Я - Златан - Ибрагимович Златан - Страница 25

Часть 20. Златан Ибрагимович: «Тренер что-то говорил, а я все равно делал по-своему»

Каждый час, каждую секунду я пытался найти решение, я не сдавался. Я же не из тех гениев, кто так просто взял, да и протанцевал себе путь в Европу, не стоит об этом забывать. Я всегда шёл против толпы. И родители, и тренеры всегда были против того, чем я занимаюсь. Я слушал их всех, но делал наоборот. У него, кроме дриблинга, ничего нет! Он не умеет то, не умеет сё. А я продолжал гнуть свою линию. Сейчас, в «Аяксе» я действительно пытался понять их культуру, понять их способ мышления. И, конечно, играл в футбол.

Я мог стать лучше. Я работал над собой, пытался учиться у других. Но в то же время, себя я не терял. Никто бы не смог меня изменить, изменить философию моей игры. Я всегда борюсь на поле, и в эти моменты я могу выглядеть чересчур агрессивным. Но это часть моего характера. И от других я требую того же, чего требую от себя. Наверное, я плохо слушал Ко Адриансе. Я человек сложный. Он говорил что-то, а я всё равно делал по-своему. Хотя я понимаю, да, тренер в доме хозяин. Могу сказать лишь, что я действительно пытался получить место в составе.

Никто не хотел уступать. Ничего не менялось, за исключением того, что периодически появлялись новости, что Ко Адриансе скоро уволят. Хорошие новости, в конце-то концов. В квалификации к Лиге Чемпионов мы проиграли «Селтику» Хенке, а потом и в Кубке УЕФА уступили «Копенгагену». Но я не думаю, что именно это стало причиной его увольнения. В лиге-то у нас дела шли хорошо. Он ушел ещё и потому, что совершенно не умел общаться с игроками. Ни у кого не было с ним контакта. Мы словно пребывали в вакууме, да, именно так. Он был очень жестким парнем, и хоть мне и нравятся такие, но всё-таки Ко Адриансе перегибал палку. В его диктатуре не было никакого смысла. И чувства юмора у него не было. Нам было очень интересно, кто же придёт ему на смену.

Были какие-то разговоры о Райкаарде, и это казалось отличной новостью. Не потому что из великих игроков всегда получаются великие тренеры, но всё-таки его трио с ван Бастеном и Гуллитом в «Милане» было легендарным. Но тренером был назначен Рональд Куман, тоже крутой парень, когда-то шикарно исполнял штрафные в «Барселоне». Его помощником был Рууд Крол, тоже великий игрок, и я сразу заметил, что они понимают меня намного лучше. Я стал надеяться, что дальше всё пойдет по-другому.

И зря. Я пять игр подряд сидел на скамейке, а на одной из тренировок Куман вообще отправил меня домой. «Ты не здесь!», — вопил он. «Ты не выкладываешься полностью, иди-ка ты домой». Разумеется, я ушел. Мои мысли действительно были где-то не здесь. Вся эта ситуация не была такой уж страшной, но заголовки газет дело, конечно, усугубляли. Даже Ларс Лагербек (прим.ред. — тренер сборной Швеции в то время) говорил в интервью о том, что его очень беспокоит моё положение в клубе, ведь это могло отразиться на моём месте в составе сборной. А это уже было совсем не смешно.

Летом в Японии должен был пройти чемпионат мира, я долгое время грезил этим. Я забеспокоился, что майку «Аякса» с 9-м номером у меня отберут. Для меня не так важно, что именно там на спине написано. Но ведь это знак доверия. В «Аяксе» всё время говорят о номерах. Десятка должен сделать это. Одиннадцать — то. Но самым великим был, конечно, номер девять, ведь его когда-то носил ван Бастен. Было огромной честью его носить, но если ты не оправдываешь ожиданий, то его могут и забрать. Сейчас был как раз такой момент, когда у меня было нестабильное положение, и я думаю, что эти мысли у меня возникали не просто так.

Я забил всего пять голов в чемпионате. В общей сложности — всего 6. Я не получал поддержки даже от собственных болельщиков. Когда я разминался перед тем, как выйти на поле, они скандировали: «Никос Махлас! Никос Махлас!». Не имело значения, насколько он был плох, они просто не хотели видеть меня на поле. А его хотели. Я думал: «Ну что за дерьмо, я ещё даже не вышел на поле, а они уже настроены против меня». Если я вдруг делал плохую передачу, они сразу же начинали гудеть, свистеть, или снова выкрикивать имя Никоса Махласа. Было недостаточно того, что я плохо играю. Мне пришлось смириться с этой фигней. Тем более всё шло к тому, что мы выиграем лигу.

