О смелых и отважных. Повести - Млодик Аркадий Маркович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/88
• Следующая

— Иди на пост! — тихо сказал Глеб-старший.

— А это? — спросил Архип, протянув руку с салом.

Глеб-старший брезгливо попятился и выкрикнул, точно резанул железом по железу:

— Бр-рось!

Архип швырнул сало в сторону и пошел прочь. Бойцы расступились.

— Дядя Архип! А винтовку! — крикнул Глебка.

Архип вернулся, взял винтовку, загнал патрон, посмотрел каждому в глаза и, не увидя в них ни злобы, на упрека, всхлипнул вдруг, горестно махнул рукой и пошел на свой пост.

По приказу комиссара бойцы заняли круговую оборону. В теплушках не осталось ни одного человека.

Все залегли у колес. Только четверо часовых мерно ходили вокруг вагонов.

Глеб-старший и Глебка заняли позицию под передней теплушкой. Комиссар все еще надеялся, что вот-вот вернется паровоз. Но молчали рельсы. Молчала ночь. Беззвучно падал снег. Причудливые белые шапки выросли на деревьях и пригибали сучья к земле. Стояла тягостная удручающая тишина.

— Батя! — шепнул Глебка. — Как же он поверил?

— Кто?

— Да Архип!

— Вот так и поверил…

— Я никому верить не буду! — заявил Глебка.

— Верить надо! — твердо сказал отец. — Без веры в людей не проживешь!

— Вот и получится, как с Архипом!

— Сказать тебе честно? — спросил отец.

— Ну?

— Лучше один раз на контре обжечься, чем держать всех людей на подозрении!

Заскрипел снег. К теплушке подошел Архип, нагнулся, спросил:

— Глеб Прохорыч! Разреши в лес податься… Почудилось — словно ржа лошадиная…

— Сходи… Далеко не забредай — по опушке! — разрешил комиссар.

Архип с винтовкой наперевес спустился с насыпи и скрылся за первыми деревьями. А через несколько минут один за другим ударили два выстрела. В ответ грянуло сразу несколько винтовок. И опять замер лес.

Комиссар не подал никакой команды — все и так выло ясно. Он только шевельнул губами, прощаясь с Архипом. Глебка почувствовал на щеках горячие дорожки слез. Но плакать было не время. Даже он понимал, что надвигается беда и нет возможности предотвратить ее.

Бойцы замерли, выставив вперед винтовки. Самым обидным было то, что приходилось просто лежать и ждать. Бежать, бросив теплушки с хлебом?… Об этом не думал никто… Стрелять? Но куда, в кого?… Вокруг — неподвижный лес. А где-то там, за стволами, ползет невидимый пока враг… Уже скорей бы! Лучше бой, чем это мучительное ожиданье.

Из леса долетело громкое, чуть смягченное расстоянием:

— Ого-о-онь!

И грянул залп.

Первое, что увидел и запомнил Глебка, — это желтые огоньки под деревьями и еловые лапы, которые стряхнули с себя снежные шапки и угрожающе покачивались вверх и вниз.

Дружно заговорили винтовки продотрядовцев. Глеб-старший, раненный с первого же залпа в левую руку, палил из маузера по высыпавшим из леса темным фигурам. А огоньки выстрелов переметнулись и на другую сторону железной дороги. По теплушкам стреляли с двух сторон. Бандиты быстро приближались короткими перебежками, стремясь поскорее миновать открытое пространство.

Василий лежал у колеса и кусал себе пальцы. Он не мог стрелять: заплывший правый глаз ничего не видел, а перекинуть винтовку к левому плечу Василий не догадался. И теперь ему казалось, что из-за его проклятого глаза погибнет весь отряд. В отчаянье приподнялся Василий на руках и звонко крикнул:

— Пулеме-е-ет!… Не стрелять!… Подпустить бли-и-иже!…

Его высокий голос эхом отдался в лесу. Бандиты попадали в снег, ожидая шквального пулеметного огня. Отдельные черные фигуры ползли назад. Выстрелы стали реже.

Глеб-старший огляделся. Он понимал всю отчаянность положения отряда. Несколько бойцов было уже убито. Под средней теплушкой стонал раненый кашевар. Наскоро перевязав ему голову, Митрич пополз к комиссару.

Бандиты опять усилили огонь. Пули чаще зацокали по колесам и рельсам. Полетели щепки. Снег фонтанчиками вскидывался вокруг теплушек.

Но Митрич дополз до комиссара.

