Завещание чудака (илл. Эдуарда Риу) - Верн Жюль Габриэль - Страница 33

• Предыдущая
• 33/60
• Следующая

Железные дороги пересекают штат по всем направлениям, проходя через богатейшие поля хлебных злаков, среди которых преобладает маис, через табачные плантации и виноградники, через зеленеющие долины и целые рощи деревьев изумительной красоты — акации, железного дерева, сахарного клена, черного тополя и платана, ствол которого имеет в окружности от тридцати до сорока футов. Его можно сравнить с гигантскими секвойями западных территорий. Нужно прибавить, скот является здесь предметом широкой торговли, мясо отправляют на заводы Чикаго, Омахи и Канзас-Сити (чем, между прочим, и объясняется значение конкурса, назначенного на тридцатое число).

Том Крабб доехал до границы штата Кентукки без приключений и без малейшего утомления. В дороге он не потерял в весе и имел прекрасный вид, и какое это будет торжество, когда он предстанет перед публикой в Спринг-Грове! На следующий день Джон Мильнер захотел пройтись по городу, но, разумеется, не в обществе своего компаньона. Уходя из гостиницы, он сказал Краббу:

— Ты ни в коем случае не должен выходить из комнаты.

Том Крабб вышел бы, если бы позволили. Но ему сказали не выходить, и он не выйдет.

— Если я долго не вернусь, — прибавил еще импресарио, — знай, что я отдал приказание и тебе не придется беспокоиться о питании.

Нет, Том Крабб не будет беспокоиться. Он будет терпеливо ждать возвращения своего тренера. Направившись к широкому креслу-качалке, он тяжело в него опустился и оцепенел в привычном бездействии.

Джон Мильнер спустился в контору гостиницы, заказал меню из самых питательных блюд, которые надлежало подать его воспитаннику, и по улицам Ковингтона направился к берегу реки Огайо. Переплыв ее на пароме и сойдя на правом берегу, он засунул руки в карманы и отправился бродить по торговому кварталу города.

Там царило значительное оживление, в чем Джон Мильнер не замедлил убедиться, пытаясь уловить несколько фраз, которыми обменивались прохожие. Он нисколько не сомневался в том, что все должны быть очень заинтересованы ожидаемым приездом второго партнера в матче Гиппербона. С этой целью импресарио переходил из одной улицы в другую, останавливаясь около оживленно разговаривавших групп перед магазинами и на площадях.

Джон Мильнер чувствовал себя весьма удовлетворенным, но ему хотелось узнать, до каких пределов дошло нетерпение общества, ожидавшего появления Тома Крабба в Цинциннати. Увидав почтенного Дика Вольгода, хозяина колбасной, в высоком цилиндре, в черном костюме и рабочем фартуке, стоявшего у дверей своей лавки, импресарио вошел в нее и спросил окорок ветчины (который он, конечно, мог всегда легко использовать). Не торгуясь, заплатил и проговорил, направляясь к дверям:

— Завтра ведь конкурс?

— Да… Интересная церемония, — ответил Дик Вольгод, — она сделает честь нашей округе.

— Будет, разумеется, большая толпа в Спринг-Грове? — спросил Джон Мильнер.

— Весь город там будет, сударь, — ответил Дик Вольгод тем вежливым тоном, каким говорит каждый серьезный колбасник с клиентом, только что купившим у него большой окорок. — Подумать только, такая выставка!

Джон Мильнер насторожился. У него положительно захватило дыхание… Как могли догадаться, что он намерен выставить Тома Крабба в Спринг-Грове? Но он только сказал:

— Значит… не боятся опозданий, которые всегда могут произойти?

— Ни в коем случае…

В лавку вошел новый покупатель, и Джон Мильнер вышел на улицу, слегка озадаченный. Он не сделал еще и ста шагов, когда на углу пятой улицы внезапно остановился, совершенно пораженный, поднял руки к небу и выронил окорок на тротуар.