Но радоваться было нечему. У меня не получалось стать частью коллектива. Конкуренция на мою позицию была просто огромной. Один из нас должен был уйти, и у меня было такое чувство, что этим человеком стану я. Часто ведь говорили, что я лишь третий после Махласа и Мидо. Даже мой друг Лео Бенхаккер как-то сказал голландским СМИ:

«Златан частенько является игроком, который начинает наши атаки. Но он не может их завершить голами. Если мы соберемся его продать, мы, конечно, подыщем ему хороший клуб».

Всё это витало в воздухе, и становилось всё больше подобных заявлений. Сам Куман сказал:

«Златан — самый классный наш нападающий, но чтобы быть «девяткой» нужно, что все твои характеристики были хороши. Я сомневаюсь, что ему это под силу».

«Ответ будет дан завтра», «Златан выставлен на трансфер». Казалось, что меня, как какую-то расфуфыренную звезду, пытаются опустить с небес на землю.

Я не оправдывал ожиданий. Это был мой первый настоящий провал. Но я не собирался сдаваться. Я собирался показать им. Эта мысль не покидала меня ни днём, ни ночью. Я должен был продолжать работать, независимо от того, продадут меня или нет. Я должен был продемонстрировать, что я хорош, несмотря ни на что. Но как я мог это сделать, если не получал игрового времени? Безысходность. Они, что, совсем тупые что ли? В общем, та же фигня, что и в молодёжной команде «Мальмё».

Той весной мы вышли в финал кубка Голландии. Мы встречались с «Утрехтом» на стадионе Де Куип в Роттердаме. Два года назад там проходил финал Чемпионата Европы. Итак, 12 мая 2002-го. Трибуны ревут. Жгут фаеры. «Аякс» — большой соперник для «Утрехта». Они очень хотели нас обыграть, и фанаты, заполнившиеся трибуны до отказа, требовали, чтобы их команда наказала нас за победу в чемпионате. Всё это чувствовалось. Для нас это был отличный шанс сделать дубль, и дать футбольной общественности понять, что мы вернулись после нескольких непростых лет. Но я, разумеется, вряд ли мог рассчитывать на то, что буду играть.

Я просидел на скамейке весь первый тайм и большую часть второго. «Утрехт» вёл 2:1 благодаря левому пенальти. Нам словно отрезали крылья. Фанаты «Утрехта» просто сходили с ума от счастья. Куман стоял недалеко от меня в своём красно галстуке и костюме. Грустил. Было похоже, что он сдался. Я подумал, а почему бы и не выпустить тогда и меня. И действительно: на 78-й минуте я вышел на поле. Должно было что-то произойти, и я, конечно, рвался в бой. Я думал, всё получится сразу, как у нас было в том году, но минуты шли, и наше поражение всё приближалось. Мы никак не могли забить, и я помню, у меня был прекрасный момент, я уже думал, что забил, но попал в перекладину.

Шло компенсированное время. Надежды уже не было. Не выиграть нам Кубок. А фаны «Утрехта» уже ликовали. Их красные флаги были по всему стадиону. Повсюду слышались их песни. Доносился рёв. Фаеры. 30 секунд до конца. Прострел в штрафную. Мяч пролетает мимо всех защитников «Утрехта» и находит ногу Вамберто, одного из наших бразильцев. Вероятно, там был оффсайд, но судья на линии этого не заметил. Вамберто подставил ногу и забил. Сумасшествие! За считанные секунды до конца уже компенсированного времени мы спасли эту игру. Поклонники «Утрехта» были обескуражены, они не могли поверить в происходящее. Ничего ещё не было закончено.

Началось дополнительное время. Тогда ещё действовало правило золотого гола, или, как говорят в хоккее, «внезапная смерть». Команда, которой удастся забить — побеждает. Прошло минут 5 дополнительного времени. Очередной навес в штрафную, на этот раз слева, я попытался сыграть головой, и спустя мгновенье мяч снова оказался у меня. Я принял мяч на грудь, меня прессинговали, но я мог пробить с левой, пусть и не лучшим образом, мяч скакал по газону. Но, о Боже, я попал! Я снял майку и побежал по полю, счастливый и тощий, как скелет. Даже ребра было видно.