Охотники за каучуком - Буссенар Луи Анри - Страница 17

• Предыдущая
• 17/131
• Следующая

Без дальнейших церемоний каторжане расположились здесь, как в своей собственной кладовой, с жадностью набросились на пищу и принялись уничтожать ее с невероятным обжорством. Трудно, да и бесполезно было бы перечислять количество уничтоженных ими продуктов,

— да и не все ли равно?!

Наконец, пресытившись, беглецы стали желать уже и излишнего, по крайней мере четверо негодяев, с которыми Шоколад, араб и чернокожий продолжали еще оставаться до первого удобного случая.

— Что касается меня, то я с удовольствием выкурил бы трубочку! — проговорил Красный.

— Ну, а я, — сказал Луш, — охотно и выкурил бы трубочку и выпил бы еще чашечку кофе!

— Да вот! — воскликнул Красный. — Здесь и трубки, и табак!

— Э, да здесь есть все, это — настоящий рай.

— Право, хорошо быть свободными, и есть, сколько душе угодно!

— Да, если бы и дальше так было!

— Хм! У меня явилась мысль! — воскликнул Луш. — Первобытные люди, обитающие в этих прекрасных местах, должно быть, какие-нибудь добродушные негры, с которыми можно будет сговориться!

— Каким образом? — спросил Геркулес, большой охотник до расспросов.

— Да так же просто, как курить этот табак, который не наш! Ведь негры для того и созданы, чтобы работать, не правда ли? И работать на других, на белых, как мы! Ну, так и заставим их работать на нас. Если они будут недовольны, то здесь по соседству растет достаточно дубин, чтобы вразумить их. Тогда они в силу убеждения сделаются нашими рабами, невольниками или, вернее, нашими слугами. Это слово звучит приличнее. Наступят еще хорошие дни и для нас, воров!

— Я, например, охотно стал бы хозяином поместья! — заявил в заключение Луш.

— Прекрасная идея! .. Превосходная! — воскликнули бандиты. — Да здравствует господин Луш, хитрец из хитрецов!

Но Шоколад, не проронивший пока ни единого слова, одним своим возражением разрушил эту заманчивую картину.

— Ну, а если этим неизвестным придет фантазия — обратить вас в рабство? Что, если они более многочисленны, чем мы, и заставят вас работать, как каторжных, как вы и есть, и станут за это расплачиваться с вами батогами? Что вы на это скажете?

— Ты, Шоколад, не часто говоришь, но каждый раз, когда ты раскрываешь рот, мне кажется, что я слышу адвоката, — заметил Луш. — Но ты прав, и я предлагаю убираться отсюда подобру-поздорову… Кстати, я только что заметил там, на отмели, две хорошенькие пироги. Надо, не теряя попусту времени, сейчас же нагрузить одну из них припасами, схватить каждому по нагайке, затем усилить наше вооружение, захватив здесь сабли, которых у нас недостает на всех, и затем гайда!

— Одобряем! — крикнули в один голос Геркулес, Красный и Кривой.

Менее чем за четверть часа, туземная маленькая пирога была нагружена до краев и готова к отплытию.

Шоколад, который поневоле принужден был участвовать в грабеже, также сел в пирогу вместе с арабом и Чернышом.

И вся шайка благополучно удалилась после того, как предусмотрительный Луш проткнул дно другой пироги веслом, чтобы помешать погоне.

В продолжение дня они поднялись вверх по заливу и к ночи пристали к лесочку, доходившему до самого берега, чрезвычайно болотистого. Геркулес проклинал себя и других за то, что забыл захватить с собой гамаки. Пришлось возместить эти столь полезные в южных лесах висячие койки толстой подстилкой из листьев кумбу. Каторжники заснули на ней сном праведников.

Неприятный сюрприз ожидал их при пробуждении.

Злобные крики и свирепые возгласы на непонятном наречии огласили воздух, и восемь человек, из которых двое были вооружены ружьями, а остальные — саблями, обрушились на лагерь беглецов.

