Завещание чудака (илл. Эдуарда Риу) - Верн Жюль Габриэль - Страница 4
- Предыдущая
- 4/60
- Следующая
Пора сообщить, что покойный не имел ни семьи, ни прямого наследника — вообще никого из родных, кто имел бы право рассчитывать на его наследство. Поэтому умри он, не сделав никаких распоряжений, денежки и недвижимость перешли бы к федеральной республике, а она (все равно как и монархическое государство) не заставила бы себя долго просить. Впрочем, чтобы узнать последнюю волю покойного, достаточно отправиться на Шелдон-стрит, N 17, к нотариусу Торнброку.
— Господа, — сказал нотариус Торнброк делегатам от «Клуба чудаков» Джорджу Б. Хиггинботаму и Томасу Р. Карлейлю, — я ждал вашего визита, который считаю большой для себя честью…
— Это такая же честь и для нас, — ответили, раскланиваясь, оба члена клуба.
— Но, — прибавил нотариус, — прежде чем говорить о завещании, нужно заняться похоронами покойного.
— Мне кажется, — сказал председатель клуба Джордж Б. Хиггинботам, — что их нужно организовать с блеском, достойным нашего покойного коллеги.
— Необходимо строго следовать инструкциям моего клиента, содержащимся в этом конверте, — ответил нотариус, ломая печать конверта.
— Значит, похороны будут… — начал было второй делегат, Томас Карлейль.
— …торжественными и веселыми, господа, под аккомпанемент оркестра и певческой капеллы, при участии публики, которая не откажется, конечно, прокричать «ура» в честь Уильяма Гиппербона!
— Ничего другого я не ждал от члена нашего клуба, — проговорил председатель, наклоняя одобрительно голову. — Он не мог, конечно, допустить, чтобы его хоронили, как простого смертного.
— Поэтому, — продолжал господин Торнброк, — наш дорогой друг выразил желание, чтобы население Чикаго представляли на его похоронах шесть делегатов, избранных по жребию. Он давно задумал такой план и несколько месяцев назад собрал в одну большую урну фамилии всех жителей Чикаго обоих полов в возрасте от двадцати до шестидесяти лет. Вчера, согласно инструкции моего клиента, я в присутствии мэра города и его помощников произвел жеребьевку. Первым шести гражданам, чьи фамилии я вынул из урны, уже дали знать о воле покойного и пригласили занять места во главе похоронной процессии. Надеюсь, граждане не откажутся от возложенного на них долга…
— О, они, конечно, его исполнят, — воскликнул Томас Карлейль, — так как есть все основания думать, что будут хорошо вознаграждены.
— Возможно, — сказал нотариус, — со своей стороны я бы этому вовсе не удивился.
— А каким условиям должны отвечать лица, на которых выпал жребий? — пожелал узнать Джордж Хиггинботам.
— Только одному, — отвечал нотариус, — чтобы они были уроженцами и жителями Чикаго.
— А теперь, мистер Торнброк, — обратился к нему Карлейль, — когда же следует распечатать завещание?
— Спустя две недели после кончины.
— Только спустя две недели?
— Да, так указано в записке, приложенной к завещанию, следовательно, пятнадцатого апреля.
— Но почему такая отсрочка?
— Мой клиент желал, чтобы, прежде чем ознакомить публику с его последней волей, факт смерти был твердо установлен.
— Наш друг Гиппербон очень практичный человек, — заявил Джордж Б. Хиггинботам.
— Нельзя быть слишком практичным в таких серьезных обстоятельствах, — прибавил Карлейль.
Как только распространилась весть о смерти Уильяма Гиппербона, тотчас же стали известны и подробности: тридцатого марта после полудня почтенный член «Клуба чудаков» сидел с двумя коллегами за карточным столом и играл в благородную игру «гусек». Он успел сделать первый ход, получил девять очков, составленных из трех и шести (одно из самых удачных начал, так как это отсылало его сразу в пятьдесят шестую клетку). Внезапно лицо его багровеет, руки и ноги деревенеют. Хочет встать, но подняться не может, едва оторвавшись от стула, протягивает руки вперед, шатается и чуть не падает. Джон Ай. Дикинсон и Гарри Б. Андрьюс на руках несут его до дивана. Немедленно вызывают врача. Явились двое, которые и констатировали у Уильяма Гиппербона смерть от кровоизлияния в мозг. По их словам, все было кончено, а уж им-то можно верить: одному Богу известно, сколько смертей перевидали доктор Беригам с Кливленд-авеню и доктор Бюханен с Франклин-стрит!
