Из пушки на Луну - Верн Жюль Габриэль - Страница 12

— Превосходно, — заключил майор.

— Но он дороговат… — вставил генерал.

— Это пустяки! — крикнул Мастон.

— Наконец, пироксилин придает снаряду скорость, превосходящую в четыре раза скорость обыкновенного пороха. Я добавлю даже, что если к пироксилину прибавить калийной селитры, то сила его увеличится в еще большей пропорции.

— Но разве это необходимо? — спросил майор с выражением сомнения.

— Я этого не думаю, — ответил Барбикен. — Таким образом, вместо миллиона шестисот тысяч фунтов обыкновенного крупнозернистого пороха, достаточно заготовить 400 тысяч фунтов хлопчатобумажного пороха. Дальше: так как можно без всякой опасности спрессовать 500 фунтов хлопчатой бумаги в пространстве 0,764 кубического метра, то весь наш пороховой заряд займет в канале колумбиады пространство не более 60 кубических метров. Таким образом, снаряду придется испытать на всем остальном пространстве канала напор шести миллиардов литров газов, прежде чем он вылетит из пушки по направлению к Луне.

Тут уже Мастон не в силах был сдержать свой восторг. Он бросился в объятия своего друга почти со скоростью пушечного снаряда и, конечно, пробил бы его, если бы Барбикен не был построен из материала, способного выдерживать даже удар бомбы.

Этим закончилось третье заседание комитета Пушечного клуба. Барбикен и его смелые товарищи, для которых не существовало ничего невозможного, блестяще разрешили сложные вопросы о снаряде, об орудии и о порохе. План был готов, оставалось только его выполнить.

— Ну, это уже подробности, сущие пустяки, — сказал секретарь Пушечного клуба Дж. Т. Мастон.

Американское общество следило с напряженным интересом за малейшими подробностями предприятия Пушечного клуба. Читающая публика день за днем обсуждала прения его Исполнительного комитета. Вся подготовка к великому опыту, все цифры, все механические трудности, которые предстояло одолеть, — одним словом, весь ход дела в высшей степени возбуждал интерес 25-миллионного населения Соединенных штатов.

Целый год должен был пройти от начала работ до их завершения, но и этот продолжительный срок не грозил охладить внимание общества к предприятию Пушечного клуба. В самом деле, предстояло избрать место для производства работ; надо было соорудить громадную форму для отливки колумбиады; наконец, особые трудности и опасности должны были представить работы при заряде пушки огромным количеством пироксилина; этого было больше чем достаточно, чтобы непрерывно поддерживать любопытство и внимание общества.

Все знали, что снаряд, выпущенный из колумбиады, исчезнет из поля зрения в течение какой-нибудь десятой доли секунды. А как полетит он в пространстве? Как достигнет Луны?

Лишь немногие счастливцы увидят полет ядра собственными глазами.

Понятно поэтому, что для публики особенно интересны были приготовления к великому опыту; об этих приготовлениях можно было не только говорить и думать, но даже впоследствии видеть их собственными глазами.

Кроме того, очень скоро произошло совершенно неожиданное событие, усилившее общественный интерес к научной стороне дела.

Мы уже знаем, как восторженно был встречен проект Барбикена. Председатель Пушечного клуба сразу приобрел множество почитателей и даже друзей. Однако, несмотря на свою необычайную многочисленность, партия Барбикена, если так можно выразиться, не включила в свои ряды всех граждан Соединенных штатов.

Нашелся человек — правда, единственный на все Соединенные штаты, — который протестовал против предприятия Пушечного клуба. Он стал и говорить и писать наперекор общественному мнению, не упуская ни одного случая напасть на проект Барбикена. Он выступил с целым рядом горячих опровержений всех его частностей. А натура человека такова, что Барбикен был более чувствителен к нападкам одного этого человека, чем к симпатиям и шумным одобрениям всех остальных граждан Соединенных штатов.

Между тем ему отлично была известна причина вражды этого человека, так как она была давнего происхождения и носила личный характер. Он знал, что вражда, взаимная их вражда, зародилась из самолюбивого соперничества.