По блестящим черным глазам под густыми бровями, по матово-желтому цвету лица, по гладким черным волосам в нападающих можно было узнать португальцев, хорошо знакомых бывшим каторжникам, так как их нередко можно встретить во французской Гвиане. Моментально вскочив на ноги, беглецы тотчас же сообразили, что перед ними ограбленные ими люди, и приготовились к защите.

Восемь человек против семерых — шансы равные, но дула двух ружей были угрожающе направлены на каторжников.

— Вот видишь, — говорил Шоколад Лушу. — Разве я не был прав, предполагая, что ваши мнимые рабы могли со своей стороны иметь намерение обратить вас в рабов?!

— Ну, это еще надо посмотреть! — отвечал разбойник.

— О, смотреть тут нечего, а лучше вступить в переговоры!

— Каким образом?

— У тебя есть деньги, уплати ему убыток, — и дело с концом, а не то берегись!

— Хм! А ведь это было бы забавно и совершенно противно моим привычкам! — отозвался Луш.

Однако страх на этот раз взял верх над жадностью, и он попытался пойти на мировую.

Сделав знак предводителю, он медленно достал из пояса, снятого с убитого им араба, золотую монету, взял ее двумя пальцами, поднес к глазам обворованного человека и, лукаво подмигнув, сказал:

— Не сердитесь, приятель, мы вам заплатим! Светленькой двадцатифранковой монеты с вас, наверное, хватит за продукты и пирогу! Не правда ли?

Но португалец сделал энергичный отрицательный жест и, посоветовавшись со своими товарищами, повелительно потребовал, чтобы ему отдали весь пояс со всем, что в нем было.

Геркулес, услыхав это требование, принялся осыпать врагов сочными ругательствами, угрожающе размахивая своим тяжелым веслом.

— Что еще? Церемонии?! Берите червончик, да и с Богом, — вертай назад, а не то я вас угощу по-свойски… вот так! — и с этими словами гигант, размахнувшись веслом, с такой силой ударил им по близстоящему стволу кайенской пальмы, что начисто срезал его, как топором.

Португальцы, ошеломленные этим ударом, в первый момент приняли его за сигнал общего нападения, и их предводитель скомандовал своим стрелкам стрелять.

Курки щелкнули, но, точно сговорившись, дали осечку, что вызвало шумный хохот со стороны каторжников.

Геркулес повторил свой прием. Беглецы, обступив его, подражают с большей или меньшей ловкостью и силой, смотря по способностям. Тогда португальцы, видя себя вооруженными одними саблями, против столь решительных и смелых людей, начинают отступать. Каторжники, со своей стороны, довольные тем, что так легко отделалась, возвращаются к пироге, в одну минуту вскакивают в нее и бегут, преследуемые злобными криками португальцев.

— Ну вот! — как бы в заключение, сказал Луш. — Я так и знал, что это прекрасно уладится! Хитрецы всегда торжествуют, и, право, как-то особенно приятно запасаться провиантом, не тратясь для этого из своего кошелька!

— Хвались, хвались! — пробормотал ворчливо Шоколад. — Если бы ты понимал, как я, что они говорили, то не задирал бы прежде времени нос!

— Пфа! Я слышал, что они кричали там какие-то глупости на своем обезьяньем языке… Но мне на них наплевать!

— Говори, говори!

— Да ты понимаешь, что ли, по-португальски?

— Я прожил два года на верфях в Спархуине с португальцами!

— Ну, так что же эти черти португальцы сейчас говорили, давай выкладывай!

— Что они пошли за подкреплением, что они все станут преследовать нас и сумеют разделаться с нами!

— Ну, и что же?

— Что они свяжут нас по рукам и ногам, как телят перед забоем, — и доставят в Кайену, чтобы получить за нас премию.

Впервые за все шесть лет «искатели каучука» на Арагуари сделались жертвами угрозы их имуществу и даже их жизни.

• Предыдущая
• 17/131
• Следующая