Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 41
- Предыдущая
- 41/88
- Следующая
– Какие это цветы Павлуша? – спросил он, показывая Володину на желтые цветочки у забора в чьем-то саду.
– Это – лютики, Ардаша, – печально ответил Володин.
Таких цветов, вспомнил Передонов, много в их саду. И какое у них страшное название!
Может быть, они ядовиты. Вот, возьмет их Варвара, нарвет целый пук, заварит вместо чаю, да и отравит его, – потом, уж когда бумага придет, – отравит, чтоб подменить его Володиным. Может быть, уж они условились. Недаром же он знает, как называется этот цветок. А Володин говорил:
– Бог ей судья! За что она меня обидела? Она ждет аристократа, а она не думает, что аристократы тоже всякие бывают, – с иным наплачется, а простой хороший человек ее бы мог сделать счастливою. А я вот схожу в церковь, поставлю свечку за ее здоровье, помолюсь: дай бог, чтоб ей муж достался пьяница, чтоб он ее колотил, чтоб он промотался, и ее по миру пустил. Вот тогда она обо мне воспомянет, да уж поздно будет. Станет кулаком слезы утирать, скажет: дура я была, что Павлу Васильевичу отказала, бить меня было некому, хороший был человек.
Растроганный своими словами, Володин прослезился и вытирал руками слезы на своих бараньих, выпуклых глазах.
– А ты ей ночью стекла побей, – посоветовал Передонов.
– Ну, бог с нею, – печально сказал Володин, – еще поймают. Нет, а мальчишка-то каков! Господи боже мой, что я ему сделал, что он вздумал мне вредить? Уж я ли не старался для него, а он, изволите видеть, какую мне подпустил интригу. Что это за ребенок такой, что из него выйдет, помилуйте, скажите?
– Да, – сердито сказал Передонов, – с мальчишкой не мог потягаться. Эх, ты, жених!
– Что ж такое, – возразил Володин, – конечно, жених. Я и другую найду. Пусть она не думает, что об ней плакать будут.
– Эх, ты, жених! – дразнил его Передонов. – Еще галстук надел. Где уж тебе с суконным рылом в калашный ряд. Жених!
– Ну, я – жених, а ты, Ардаша, – сват, – рассудительно сказал Володин.
– Ты сам обнадежил меня, а и не сумел высватать. Эх, ты, сват!
И они усердно принялись дразнить один другого, длинно перекоряясь с таким видом, словно совещались о деле.
Проводив гостей, Надежда вернулась в гостиную. Миша лежал на диване и хохотал. Сестра за плечо стащила его с дивана и сказала:
– А ты забыл, что подслушивать не следует.
Она подняла руки и хотела сложить мизинчики, но вдруг засмеялась, и мизинчики не сходились. Миша бросился к ней, – они обнялись и долго смеялись.
– А все-таки, – сказала она, – за подслушивание в угол.
– Ну, не надо, – сказал Миша, – я тебя от жениха избавил, ты мне еще должна быть благодарна.
– Кто кого еще избавил! Слышал, как тебя собирались прутиком постегивать. Отправляйся в угол.
– Ну, так я лучше здесь постою, – сказал Миша.
Он опустился на колени у сестриных ног и положил голову на ее колени. Она ласкала и щекотала его. Миша смеялся, ползая коленями по полу. Вдруг сестра отстранила его и пересела на диван. Миша остался один. Он постоял немного на коленях, вопросительно глядя на сестру. Она уселась поудобнее, взяла книгу, словно читать, а сама посматривала на брата.
– Ну, я уж и устал, – жалобно сказал он.
– Я не держу, ты сам стал, – улыбаясь из-за книги, ответила сестра.
– Ну, ведь я наказан, отпусти, – просил Миша.
– Разве я тебя ставила на колени? – притворно равнодушным голосом спросила Надежда, – что же ты ко мне пристаешь!
– Я не встану, пока не простишь.
Надежда засмеялась, отложила книгу и потянула к себе Мишу за плечо. Он взвизгнул и бросился ее обнимать, восклицая:
– Павлушина невеста!
XVI
Черноглазый мальчишка заполонил все Людмилины помыслы. Она часто заговаривала о нем со своими и со знакомыми, иногда совсем некстати. Почти каждую ночь видела она его во сне, иногда скромного и обыкновенного, но чаще в дикой или волшебной обстановке. Рассказы об этих снах стали у нее столь обычными, что уже сестры скоро начали сами спрашивать ее, что ни утро, как ей Саша приснился нынче. Мечты о нем занимали все ее досуги.
В воскресенье Людмила уговорила сестер зазвать Коковкину от обедни и задержать подольше. Ей хотелось застать Сашу одного. Сама же она в церковь не пошла. Учила сестер:
– Скажите ей про меня: проспала.
Сестры смеялись над ее затеею, но, конечно, согласились. Они очень дружно жили. Да им же и на руку: займется Людмила мальчишкою, им оставит настоящих женихов. И они сделали, как обещали, зазвали Коковкину от обедни.
Тем временем Людмила совсем собралась итти, принарядилась весело, красиво, надушилась мягкою, тихою Аткинсоновою серингою, положила в белую, бисером шитую сумочку неначатый флакон с духами и маленький распылитель и притаилась у окна, за занавескою, в гостиной, чтобы из этой засады увидеть во-время, идет ли Коковкина. Духи взять с собою она придумала еще раньше, – надушить гимназиста, чтобы он не пахнул своею противною латынью, чернилами да мальчишеством. Людмила любила духи, выписывала их из Петербурга и много изводила их. Любила ароматные цветы. Ее горница всегда благоухала чем-нибудь: цветами, духами, сосною, свежими по весне ветвями березы.
Вот и сестры, и Коковкина с ними. Людмила радостно побежала через кухню, через огород в калитку, переулочком, чтобы не попасться Коковкиной на глаза. Она весело улыбалась, быстро шла к дому Коковкиной и шаловливо помахивала белою сумочкою и белым зонтиком. Теплый осенний день радовал ее, и казалось, что она несет с собою и распространяет вокруг себя свойственный ей дух веселости.
У Коковкиной служанка сказала ей, что барыни дома нет. Людмила шумливо смеялась и шутила с краснощекою девицею отворившею ей дверь.
– А ты, может быть, обманываешь меня, – говорила она, – может быть твоя барыня от меня прячется.
– Гы-гы, что ей прятаться! – со смехом отвечала служанка, – идите сами в горницы, поглядите, коли не верите.
Людмила заглянула в гостиную и шаловливо крикнула:
– А кто тут есть жив человек? А, гимназист!
Саша выглянул из горницы, увидел Людмилу, обрадовался, и от его радостных глаз Людмиле стало еще веселее. Она спросила:
- Предыдущая
- 41/88
- Следующая