Однако председатель Пушечного клуба никогда не видел в глаза своего давнего ожесточенного недруга, и это — к счастью для обоих, потому что встреча их, наверное, повлекла бы за собою самые печальные последствия.

Этот соперник Барбикена был такой же ученый, как Барбикен, такая же гордая, смелая, горячая, упорная натура, — одним словом, такой же настоящий янки. Звали его капитан Николь, и жил он в Филадельфии.

Многие, вероятно, помнят, какое любопытное и горячее соперничество во время гражданской войны в Америке возникло между пушечным ядром и бронею военных кораблей: ядро призвано было пробивать всякую броню, а броня должна была с успехом противиться всякому ядру. Это, между прочим, повело к коренному преобразованию военного флота не только в Америке, но и в Европе. Ядро и броня объявили друг другу войну не на живот, а на смерть.

С беспримерной последовательностью ядро все увеличивалось, а броня все утолщалась. Известные военные суда американцев — «Мерримак», «Монитор», «Рэм-Тенесси», «Векгаузен» — метали огромные ядра в неприятельские суда, предварительно забронировавшись толстыми металлическими обшивками, а неприятельские суда, в свою очередь, отвечали им такими же любезностями.

Барбикен во время войны прославился как изобретатель и техник в отливке больших ядер, а капитан Николь — как изобретатель защиты от ядер, как мастер изготовления самой прочной брони. Барбикен день и ночь отливал в Балтиморе ядра, а Николь день и ночь ковал в Филадельфии брони. Каждый из них был занят мыслями и целями прямо противоположного направления.

Не успевал Барбикен придумать новый метательный снаряд, как Николь изготовлял уже новую обшивку, еще более толстую броню. Вся жизнь Барбикена имела целью пробивать насквозь броню своими ядрами, а вся жизнь капитана Николя — не допускать разрушений в броне. Отсюда и зародилось их страстное соперничество, которое скоро перешло в личную вражду.

Николь мерещился Барбикену даже во сне в виде непроницаемой брони, о которую Барбикен разбивался на мелкие куски, а Барбикен являлся Николю во сне в виде страшного снаряда, который его, Николя, пробивал насквозь.

Хотя оба ученые стремились по двум расходящимся линиям, они, наверное, когда-нибудь встретились бы, наперекор всем аксиомам геометрии, и тогда эта встреча кончилась бы дуэлью. Однако, к счастью для этих выдающихся граждан Соединенных штатов, их всегда отделяло расстояние в добрую сотню километров, и друзья так заботливо за ними следили, что и после войны Барбикен и Николь ни разу не имели возможности увидеть друг друга.

Никто не решился бы дать определенный ответ, кто из этих двух изобретателей превзошел другого, так гак результаты их деятельности не могли еще получить точную оценку. Казалось, однако, что в конце концов броня должна была уступить ядру.

Впрочем, очень многие сведущие люди сомневались еще в этом. В последний период войны цилиндро-конические снаряды Барбикена не могли пробить броню Николя; они лишь немного вонзались в нее, как булавки в воск. В тот день филадельфийский кузнец громко праздновал свою победу, которую считал окончательною. Николь не скупился тогда на презрительные выражения по адресу своего соперника, но скоро должен был признать, что слишком поторопился. Барбикен заменил свои цилиндро-конические снаряды простыми бомбами весом в 600 фунтов, и эти бомбы, несмотря на их малую начальную скорость, пробили и разнесли в куски самую толстую броню Николя, выкованную из лучшего металла.

Так обстояло дело, и победа, казалось, должна была остаться за ядром, но вдруг война кончилась, — и кончилась в тот самый день, когда Николь доделывал новую броню из наилучшей кованой стали. Это был шедевр своего рода, образцовое произведение оборонительного искусства. Капитан Николь перевез новую броню на Вашингтонский полигон и послал Барбикену предложение пробить ее, но Барбикен отказался ввиду прекращения военных действий.