В страну волхвов (СИ) - Скипа Нина - Страница 55

     — Платить тоже, — подсказал Милан.

     Вацлав засмеялся.

     Стас посмотрел на Вацлава.

     — Вы все тот же, Венцель. Боитесь больше всего на свете, что кто-то заподозрит вас в добром деле.

     — В добром деле? Пока что я занимаюсь исключительно тем, что втравливаю всех в неприятности.

     Янош слушал эту беседу и занимался ужином. Чай закипел, ветчина поджарилась, и молодой человек решил прервать этот непонятный ему разговор.

     — Если вы, в самом деле, не хотите неприятностей, то идите ужинать.

     — А что нам грозит, если не придем? — поинтересовался Милан.

     — Остынет, — пожал плечами Янош. — Ужинайте и идем. Я тоже верю в предчувствия Вацлава.

     Путники перекусили и неохотно тронулись в путь. Время еще было не позднее, так что прошагать пару часов по морозцу было предпочтительнее, чем ночевать в этом надоевшем снегу. Они шли уже часа два, когда Яношу пришла в голову неожиданная мысль, он подхватил Стаса под руку и быстро догнал Вацлава и Милана, шагающих впереди.

     — Знаете, я вдруг подумал, что мы делаем? Мы собственноручно, точнее, собственноножно, лишаем себя возможности нормально переночевать, хотя бы завтра. Странноприимный дом мы минуем еще до обеда. Вацлав, посмотрите, пожалуйста, сколько осталось идти до города Золотого Кольца.

     Вацлав остановился и принялся вертеть в руках карту. Точки вспыхивали и гасли, возникали какие-то линии и цифры. Наконец, Вацлав определился и сообщил.

     — Если верить карте, километров тридцать пять. А сегодня мы прошли двадцать четыре.

     — Это много.

     — Да, немало. Разводите костер, господа, устраиваемся на ночлег.

     И Вацлав взялся за палатку.

     — Не возражаете, если я подежурю первым? — попросил Милан. — Мне все равно не заснуть, все стоит перед глазами воспреемник.

     — Дежурь, — согласился Вацлав. — Будет нерационально, если ты будешь бодрствовать два дежурства вместо одного. А мы все же в Трехречье, господа, здесь так не принято.

     Милан помог приготовить постели и занялся костром. Некоторое время он таскал хворост, затем решил, что натаскал уже вполне достаточно, положил на хворост побольше теплой одежды, сел и достал из своего вещмешка блокнот и ручку. С ним такое бывало редко, только тогда, когда им всецело овладевала какая-то мысль. А сейчас, с тех пор, как он расстался с воспреемником, он не мог отделаться от мыслей о нем. А последние два часа пути в голове у него вертелись строки стихотворения. Милан уже по опыту знал, что для того, чтобы отвязаться от этой напасти, проще всего взять бумагу и изложить на ней все эти строчки. Когда пытаешься составить связный текст, да еще и уложить его в размер и рифму, мысли сами уходят от проблемы и переключаются на пустяки, типа вопросов изящной словесности. А вышепоименованную изящную словесность Милан недолюбливал, потому как, на его взгляд, в погоне за красотой слога авторы топили смысл, ежели таковой поначалу и был, в изящных оборотах.

     Милан задумчиво повертел ручку и начал писать.

     Когда-то были рай и ад.

     Что б в рай попасть — живи убого.

     А хочешь — отвернись от бога.

     Чтоб власть над миром получить,

     Ты должен сделку заключить.

     Мда, рифмы глагольные, да и смысл хромает на все четыре лапы. Милан вздохнул, его рука стала еще более уверенно выводить на бумаге строки.

     Ты сделку с адом заключил,

     И власть над миром получил,

     И уничтожил мир, согласно уговору.

     Но далеко, чтоб не ходить,

     Ты вставил строчку, по которой

     Ты ад устроил на земле.

     Теперь к чертям ходить не надо.

     Наоборот — остаться здесь,

     Что б за порядком присмотреть,

     Что б люди не вернулись к богу.

     Но что есть бог? Что рай, что ад?

     Здесь у живого нет ответа.

