Любовь, соблазны и грехи - Сойер Мерил - Страница 31
- Предыдущая
- 31/90
- Следующая
Виола глубоко вздохнула. Перед ее мысленным взором предстал дядя Найджел, молитвенно склонившийся перед драгоценным проростком. Ему не было никакого дела до малышки, следовавшей за ним по пятам в напрасном ожидании, что он скажет ей хоть одно словечко.
– Тебе, наверное, приходилось нелегко, – осторожно заметил Игорь.
Виола кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Когда мне было восемь лет, соседка подарила мне рыжего котенка. Танги стал моим единственным другом: мы жили в огромном загородном имении, и мне не с кем было играть. Я завязывала котенку бантик, укрывала его одеяльцем и возила по Блифорт-Холлу в тележке. Однажды я заехала в цветник, тележка застряла, я упала и раздавила штук двадцать дядиных тюльпанов. И тогда дядя Найджел швырнул моего котенка в колодец…
У нее тут же встал в горле ком, но она преодолела себя, хотя и по прошествии стольких лет все еще слышала предсмертный крик Танги, за которым последовала тишина…
– Он велел своим слугам запереть меня в комнате. Мне пришлось просидеть взаперти до тех пор, пока он не нашел закрытый колледж в Италии, где согласились меня принять. Собственно, это была монастырская школа для девочек. Я жила там круглый год. А дядя скоро умер от сердечного приступа – прямо в своем обожаемом саду. Он наливал пиво в блюдца и расставлял их на клумбах.
– Зачем?! Столько пива разлить зря!
– Дядя всегда так делал. Он слышал по Би-би-си, что пиво привлекает улиток. Они заползают в блюдца и гибнут – пьяные и счастливые.
– Хорошо, что я не слушаю Би-би-си. – Игорь поморщился. – Радиостанция для таких, как твой покойный дядюшка.
– Теперь ты расскажи мне о своем детстве, – попросила Виола: она знала только, что родители Игоря, два брата и сестра по-прежнему живут в Москве.
– Вся квартира, где я вырос, была вот такого размера. – Он обвел рукой маленький кабинет. – Мы все спали в одной комнате, а обедали в кухне, но все сразу не могли сесть за стол. Зато мы считались богатыми: у нас в ванной стояла стиральная машина. Больше ни у кого в доме такой машины не было.
– А откуда она взялась у вас?
– Отец был партийный, получал хорошую зарплату.
– Тебе известно, как они живут сейчас? Теперь ведь, наверное, можно переписываться?
Игорь покосился на ряды фотографий в серебряных рамках и тяжело вздохнул:
– Я писал много раз, но ответа не получил. Родители все еще злятся. Со мной всегда было много хлопот. Милиция требовала, чтобы я устроился на работу: ведь для них художник – все равно что тунеядец. Потом я попал в тюрьму, а когда вышел, отец не разрешил мне вернуться домой. Сказал, что я ему больше не сын…
Виоле вдруг захотелось обнять Игоря, прижать к груди, утешить. Какой же тяжелой была его жизнь! Тюремное прошлое, предательство родных. Она хорошо понимала его чувства, поскольку сама много лет страдала без семейного тепла. И вышла замуж за Арчера Лейтона только потому, что отчаянно хотела иметь семью…
Игорь поднялся, собираясь уходить, и Виола не смогла найти слов, которые бы заставили его остаться. Пришлось спуститься вместе с ним вниз и попросить Чисвика вызвать по телефону такси. Прощаясь, Игорь неожиданно прикоснулся губами к ее щеке.
– Спокойной ночи. Мне очень жаль, что тебе пришлось так много пережить, – сказал он и добавил какое-то непонятное слово по-русски.
Вернувшись в пустой дом, Виола набрала номер Карлтона Эймстоя, старого друга Арчера. Он много лет торговал с Россией и в совершенстве знал язык.
– Это Виола Лейтон…
На том конце выдержали укоряющую паузу: приличные люди не беспокоят друг друга телефонными звонками после полуночи.
– Чем могу быть полезен? – наконец спросил Карлтон.
– Ради бога, извините за поздний звонок, но для меня это очень важно. Что значит по-английски… – и Виола назвала слово, произнесенное Игорем.
Карлтон помолчал:
– Дословно перевести трудно: русский язык гораздо выразительнее английского.
– Хотя бы приблизительно!
– Приблизительно это значит «дорогая».
– Ты уверена, что не хочешь десерт?
– Я съела целого вальдшнепа. В меня больше ничего не влезет, – с улыбкой ответила Лорен Гранту Фрейзеру.
