Дитя Колорадо - Кинг Стивен - Страница 22

• Предыдущая
• 22/24
• Следующая

— Что?

— Самолет доставил его в Бангор, — Стефани услышала свой голос словно со стороны, и он показался ей резким и чужим.

— Ага, — подтвердил Дэйв.

— Дальше он поехал из Бангора в Тиннок.

— Да, — сказал Винс.

— Поужинал рыбой с картошкой.

— Именно так, — произнес Винс. — Это доказало вскрытие. И мой нос тоже. Я почувствовал запах уксуса.

— Бумажника к тому времени уже не было.

— Этого мы не знаем, — поправил ее Дэйв. — И никогда не узнаем. Но я думаю, что не было. Скорее всего, Коэн где-то оставил его вместе с пальто, пиджаком и прежней жизнью. А взамен он, наверное, получил зеленую куртку, которую потом тоже где-то бросил.

— Или ее сняли с его трупа, — добавил Винс.

Стефани слегка трясло. Она ничего не могла с этим поделать.

— Затем переправа на шестичасовом пароме до Лосиного острова, и он приносит Гарду Эдвику бумажный стаканчик с кофе, который сошел за чай для штурмана или паромщика.

— Ага, — торжественно произнес Дэйв.

— У него с собой уже не было ни бумажника, ни документов, только 17 долларов, мелочь и, возможно, русская монета достоинством в 10 рублей. А не могла ли эта монета быть... не знаю... чем-то вроде подсказки? Ведь тогда еще шла холодная война между Россией и Штатами, верно?

— Полным ходом, — подтвердил Винс. — Но, Стеффи, если бы ты сотрудничала с русской разведкой, ты бы носила с собой рубли?

— Нет, — ответила она. — Но зачем тогда ему нужна была эта монета? Может, чтобы показать кому-то? Больше в голову ничего не приходит.

— Интуиция с самого начала подсказывала мне, что Коэну ее кто-то вручил, — сказал Дэйв, — возможно, вместе с куском филе, завернутым в фольгу.

— Зачем? — спросила Стефани. — Зачем и кому это было нужно?

Дэйв покачал головой.

— Я не знаю.

— А фольгу нашли? Может, она запуталась в водорослях у берега на другом конце пляжа?

— О'Шенни и Моррисон, конечно, не стали ничего искать, — сказал Дэйв. — Но мы с Винсом обшарили пляж Хэммок вдоль и поперек после того, как желтая лента была убрана. Мы искали не конкретно фольгу, а вообще что-либо, имеющее отношение к тому мертвому человеку, это могло быть что угодно. Но кроме мусора — оберток от конфет и тому подобного — мы ничего не нашли.

— Если мясо все же было завернуто в фольгу или бумажный пакет, то парень, должно быть, закинул эту упаковку и сигарету довольно далеко в море.

— А кусок мяса?

— Я неоднократно разговаривал о нем с Каткартом. Пару раз в разговоре участвовал Дэйв. Помню, как Каткарт сказал мне: «Ты снова и снова возвращаешься к этому, как ребенок, который не может не трогать языком дырку в десне после того, как выпал зуб», — через месяц после нашего разговора Каткарт умер от сердечного приступа. Но это сравнение я запомнил. Да, это так, именно так. Дело дитя Колорадо для меня словно дыра, в которой я не перестану ковыряться, пока не доберусь до дна.

Во-первых, я хотел узнать, не мог ли кто-нибудь уже после смерти Коэна затолкать ему мясо в горло пальцами или вилкой. Тебе ведь тоже такое приходило в голову, не так ли?

Стефани кивнула.

— Каткарт ответил, что возможно, но маловероятно, потому что Джеймс не просто откусил кусок, но и разжевал его до такой степени, чтобы легко можно было проглотить. На самом деле это было уже не мясо, а бесформенная органическая масса, как сказал Каткарт. Кто-то мог сам разжевать кусок, но после этого вряд ли мясо можно было бы запихать в горло так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что это несчастный случай.

Она снова кивнула.

— Еще он сказал, что очень трудно манипулировать с бесформенной массой каким бы то ни было инструментом. Она разваливалась бы при попытке пропихнуть ее в глотку. Пальцами это сделать можно, но Каткарт уверял, что от этого остались бы следы на челюстных связках, а он бы их заметил, — он помолчал, а потом покачал головой. — Есть специальный термин для таких повреждений, но я не помню.

