Не целуйтесь с незнакомцем - Сойер Мерил - Страница 13

• Предыдущая
• 13/102
• Следующая

Прочитав статью, Коллис удивился той быстроте, с которой был объявлен день похорон. Реджинальд скончался вечером в пятницу, а уже в понедельник его предавали земле. Странно было не только это, но и то, что никто из атертоновских слуг не явился к Коллису домой, чтобы лично оповестить его о случившемся, раз телефон не отвечает. Он решил, что семья была уверена, что он уже в Вашингтоне, так как он не назвал Джанне дату своего вылета.

В большой гостиной он увидел бесчисленных скорбящих. Они, как водится в таких случаях, поглощали неимоверное количество пищи и ударными темпами уничтожали запасы из винных погребов незабвенного усопшего.

Коллис не нашел Джанну, зато заметил Шадоу Ханникатт, ее ближайшую подругу. Та стояла одна, и Коллис направился к ней.

– Где Джанна?

– В саду, с семьей.

Коллис отвернулся. Он отрицательно относился к дружбе Джанны с этой огненно-рыжей особой. Она пальцем не шевелила, не погадав на картах и не выяснив, не руководят ли ее поступками события ее прежних жизней.

Втайне он уважал ее за ум и деловую смекалку. Он приводил ее как пример делового чутья на семинарах по малому бизнесу, когда объяснял, как умный предприниматель может обнаружить в рынке нишу, которую никто до него не замечал.

Коллис вышел в просторный сад, поддерживаемый в завидном состоянии целой армией садовников под руководством дипломированного специалиста. Он в очередной раз проклял бедность своей семьи, но утешился тем, что, по крайней мере, они своим титулом владели на законных основаниях. Чего нельзя было сказать о первом графе Лифорте, обязанном титулом королеве Елизавете, оценившей его постельные достоинства, – таковы были, по крайней мере, слухи, пережившие века. Предки Коллиса, напротив, были вознаграждены за достижения на поле брани.

Он кинулся к Джанне, беседовавшей с тетей Пиф.

– Дорогая, я...

Джанна резко отвернулась от него, пряча враждебный взгляд. На его лбу выступил пот – он-то знал, насколько виноват перед ней. Впрочем, он тут же одернул себя, она никак не может знать правды, просто убита смертью отца. Пифани скользнула мимо Коллиса, не расщедрившись даже на словечко. Он всегда ненавидел эту старую склочницу, главным образом за ее близость к Джанне, однако терпел, зная о ее решении оставить состояние, и немалое, его жене. Джанна медленно побрела к елизаветинскому саду с изящно разбитыми клумбами, он поспешил за ней.

– Дорогая, я так скорблю! Я ничего не знал о смерти твоего отца. Представь, мне не сообщили. Я писал свои выступления, не поднимая головы, не слушал новостей и не читал газет.

Она сняла с головы шляпу и взглянула на него с отстраненной холодностью, какой он еще никогда не встречал в ее глазах. Душа у него ушла в пятки.

– Ты знаешь, насколько я поглощен работой, – нерешительно повторил Коллис.

– Ты... репетировал выступления?

– Да. – У него немного отлегло от сердца.

– Ты не слышал моих сообщений?

– Ты знаешь, как это со мной бывает. – Он прибег к привычно покаянному тону. – Работы выше головы.

– Ты был занят? Настолько, что не мог ответить на звонок? – Он кивнул. – Настолько, что совершенно забросил газеты? – Он кивнул, изображая полное раскаяние. – Настолько, что не включал телевизор?

– Ну ты же знаешь, я так увлекаюсь...

– Да, ты увлекся. Грудастой девкой, обладающей редким талантом к нюансам маркетинга.

Коллис впал в оцепенение. Состояние его было близко к тому, когда и впрямь пора опуститься под землю на глубину шести футов, но это продолжалось недолго. Черт, видимо, Джанна побывала дома и засекла его с Аннабел. Надо же было оказаться таким идиотом, чтобы привести любовницу домой! Пожалуй, отпираться нет смысла.

– Она ничего для меня не значит, – заверил он Джанну. – Я так предан тебе. Ты отлично это знаешь. Ну, минутная слабость...

– Я уже много месяцев чувствовала неладное. Но ты упорствовал во вранье. Ты твердил: «Ты с ума сошла, Джанна. Оставь свои подозрения, Джанна. У тебя разыгралось воображение, Джанна». Из-за тебя я уже сомневалась, в своем ли я уме.