     Ты в пепел обратил весь мир. За это

     Ты должен в этом мире жить

     И за порядком в нем следить,

     Раз сделку с адом заключил

     И власть над миром получил.

     Дело вроде шло на лад. По крайней мере, в части смысла. Зато начали исчезать размер и рифма. Милан попытался было вспомнить к какой стихотворной форме можно отнести его опус, не вспомнил, зато в голове его сложились новые строки.

     И вот живешь семь сотен лет,

     Но сделку выполнить не можешь.

     Ведь не всесилен даже ад —

     Когда посевы дали всходы,

     То часть их принесла добро. Кто может

     Убрать с посевов сорняки? Я слышал

     Намеренья благие ведут ко злу? Так почему же

     Не вести к добру намерениям злым?

     Ты сделку с адом заключил

     И личным адом заплатил.

     И кто желает для тебя мученья

     Придет поздравить с днем рожденья

     И долголетья пожелать...

     Милану вдруг показалось, что кто-то смотрит ему через плечо. Он обернулся. Рядом с ним стоял Володимир. На этот раз Милан не спутал его с Вацлавом. У последнего не было привычки подсматривать, а уж по части величественных поз, он достигнет подобного мастерства разве что через семь столетий.

     — Браво, молодой человек, вы очень тонко уловили суть давешней беседы. Правда, хочу вас огорчить. Боюсь, поэта из вас не выйдет.

     — Я почему-то так и думал, — отозвался Милан. — Какими судьбами, господин Володимир? Вы что, решили бросить все и последовать за нами?

     — Разумеется, нет. Так, зашел на огонек. Хотел поговорить с твоим начальником.

     «Все-таки похож, — отметил Милан. — Так же, как и князь, переходит на ты со второй фразы», а вслух сказал:

     — Я сейчас разбужу его. Только приготовлю для вас сидение поудобней и поставлю чай.

     Володимир с интересом посмотрел на Милана и сел, когда тот предложил ему место.

     — И все же, Володимир, как вы сюда попали?

     Восприемник усмехнулся:

     — Разве Станислав не рассказывал вам, что я могу мгновенно перемещаться в пределах Трехречья? Правда, это отнимает много сил, но это не имеет значения.

     — А что если оболочка души Трехречья износится, а новая еще не будет готова?

     — О, я всегда держу парочку про запас.

     Милан нырнул в палатку и присел рядом с Вацлавом.

     — Проснитесь, Вацлав, к вам гость.

     Вацлав выпростал руку из спальника и потер глаза. Володимир откинул полог палатки и наблюдал за ним. Милан обернулся к воспреемнику.

     — Опустите полог, и так холодно.

     — Ты проснулся, Вацлав? — спросил воспреемник. — Вылезай. Могу подбросить энергии, если хочешь. Пока душа живет в теле ребенка, у меня прямо-таки переизбыток сил.

     Вацлав вылез из палатки, зачерпнул снега и умылся.

     — Спасибо, не надо. Я лучше позаимствую немного у Милана, оно как-то привычней. Не возражаешь, Милан?

     Милан поддернул повыше рукав и протянул руку магу. Вацлав аккуратно вернул рукав на место и на несколько мгновений сжал пальцы молодого человека. Милану немедленно захотелось спать.

     — Иди, ложись, мой мальчик, — предложил Вацлав. Милан с энтузиазмом нырнул в палатку.

     — А ты практичен, — одобрил воспреемник. — Взял с собой живой аккумулятор.

     — Ты тоже, — усмехнулся Вацлав. — Сказал — хочу поговорить — и нашел меня среди ночи, в лесу, в двадцати километрах от собственной резиденции. Кстати, Димочка, как тебе это удалось?

     — Димочка? — удивился воспреемник. — Во времена моей молодости меня называли Вова.

     — Тебе так больше нравится?

     — Пожалуй, нет, Славочка.

     Вацлав усмехнулся.

     — Так как?

     — Самая обычная волшба, Славочка. Я шел не в какое-то определенное место страны, а к тебе. Насколько я могу судить, ты идешь к ближайшей границе?

     — А что мне делать в Трехречье, Димочка? Того, что я ищу, у тебя нет, а я обещал брату по возможности не задерживаться.