Грант знал, что доставит ей удовольствие приглашением в «Рулз» – старейший лондонский ресторан. Здесь бывали некогда Герберт Уэллс, Теккерей, Голсуорси и многие другие знаменитости; стены ресторана были испещрены старыми надписями и карикатурами. Романтическая атмосфера начала века не оставила Лорен равнодушной, она тут же представила себе за столиком у окна короля Эдварда VII и Лилли Лантри. Запретная любовь, разбитое сердце Лилли…
Запретная любовь! Лорен вспомнила дерзкую улыбку Райана Уэсткотта и снова устыдилась собственной бурной реакции на его поцелуи. Хорошее настроение мигом улетучилось. Он, конечно, взбесится, когда заедет за ней и не застанет дома. Но она честно предупреждала его, что у нее на сегодняшний вечер назначена встреча!
– Лорен… – Грант дотронулся до ее руки. – У меня есть кое-что для тебя.
Он подал ей темно-бордовую бархатную коробочку. Удивленно взглянув на него, Лорен подняла крышку с золотыми инициалами знаменитого ювелира Гарри Уинстона – и увидела кольцо с великолепным девятикаратовым бриллиантом.
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Лорен смотрела на него в упор, не веря своим ушам. Было время, когда ей самой этого хотелось, но теперь у нее уже не было уверенности, что Грант даст ей счастье.
– Знаю, надо было давно сделать тебе предложение, – поспешно добавил он. – Но… я боялся связать себя браком. А сразу после Рождества мне сделали серьезную операцию на сердце. Лежа в больнице, я обдумывал свою жизнь и понял: ты – лучшее, что у меня было и есть. Я люблю тебя и хочу провести остаток жизни с тобой. Раньше я не знал, что так нуждаюсь в тебе.
Лорен чувствовала, что Грант говорит искренне, но это была не та любовь, к которой она стремилась. Она уже посвятила десять лет жизни уходу за пожилым мужчиной и делала это охотно, потому что Оззи был нужен ей так же сильно, как она ему. Лорен видела в нем воплощение своего умершего отца, мужчину, который дал ей ощущение безопасности, помог забыть ужасы прошлого. Но с тех пор ее жизнь потекла по иному руслу. Теперь ей был нужен совсем другой мужчина… Она отдала Гранту бархатную коробочку.
– Я очень хорошо к тебе отношусь, но это не любовь. Я не могу выйти за тебя замуж.
На его лице появилось растерянное выражение.
– У тебя появился кто-то другой? Этот Уэсткотт?
Лорен почувствовала, что предательски краснеет. Но что навело Гранта на такую мысль? Они с Райаном и двух слов при нем друг другу не сказали…
– Я не влюблена в Райана, – ответила она вполне правдиво. Не признаваться же в похоти! А их жадные поцелуи могли проистекать только из этого малопочтенного чувства. – Просто я сейчас обдумываю свое будущее. Боюсь, в ближайшее время мне придется целиком сосредоточиться на галерее.
– Обещай, что еще поразмыслишь над моим предложением, – сказал Грант, убирая коробочку в карман. – Я не буду считать твой ответ окончательным. Я сейчас работаю в Лондоне. Давай встречаться почаще!
По пути домой Лорен старалась не обнадеживать Гранта. Она вообще решила держаться от мужчин подальше, пока ее жизнь не обретет осмысленность. Сначала надо перебраться в Санта-Фе, а уж потом думать о замужестве…
Неподалеку от дома Лорен показалось, что у тротуара стоит «Астон-Мартин» Райана. Неужели он ее караулит? Пожалуй, этот мужлан вполне способен отчитать женщину за то, что она его не послушалась… Однако у подъезда Райана не оказалось, и Лорен решила, что ошиблась.
– Спокойной ночи, – сказала она Гранту перед лифтом.
– А рюмочка на сон грядущий? – Его улыбка намекала на то, что он надеется на нечто большее.
– В другой раз. Сегодня я устала. Спасибо за чудесный вечер.
Она вошла в кабину лифта и задвинула старомодную решетку.
– Завтра я тебе позвоню! – успел крикнуть Грант. У себя на этаже Лорен задержалась у двери, чтобы взглянуть на часы. Полночь… Вряд ли Райан стал бы терять зря столько времени. Она тряхнула за плечо швейцара Дживса, громко храпевшего в кресле рядом с лифтом. Вообще, он, судя по всему, бодрствовал только во время приема пищи.
- Предыдущая
- 31/90
- Следующая
