Солнца Скорпиона - Балмер Генри Кеннет - Страница 32

• Предыдущая
• 32/51
• Следующая

Ну, а разве он был не прав?

Я встал.

Бенг-Киши лязгали теперь чуть менее нестройно.

— Ну, теперь вы добились своего, — бросил я. — Но если эти магдагские дьяволы выяснят, кто я такой, то вас изжарят на медленном огне, постругают на щепки и скормят чанкам.

Воманусу, похоже, сделалось дурно. Упоминание о чанках, акулах крегенских морей, заставило меня снова вспомнить о Нате и Золте.

— Мы видели, как они гребли к берегу на баркасе, — сглотнув, сказал Воманус.

— Либо они утонули, либо спаслись, — откликнулся Тару. — Не важно. Эти люди ничего не значат.

Он зря сказал это мне, их товарищу по веслу.

Я протиснулся мимо него и, нагнув голову, вышел на палубу. Мы огибали остров с подветренной стороны; там горели костры бдительной вахты. Над нами горели звезды образуя те сложные узоры какие умеют читать и понимать лахвийские чародеи — во всяком случае, по их утверждениям. Прохладный ветерок шевелил листья деревьев на берегу. На юте стояли часовые, и я увидел, как при движении блеснуло золото на одежде офицера. Только две меньших луны взошли над горизонтом, да и те скоро должны были исчезнуть в своей беспорядочной гонке вокруг планеты.

Меня тошнило от одной мысли о разговоре с магдагцами. Я жадно смотрел на берег. Наверно Нат и Золта находились там, ожидая нападения. Но какой шанс имели мы трое против команды свифтера? Я знал, что если нырну за борт, меня тут же оперят стрелами, но решил рискнуть. Вот сейчас нырну и поплыву к острову, и к дьяволу чанков. Если бы мне требовалось пройти по всей куршее и попытаться спрыгнуть на берег, меня бы остановили. Я знал обычаи капитанов, не только санурказзских, но и магдагских. И представлял, как поступил бы, на месте капитана этого свифтера.

Ко мне присоединился Воманус, а потом — магдагский хикдар, у которого, как выяснилось, мы и забрали каюту. Впрочем, он похоже был не в обиде. Я извинился и снова спустился в каюту. Вонь, исходящая от рабов, их непрестанные и адские стенания, лязг кандалов и оков вызывали у меня раздражение.

Теперь, оглядываясь на те дни, я считаю, что не потерял выдержки. Бывали в моей жизни моменты, когда сторонний наблюдатель счел бы мои действия отдающими трусостью. Я конечно не считаю нужным отчитываться за свои действия перед кем бы то ни было — кроме Делии. Если я позволю себя убить, Делия останется одна, а я все больше проникался уверенностью, что в грядущие дни мне стоит быть рядом с ней. Где-то рядом, неумолимо и невероятно хитроумно действовали могучие силы…

Мы плыли, следуя за восходящим солнцем, на запад.

Новости, которые я узнал, не порадовали меня. На Паттелонию, один из проконских городов, где вэллийцы оставили аэробот, совершили набег, и оставили город объятым пламенем. Санурказзцы потерпели поражение. Этот свифтер, «Государыня Гарлеса», типа пять-пять сто двадцать, получил некоторые повреждения и потерял нескольких гребцов. Поэтому ему доверили отвезти депеши для магдагского адмиралтейства, а ловкий захват старого широкопалубного торгового корабля на котором мы плыли, был не более чем приятным побочным лакомым кусочком. Тару, склоняясь перед неизбежным, согласился, чтобы нас отвезли в Магдаг. Без аэробота путешествие через Стратемск и враждебные земли к Порт-Таветусу, где мы могли найти корабль до Вэллии, было невозможным. Следовательно, нам оставалось только отправиться в Магдаг и ждать корабля из Вэллии, который, как говорил Тару, должен был прибыть довольно скоро.

У меня сложилось впечатление, что Тару, ков он там или нет, был донельзя рад, что ему не придется лететь через Стратемск и те утомительно широкие враждебные территории, которые отделяли его от портового города вэллийской империи. Эта мысль заставила меня затрепетать. Я признал нечто такое, о чем не позволял себе даже думать с той минуты, когда вывалился, голый и отчаявшийся, на пляж португальского побережья.