Там, на стене углового дома, виднелась афиша, на которой красовались написанные большими буквами слова:

Это переходило все границы. Как?! Пребывание Тома Крабба в Цинциннати всем известно?! И стало быть, не боятся, что чемпион Нового Света опоздает к назначенному сроку?! Безусловно, очень трудно — скажем даже, невозможно — знаменитому человеку избежать всех неудобств, связанных с его славой. Приходилось навсегда отказаться от мысли набросить на плечи Тома Крабба покрывало строгого инкогнито.

Другие афиши были еще более красноречивы и, не ограничиваясь одним извещением о его приезде, прибавляли, что он приехал из Техаса и будет фигурировать на конкурсе в Спринг-Грове.

— Нет, это уж слишком!… — вскричал Джон Мильнер. — Я ведь никому слова об этом не сказал!… Может быть, только… когда-нибудь говорил сам с собой в присутствии Крабба, и Крабб, который вообще никогда ничего не говорит, дорогой разболтал… Ничем другим объяснить это невозможно!

Придя в гостиницу ко второму завтраку, Джон Мильнер решил ничем не выказывать своего неудовольствия Тому. А на следующее утро в восемь часов оба они отправились к реке и, перейдя висячий мост, стали подниматься вверх по городским улицам.

Национальный конкурс скота происходил в его северо-западной части, в Спринг-Грове. Туда уже массами стекалась публика, которая (что не ускользнуло от Джона Мильнера) не проявляла никаких признаков волнения и беспокойства. Со всех сторон спешили веселые и шумные группы людей, любопытство которых — они это знали, — должно быть вскоре удовлетворено. Джон Мильнер начинал опасаться, что еще до появления в Спринг-Грове Том Крабб будет узнан по своему исключительному росту и дородности.

К девяти часам они дошли до Спринг-Грова. Место, где происходил конкурс, было уже битком набито зрителями. К шуму, производимому людьми, присоединялись мычание, блеяние и ворчание животных. Там были собраны великолепные представители овец и свиней самых лучших пород, а также молочных коров и быков. Более четырехсот тысяч таких экземпляров Америка ежегодно высылает в Англию. Рядом с известнейшими скотоводами восседали и «короли рогатого скота», пользующиеся почетом наряду с наиболее уважаемыми гражданами Соединенных Штатов. В центре помещалась эстрада, на которой будут выставляться конкурсанты.

В эту минуту Джону Мильнеру пришла в голову блестящая мысль растолкать толпу, устремиться к эстраде, ввести на нее своего спутника и громко крикнуть:

«Вот Том Крабб, чемпион Нового Света, второй партнер матча Гиппербона!»

Какое громадное впечатление произведет неожиданное появление героя дня на эстраде перед взволнованной публикой!

Двигая спортсмена вперед, он растолкал ряды зрителей и собрался уже вскочить на эстраду… Но места там не оказалось, оно было занято… И кем?! Свиньей, громаднейшей свиньей, колоссальным продуктом двух американских пород- «полэнтчайн» и «редджерси», трехлетней свиньей, проданной за двести пятьдесят долларов, еще когда она весила тысячу триста двадцать фунтов. Совершенно феноменальной свиньей, длиной около восьми футов, а высотой около четырех, причем окружность ее шеи равнялась шести футам, корпуса — семи с половиной, вес же ее (в данный момент) составлял тысячу девятьсот пятьдесят четыре фунта! Вот этот-то образец семейства «суилльенн» и был привезен из Техаса!… О его приезде кричали все афиши Цинциннати, и его привел на эстраду при громких рукоплесканиях счастливый владелец!

Так вот перед какой новой звездой померкла звезда Тома Крабба!

Сраженный такой неожиданностью, Джон Мильнер остановился, затем, сделав знак Тому Краббу следовать за ним, отправился обратно в отель, выбирая самые пустынные улицы. И если когда-нибудь городу Цинциннати представлялся случай вернуть себе название Поркополиса, которое у него отнял Чикаго, то это было именно тридцатого мая 1897 года!

Получена от мистера Германа Титбюри из Чикаго сумма в триста долларов — уплата штрафа, к которому он был приговорен судом 14-го числа текущего месяца за нарушение закона, касающегося спиртных напитков.

Кале, штат Мэн, 19 мая 1897 года. Секретарь Вальтер Фик.

• Предыдущая
• 33/60
• Следующая