— Не отбиться! — сказал он. — Спускай тормоза!… Поленья вышибай! Пое…

Он не договорил — ткнулся подбородком в шпалу. Глебка с ужасом смотрел на его медленно опускающиеся веки и обмякнувшую щетину рыжих, когда-то сердитых усов.

— Василь! — крикнул Глеб-старший, перезаряжая маузер.

Где-то под вагонами мелькнула тень — Василий на четвереньках бросился к комиссару.

А Глеб-старший подтянул к себе винтовку Митрича, маузер сунул Глебке.

— Стреляй!

Прежде чем Василий добрался до комиссара, Глебка успел выстрелить два раза.

— Дуй в хвост! — приказал Василию Глеб-старший. — Кто жив — предупреди: сейчас поедем!… И хоть умри, а тормоз отпусти!

Тут только догадался Глебка, какую мысль подал Митрич отцу.

— Глебка! — позвал комиссар. — Держи мандат на случай… И марш в теплушку!

— А ты?

— Марш, говорю!

Глебка вскочил, перепрыгнул через рельсу, и его ноги мелькнули в воздухе — он влез в вагон. А Глеб-старший, преодолевая боль раненой руки, дополз до передних колес и выбил прикладом осиновые плахи. Скрипнула неисправная букса. Теплушки плавно двинулись с места. «Молодец, Васька! Успел!» — подумал комиссар и крикнул всей грудью:

— По ваго-о-нам!

Никто не выскочил из-под теплушек, потому что не кому было выполнить команду комиссара. Он один перевалился через рельсу и привстал, чтобы впрыгнуть в открытую дверь переднего вагона, медленно проплывавшего мимо. Но вторая пуля кусанула Глеба Прохорова куда-то в бок. Он рухнул на колени, чувствуя, как слабеет тело.

В такой позе и увидел комиссара Василий, когда задняя тормозная площадка поравнялась с этим местом. Спрыгнул Василий на насыпь, подхватил Глеба Прохорова под руки, хотел вместе с ним влезть обратно на площадку, но и его настигла пуля. Вместе упали они поперек рельсы.

Комиссар приподнял голову и посмотрел вслед катившимся под уклон теплушкам. И увидел он, что один из бандитов успел взбежать на насыпь и уцепился за поручни задней площадки. Глеб-старший нашарил рукой винтовку и вложил в последний выстрел остатки уходящих сил.

Шапка слетела с головы бандита и упала на площадку, а сам он покатился под откос.

Теплушки набирали скорость. Сердито повизгивала сгоревшая букса. Сзади неслись яростные крики бандитов. Гремели частые беспорядочные выстрелы. Пули дырявили деревянную обшивку вагонов. А Глебка неподвижно лежал на полу в метре от раскрытой двери и, выставив маузер, не мигая смотрел перед собой. Он слышал команду отца «По вагонам!», ждал, что кто-нибудь из бойцов покажется в дверях, и боялся, как бы с перепугу не выстрелить в своего.

Но никто не появился в дверном проеме. В средний вагон попрыгали!» — подумал Глебка и, прислушиваясь к отдаляющимся выстрелам, шептал:

— Скорей! Скорей! Скорей!…

Это он просил теплушки бежать побыстрее. Понимал он, что в скорости единственное спасение. Спасение не для него, Глебки. О себе он как-то не думал совсем. Спасение отцу, Василию и всем, кто еще не был убит, «А Архипа-то нет! — вспомнил он. — И Митрича!…»

Глебка вскочил на ноги, размял занемевшие на рукоятке маузера пальцы и крадучись подошел к двери. Мимо сплошной стеной проносился лес, сказочно убранный снегом, дремлющий и коварный.

Не было слышно стрельбы и криков. Дробно стучали колеса да пронзительно верещала букса. Глебка высунул голову за дверь, посмотрел на две задние теплушки и крикнул:

— Ба-атя-а!

Никто не откликнулся. Сердце у Глебки сжалось.

— Васи-и-иль! — крикнул он.

И опять лишь дробный перестук колес и посвист ветра, Глебка похолодел от недоброго предчувствия. Крикнул он и в третий раз, но не потому, что надеялся докричаться, а от отчаянья.

— Ба-ать!… Васи-иль!…

Ни из средней теплушки, ни с задней площадки последнего вагона никто не показался и не ответил. Мысли о том, что все погибли, не пришла Глебке в голову. А вернее, он всеми правдами и неправдами отгонял ее от себя.

• Предыдущая
• 12/88
• Следующая