Я испытывал глубокое чувство благодарности. Моя Делия по-прежнему любит меня! Как часто я едва не приходил к мысли, что она меня забыла! Я знал, каким никчемным я был, как приводил в смятение и разочаровывал её во время наших коротких встреч. Но она не забыла меня. Она бросила все силы своей империи, единственного важного участка суши на этой планете находящегося под властью единого правительства, чтобы разыскать меня и привезти домой, к ней. Но в своей гордости я испытывал также и странного рода смирение. Каким же я был самодовольным, каким занесшимся в своих амбициях, каким комичным в своих стремлениях!

Приказ Делии заставил этого сурового, гордого вельможу, кова Винделки, разыскивать меня и совершить ради этого перелет над неисследованными царствами дикарей и мифических созданий, и рисковать головой, которую он, ручаюсь, считал второй по важности в мире. К тому времени я уже вполне раскусил его. Это был слуга королю. Или в данном случае — слуга императору. В нем крепко засело одержимое стремление служить повелителю Вэллии, что распространялось и на дочь правителя и, faute de mieux[34], на её жениха, какие б там презрение и неприязнь не испытывал он к её избраннику.

Будь я суетным человеком, гордецом в худшем смысле этого слова, как бы я веселился и пыжился!

А так, и прошу поверить мне в этом, я испытывал только желание пасть на колени и возблагодарить бога моего детства — а также, на всякий случай, подкинуть пару добрых слов божеству красного солнца Зару. При этой комически непочтительной мысли я понял, что вновь обретаю свое прежнее «я».

Хотя медицина, в частности хирургия и наука ухода за больными, находилась здесь в куда более развитом состоянии, нежели то к какому я привык на Земле, крегенские лекари это такая компания, с которой лучше не связываться. Что касается последних достижений земной медицины и хирургии, таким, к примеру, как пересадка сердца, — то они и тогда и ныне даже близко не подошли к такому. Правда, при помощи лекарств, составленных из трав, они достигали чудес исцеления, а их технику иглоукалывания я считаю настоящим чудом. При проколотых иглами мочках ушей или перепонках между большим и указательным пальцем пациент, подвергавшийся серьезной операции, при вскрытой черепной коробке или внутренностях, мог поддерживать остроумный разговор с хирургом, а то и жевать палины, и ничего страшного для него в этом не было. Признаться, когда я впервые оказался свидетелем подобной сцены, я сразу вспомнил наши привычные кубрики, заляпанные кровью фартуки корабельных хирургов, пилы и кипящую в тазах смолу.

Поэтому я не испытывал ни малейшего желания обратиться к врачу, когда то нетерпеливое стремление отправиться в Вэллию приводило меня в лихорадочное состояние. После крещения в священном бассейне на реке Зелф в далекой Афразое я не болел ни дня. И не собирался теперь.

Как вы легко можете себе представить, прибытие в Магдаг оказалось для меня, бывшего магдагского галерного раба, дезориентирующим испытанием.

Первым впечатлением были стены, которые показались мне не такими высокими, как я их помнил. Похоже, дело было в следующем. Находясь на низком надводном борту, необходимом для хорошей галеры, я смотрел на них с куда более низкой точки, чем сейчас, когда я стоял на юте.

Магдаг тяжело вздымал в ярком свете солнц свои каменные громады. В воздухе с криком кружили чайки, но мне в силу всей моей крозарской подготовки их голоса казались карканьем магоки по сравнению с мелодичными звуками, которые издавали чайки в порту Санурказза. На ветру реяли флаги и знамена. Свет двух солнц смешивался на водной глади. «Государыня Гарлеса» ровно скользила вдоль внешнего волнолома, мимо ощетинившихся вартерами фортов, мимо внутреннего волнолома с фортами, где всегда стояла Священная Гвардия, пять дней недели состоящая из чуликов, а на шестой — из горячих молодых магдагских аристократов, готовых выплеснуть свой якобы боевой пыл на любого слабого и не способного к сопротивлению. Рыбаки часто возвращались домой с разбитыми головами и продырявленными да порубленными корзинами из-под рыбы — молодые аристократы развлекались, упражняясь таким образом во владении мечом.

• Предыдущая
• 32/51
• Следующая