Час спустя покойника перевезли в его особняк, куда моментально прибежал мистер Торнброк.
Легко можно представить, какая толпа журналистов и репортеров набросилась на нотариуса, когда стала известна воля покойного относительно похорон. Тут были репортеры газет «Чикаго трибюн», «Чикаго интер-ошен», «Чикаго инвинг джерналь», «Чикаго глоб», «Чикаго геральд», «Чикаго таймс», «Чикаго мейл», «Чикаго ивнинг пост», газет республиканских, консервативных, демократических, либеральных и газет независимой партии. Особняк на Ла-Салль-стрит полдня кишмя кишел народом. Собиратели новостей и поставщики отчетов о происшествиях старались вырвать «хлеб» друг у друга. Они вовсе не касались подробностей смерти Уильяма Дж. Гиппербона, неожиданно постигшей его в минуту, когда составилось роковое число девять. Нет! Всех интересовали те счастливчики, чьи карточки накануне были извлечены из урны.
Торнброк, слегка растерявшись вначале, быстро овладел положением и, будучи человеком исключительно практичным (как и большинство его соотечественников), предложил устроить аукцион. Газета, заплатившая за имена делегатов больше других, получает право первой их опубликовать, а вырученную сумму нотариус поделит между двумя городскими больницами. Наивысшую цену дала «Трибюн»: после горячего сражения с «Чикаго интер-ошен» она дошла до десяти тысяч долларов! В тот вечер радостно потирали руки администраторы больницы на Адамс-стрит, 237 и чикагского госпиталя «Для женщин и детей» на углу Адамс-стрит и Паулин-стрит. Зато какой успех выпал на долю солидной газеты и какой доход она получила от своего дополнительного тиража! Номер разослали во все пятьдесят штатов.
— Имена, — кричали продавцы газет, — имена счастливых смертных, выбранных жребием из всего населения Чикаго!
Нужно сказать, что газета «Трибюн» частенько прибегала к подобным смелым и шумным приемам. Да чего только не могла бы позволить себе эта хорошо информированная газета Диборна с Мадисон-стрит, бюджет которой составляет миллион долларов, а акции ее, стоившие вначале тысячу долларов, теперь стоят уже двадцать пять тысяч? Кроме сенсационного первоапрельского номера, во все концы республики Соединенных Штатов полетели листки специального выпуска «Трибюн» с фамилиями «шансеров», как окрестил народ шестерых избранников случая, вот они: Макс Реаль, Том Крабб, Герман Титбюри, Гарри Т. Кембэл, Лисси Вэг, Годж Уррикан.
Мы видим, что из этих шести лиц пять принадлежали сильному полу и одно — слабому, если только можно применить такой эпитет к американским женщинам. И все-таки общественная любознательность была не вполне удовлетворена, ибо газета не могла дать сведений о социальной принадлежности, занятиях, вкусах и привычках названных лиц. И вообще, карточки с именами всех чикагских граждан положили в урну еще несколько месяцев назад. Если никто из счастливцев за это время не умер, то могло же случиться, что кто-то из них покинул Америку. Разумеется любой житель Чикаго (хотя его никто об этом пока и не просил) готов занять место выбывшего возле самого катафалка! Да, они явятся туда — законные наследники покойного земляка и станут на пути у алчных вожделений государства!
Но три дня спустя все шестеро появились на крыльце особняка, и нотариус, удостоверившись в несомненной подлинности каждого, вложил им в руки концы гирлянд, украшавших колесницу. И какое их окружало любопытство! Какая зависть! Согласно воле Уильяма Дж. Гиппербона, всякий намек на траур был запрещен. Шестеро, узнав об этом из газет, оделись в праздничные платья. Их качество и фасон доказывали, что все они принадлежали к самым различным классам общества. В первом ряду встали Лисси Вэг (справа) и Макс Реаль (слева), во втором ряду Герман Титбюри (справа) и Годж Уррикан (слева), в третьем — Гарри Т. Кембэл (справа) и Том Крабб (слева).
- Предыдущая
- 4/60
- Следующая
