чем я.

Луиджи вдруг опомнился, схватил своего переодетого пажа за руку и потащил к карете, но женщина вырвалась и неожиданно упала на колени.

— Куда делся Никита, умоляю? — Она склонилась щекой к земле, сжатые кулаки ее уткнулись в пыль.

— Ваш Оленев благородный человек!

— Я знаю, что он благородный человек. — В голосе женщины появились жесткие нотки, так не разговаривают с членами царской семьи: — Но где он? Куда его упекли?

— Я была уверена, что он давно на свободе, — надменно крикнула Екатерина. — Его арестовали по недоразумению.

«Очень хорошенькая, — отметила про себя Екатерина, и сердце ее царапнула ревность. — Она врет, что Оленев друг мужа. Так не просят за друзей мужа… За них просят почтительно. Однако что за нелепость? Неужели Оленев в крепости?»

Меж стволов росших вдоль тракта лип Екатерина увидела, как по полю стремительно несется одноколка. Конечно, егерь все видит.

— Да уезжайте же наконец! — крикнула она в ярости. — Помочь вам может один человек — Лесток. — И она кинулась бегом к дубу. Екатерина уже не видела, как Луиджи сгреб в охапку мнимого пажа, как сели они в карету, развернулись с трудом и помчались в сторону Петербурга. Ее волновала одна мысль — что егерь все успел рассмотреть и будет о чем докладывать Чоглаковой. Может, деньги ему предложить за молчание? Почти одновременно с одноколкой она достигла дуба и без сил повалилась в траву. Собаки с лаем прыгали у ног хозяина, словно ябедничали.

— Это ювелир приезжал, только и всего, — сказала Екатерина, не поднимая головы.

— А я ничего не видел и не слышал. Пожалуйте в карету, ваше высочество. — И егерь с полной значительностью взбил бороду.

Вернемся несколько назад, всего лишь на сутки. Луиджи не ошибся в своих предположениях: Лесток действительно ехал к Дрезденше — весьма достойной даме, приехавшей из Германии около десяти лет назад. Беда только в том, что средства к существованию, и очень немалые, она доставала несколько сомнительным способом, а именно: содержанием Модного дома, который Петербург украсил еще одним эпитетом — «веселый».

В XVIII веке не существовало полиции нравов. За нравственностью при дворе следила государыня, но недостаточно строго, и как ни горько нам сознаться, сама далеко не всегда была безупречна. Именитые дамы, ловящие чутким ухом пикантные сплетни, совершенно справедливо считали, что если при дворе можно фривольничать, то уж скромным подданным совсем не грех подражать лучшей части общества. Спустя три года после описанных здесь событий Модный дом будет распущен, а сама Дрезденша предстанет перед судом, а пока очаровательные модистки процветают и, как выяснилось впоследствии, богатые клиентки не только примеряют у Дрезденши платья, но и встречаются с представителями сильного пола. Для «утех любви» шли не с главного хода, а с «синего», прозванного так из-за обивки в сенях — тускловато-голубой холстины, украшенной лазоревым орнаментом.

Именно через этот вход шустрая мамзель Крюшо ввела Лестока в апартаменты Дрезденши. К чести лейб-медика скажем, что он был здесь впервые. Крутая лестница на второй этаж привела его в гостиную, не роскошную, но уютную и опрятную, с православной иконой в углу, немецкими гравюрами на стенах и неожиданно яркими шторами на окнах. Неслышные ветерки вздували шторы, и они легко опадали, словно крылья бабочек, которые все трепещут и никак не могут успокоиться.

• Предыдущая
• 35/85
• Следующая