— Расскажи ей, что тебе сказал Робинсон, — вмешался Дэйв. Его глаза сверкали. — Это ничем не помогло, но лично мне всегда казалось чертовски интересным.

— Он сказал, что существуют определенные мышечные релаксанты, некоторые из них весьма редки, и еда Коэна могла быть обработана одним из них, — пояснил Винс. — Пару раз он откусил и проглотил пищу, как обычно, о чем свидетельствует содержимое его желудка, а затем кусок вдруг застрял у него в горле, хоть и был хорошо прожеван.

— Наверняка так и было! — воскликнула Стефани. — Тот, кто подсунул Коэну отраву, сидел там и смотрел, как он задыхается. А когда все было кончено, забрал остатки мяса, чтобы его не смогли проверить! Никакой чайки и в помине не было! Это все... — она замолчала, глядя на них. — Почему вы качаете головами?

— Вскрытие, дорогая, — напомнил Винс. — Анализы крови не подтвердили эту версию.

— Но если это очень редкое экзотическое средство...

— Как батат из детектива Агаты Кристи? — спросил Винс, улыбаясь. — Может быть... Но ведь в горле мертвеца осталось мясо, помнишь?

— Ой, верно. Доктор Каткарт мог его проверить, так? -она немного ссутулилась.

— Ага, — подтвердил Винс. — И проверил. Может мы и провинциальные тихони, но темные домыслы нам не чужды. Единственным ядом в этом мясе была соль.

Она помолчала немного, а затем тихо сказала:

— Может, это было вещество, которое со временем исчезает.

— Ага, — откликнулся Дэйв и провел языком по внутренней стороне щеки. — Через пару часов после появления, прямо как береговые огни.

— Или как команда с «Лизы Кабо», — подхватил Винс.

— А куда он направился, сойдя с парома, вы не знаете?

— Нет, мэм, — ответил Винс. — За 25 лет поисков я не нашел ни одной живой души, видевшей его до того, как утром, в начале седьмого, двадцать четвертого апреля Джонни и Нэнси нашли его тело. И еще, не для записи — правда, никто и не записывает — я не верю в то, что кто-то забрал мясо из его мертвой руки. Думаю, оставшийся кусок украла чайка, как мы и предполагали. Боже мой, мне пора уходить.

— А мне пора заняться счетами, — сказал Дэйв. — Но для начала, думаю, не помешает еще немного времени потратить на себя, — после этих слов он вперевалку направился к уборной.

— А мне, полагаю, стоит заняться своей рубрикой, — произнесла Стефани. Но потом не сдержалась и выпалила полушутя, полусерьезно: — Наверное, лучше бы вы мне вообще ничего не рассказывали, если не собирались доводить дело до конца. Пройдут недели, прежде чем я перестану думать об этом.

— А мы думаем над этим уже 25 лет, — сказал Винс. — По крайней мере, ты поняла, почему мы не рассказали все это журналисту из «Бостон глоуб».

— Да, поняла.

Он улыбнулся и кивнул.

— Ты справишься, Стефани. У тебя все получится, — Винс дружески потрепал ее по плечу и направился к двери, по дороге он взял со своего захламленного стола узкий репортерский блокнот и запихал его в задний карман брюк. Ему было девяносто лет, но походка оставалась легкой, только спина слегка сутулилась, напоминая о возрасте. На нем была белая сорочка, сзади перехваченная крест накрест подтяжками. Не дойдя до двери, он остановился и снова повернулся к ней. Свет заходящего солнца запутался в его по-детски пушистых волосах, превратив их в ореол. — С тобой приятно работать, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты об этом знала.

— Спасибо, — ответила Стефани, надеясь, что не выдала голосом неожиданно нахлынувшего желания расплакаться. — Спасибо за все. Сначала меня мучили сомнения... теперь, похоже, вы тоже ни в чем не уверены. Мне здесь нравится.

— Как насчет того, чтобы остаться. Ты ведь думала об этом?

— Еще бы.

Он кивнул и выглядел серьезным.

— Мы с Дэйвом обсуждали это. Приток свежей, молодой крови в коллектив был бы кстати.

— Вы, ребята, сто лет проживете, — сказала она.

— О, да, — небрежно произнес Винс, словно речь шла о само собой разумеющемся. А когда шесть месяцев спустя он умер, Стефани сидела в холодной церкви, делая в узком репортерском блокноте заметки для статьи о похоронах, и думала: «Он знал, что скоро это случится».

• Предыдущая
• 22/24
• Следующая