Коллис понял, что совершил крупную тактическую ошибку. Смерть отца должна была подкосить Джанну, тут-то и понадобилось бы надежное плечо супруга. Он сумел бы склонить ее к чему угодно, если бы она не поймала его с поличным. Надо было срочно искать выход.

– Прости. Я был страшным болваном. Ты же знаешь, что женщины сами на меня кидаются. – Он провел, ладонью по своей смазливой физиономии. – При такой внешности... Я долго был равнодушен, но она постоянно донимала меня, и в конце концов...

– Завтра утром я подаю на развод.

Он попытался ее обнять.

– Дорогая, не делай этого! Не решай ничего сгоряча.

Она отпрянула.

– Оставь свои нежности. Хватит мне быть дурой.

Коллис смотрел ей вслед. Да, он потерпел серьезное поражение, но считал его временным. Он знал, что с Джанной лучше не спорить, когда она в гневе. Ничего, он еще найдет способ заставить ее вернуться к нему. Так было всегда, повторится и теперь. Он не собирался так легко отказываться от состояния Атертонов.

Вечером на следующий день после похорон отца Уоррен сидел в библиотеке Лифорт-Холла. Полки из дерева грецкого ореха, занимавшие все стены от пола до потолка, были уставлены лучшими образчиками английской словесности, от первых изданий с золотым тиснением до переплетенных подшивок «Панча». Окна библиотеки выходили в сад, по другой стене красовался каменный камин с гербом Атертонов. Сполохи медленно тлеющего дубового полена освещали абиссинский ковер, утративший былую расцветку за столетия, на протяжении которых по нему подходили к письменному столу восемь графов Лифортов, каждый в свое время. В этой семье традиционно предпочитали библиотеку тесному кабинету. Девятый граф не отличался в этом от предыдущих.

Уоррен сидел в кожаном кресле, откинув голову.

Боже, час от часу не легче! Он полагал, что со страхами покончено, когда тетя Пиф уговорила доктора Осгуда обойтись простым вскрытием, чтобы бедняжка Одри не томилась в ожидании похорон; траурная церемония прошла без нареканий. Что еще важнее, Джиан Паоло не давал о себе знать. И вот теперь – ЭТО!

На столе зазвонил телефон. Судя по лампочке, Уоррена вызывали по внутренней связи. Он снял трубку, надеясь, что не услышит ничего неприятного.

– Сэр, – начал дворецкий, – пожаловала мисс Ханникатт. У нее дело к графине.

Уоррен сомневался, что мать способна сейчас принимать посетителей. Она перенесла траурную церемонию только благодаря лекарствам доктора Осгуда.

– Пригласите мисс Ханникатт ко мне.

Уоррен поправил галстук и убрал волосы за уши. Неплохо бы постричься! Дверь распахнулась. Перед ним предстала Шадоу. На ней были чересчур облегающие стираные джинсы, свитер под цвет волос и мужская жокейская куртка.

Он приветливо улыбнулся ей и сказал:

– Мать никого не принимает.

– У меня для нее подарок, полагаю, он будет кстати.

Шадоу вынула из-под куртки что-то белое, похожее на перьевую метелку для пыли, если бы не черные глаза и уши. Длинные пряди шерсти были завязаны на голове в узелок, напоминавший бархотку для пудры.

– Мальтийская собачка?

– Да. Твоей матери всегда хотелось такую.

Уоррен устыдился, что не вспомнил об этом сам.

Мать долгие годы твердила, что хочет завести собачку той же породы, что у тети Пиф, но отец презирал любых животных, если с их помощью нельзя было охотиться на лис.

– Давай отнесем ее наверх.

Они медленно поднялись к покоям матери. Уоррен постучал, ему отворила горничная. Мать возлежала на горе шелковых подушечек с лентами. Ее волосы длиной до подбородка были аккуратно причесаны «под пажа» – эту прическу она носила столько лет, сколько Уоррен себя помнил. На ней был шелковый халат с кружевами, подобранный под цвет ее глаз.

– Где доктор Осгуд? – осведомилась она слабым голосом.

Уоррен посмотрел на часы. Врач навещал Одри трижды на дню.

• Предыдущая
• 13/102
• Следующая